- Нисколько, - я, с кивка хозяйки комнат, опустилась на кушетку подле нее и заметила, что на столике рядом красовались какие-то изящные большие шкатулки на резных ножках, с крышками, украшенными резными же волками. – Ваши пожелания приятны моему сердцу, герцогиня. Да будут Ильдаран и Диада всегда милостивы к вам и вашим близким.
- Ох, как же вы милы, - растаяла самирка окончательно. – Право, я так сожалею, что вы провели у нас столь немного времени и я не имела счастья познакомиться с вами ближе. Однако же, смею надеяться, вы, как наша будущая родственница, в скором времени вновь почтите визитом мой скромный дом. – Я нахмурилась было и открыла рот, чтобы уточнить, не ослышалась ли я, но женщина продолжала тараторить, не давая и слова вставить. – Мой сын всегда был очень скрытным, признаться, для меня это оказалось огромной неожиданностью, хотя, вероятно, он опасался, что я не приму девушку иной расы. Но я не столь склонна к предрассудкам и чистота крови весьма сомнительная привилегия. А вы так восхитительно подходите моему мальчику… - смысл этих речей начал понемногу до меня доходить, и в голове заметался шок, смешанный с попытками сформулировать возражения потактичнее, когда леди прищелкнула пальцами и одна из шкатулок со стуком открылась. И взору предстали золотые с изумрудами и рубинами браслеты, какие-то запонки, цепи, серьги, кольца… Фибулы и булавки. Алое покрывало, все изукрашенное золотыми нитями, крошечные сафьяновые башмачки, видимо, для младенческих ножек, и еще одной Диаде было ведомо что. А матушка Гранд-Мастера Фэрта, не замечая моего вытянувшегося лица, утратившего всю старательно приобретенную околосамирскую невозмутимость, продолжала щебетать, доставая эти самые башмачки, вышитые все той же золотистой нитью:
- Как же я давно не видела их на детских ножках, мой Бэнни так давно вырос, - в уголках ее глаз предательски заблестела влага. – Он был таким очаровательным малюткой, донимал меня вопросами, был ужасно непослушным… Надеюсь, вы скоро порадуете меня таким же очаровательным крошкой. Знаете, это такая радость… Я теперь очень жалею, что Диада осчастливила меня только одним сыном, - окончательно прослезившаяся женщина крепко обняла сбитую с толку меня, - Алеандра, девочка, как же я рада, что ты появилась в жизни моего… Бэнджамин очень хороший, поверь, но иногда с ним будет непросто. И помни, я всегда буду на твоей стороне, милая. Ох, к слову, - она всучила мне башмачки и кивнула на шкатулку. – Это наши семейные свадебные драгоценности, но большую их часть надевает жених, не бойся, вся эта тяжесть не для тебя. Для тебя ножные браслеты, ожерелье, но его закажет Бэнни специально, оно у каждой женщины свое, и вот это покрывало. Ты снимешь его только, - щеки ее, к моему удивлению, потемнели от прилившей к ним крови. – Только когда вы останетесь наедине впервые после свадьбы. Не бойся, это совсем не страшно, и ведь ты Целитель, ты об этом уже слышала. Я знаю, ты очень скромная девочка, но, уверяю тебя, не стоит опасаться. Я перед своим венчанием была в ужасе, мне казалось, все будет страшно… - меня снова сгребли в охапку тонкие сильные руки. – Оно будет тебе к лицу, ты будешь так красива, что Бэнджамин снова в тебя влюбится…
- Но… - наконец-то она остановилась, чтобы перевести дух, и я воспользовалась паузой. – Герцогиня Фэрт, я опасаюсь, вы неверно что-то поняли. Я не выхожу за Бэнджамина замуж, и мы не намерены венчаться. Я только его друг, и он был очень любезен и пригласил меня посетить ваше поместье. Не более того…
- Неужели… - женщина осеклась и некоторое время молчала, часто моргая, и опустила руки. – Как же неловко вышло, - пробормотала герцогиня, - миледи Алеандра, но… Просто Бэнджамин о вас так хорошо писал, и вдруг оповестил меня, что вы прибудете с ним. И здесь мне показалось, что вы очень ладите. Я подумала, что вы хотели познакомиться со мной, прежде чем оглашать помолвку. – Она виновато улыбнулась. – Это моя оплошность, принцесса, право. Я очень давно мечтаю, чтобы мой сын все же встретил свою нареченную, и когда я увидела вас вместе, я подумала, что вы были бы для Бэнджамина прекрасной супругой. Вы ведь, кажется, весьма дружны?
- Но не более того. Герцог восхитительно умен, образован, проявил большое участие в моей жизни, когда я только прибыла сюда, и, признаться, я искренне рада праву называть его своим другом, но мы никогда не думали о большем, - отозвалась я, понимая, что истинная причина того, почему мой никтоварилианский друг не имел ни жены, ни даже невесты, была неведома его родительнице. – Мне жаль, что мы дали вам повод испытывать неловкость и огорчение, но я не думаю, что было бы уместно с моей стороны оставить вас в заблуждении.
- Вы поступили верно, - кивнула герцогиня Фэрт, сумев вернуть себе обычное для ее народа спокойствие. – Однако я удивлена, буду откровенна, вы действительно произвели впечатление совершенно иное, я никогда не видела прежде, чтобы сын достигал с кем-либо такого понимания, исключая, быть может, Карру и государя, - она покачала головой. – Право, вы обескуражили меня, - самирка забрала наконец у меня обувь, и с легким сожалением на нее взглянула. – Знаете, эти башмачки заказал Энеган, мой супруг, когда мы узнали, что ждем первенца. Мы были женаты уже три года, когда Бэнджамин появился на свет, и тогда мы были юны… Бэнджамину было уже лет семь, когда мы стали осознавать, что наш брак оказался не совсем счастливым, мы были очень разными, мне было трудно принять, что Энегана почти никогда не было дома, он часто уезжал, всегда то тренировки, то смена, то парады, - она совсем по-человечески грустно улыбнулась, убирая все обратно в шкатулки. – Наши родители договорились о нашем браке, когда мы еще были почти детьми, и для нас это выглядело единственно верным, правильным, мы даже убедили себя и друг друга, что влюблены. И делали вид, что счастливы, хотели, чтобы у мальчика было беззаботное детство. Я не виню ни Анжари, ни Энегана, - тонкие пальцы опустились на мое плечо. – Теперь не виню. Он правильно поступил, не став никого обманывать, он отдал все сыну, и просто ушел, и я поступила очень некрасиво, ведомая напрасной злостью.
- Для вас это был удар, - я мягко сжала ее руку в своей, убирая от плеча, ненавязчиво, но решительно. – Для любой женщины болезненно, когда муж вдруг находит себе другую жену. К тому же вы уже много лет прожили вместе, вам, конечно, было трудно.
- А пострадал в том числе и сын, - повела она плечами. – Я ведь именно тогда забрала его из Школы магии, и отправила в Саммирс, и он прожил там почти десяток лет. И запретила мужу его навещать. Больше они и не встречались, а я и вовсе вот уже более двадцати лет почти всегда одна. Я не виню сына, у него есть право сердиться на меня, и я понимаю, что более не стоит мне лезть в его жизнь, он взрослый, очень умный, я горжусь им. И даже если вы просто его друг, я очень рада этому – вы хороший человек. Я мало знаю вас, но то, что я видела, говорит мне, что вы достойная женщина.
- Он вас любит, - я бросила взгляд на резную дверь, на красивые воздушные занавеси на окнах, на свечи в изящных светильниках, витой резьбы, на низкие кушетки и диванчики, на полки с книгами и вазами, и пожалела, что мне придется через пару часов оставить уютный дом, столь радушный и спокойный, и вернуться туда, где все вновь напомнит, от чего я сбежала. – Он мне о вас рассказывал, и много хорошего. Пожалуй, только одно вносит раздор между вами, сейчас.
- Элиа, - кивнула женщина. – Да, мне было трудно принять, что он стал опекать ее, хотя сейчас я и это понемногу принимаю. Она ведь, по сути, неплохая девушка, я о ней слышала много хорошего. И, как и Бэнджамин, она все еще одинока. Видимо, такой у них семейный рок, - эти слова окончательно подтвердили, да, впрочем, и Бэнни еще в столице дал мне это понять, что об истинной природе их одиночества и продолжавшейся жизни в одних покоях герцогине было неизвестно. Однако мы лишь мирно простились, я получила приглашение в скорейшем времени снова навестить добродушную самирку, и немного отдохнуть душой в ее доме, и пришлось-таки ехать обратно.
