- В этом мы с тобой похожи, - усмехнулся он, вновь потрепав мои распущенные волосы. А мне вдруг вспомнились наши шутливые соревнования по кайджи-найзэ, незадолго до событий с харром, как оказалось, приведенным членами Особого Отряда, что порядком потрясло моего друга. Элиа, развеселившись, сдернула тогда с его волос ленту, и, наслышавшись о самирах, я ожидала, что Жами это разъярит. Однако он только улыбался… Тысяча мелочей, которые я видела, будучи близким другом семьи Фэрт, говорили о том, какие чувства царили между ними. Улыбки, взгляды, то, как Бэнджамин ухаживал за девушкой, когда мы все выбирались в свет… Казалось бы, только дружеские жесты внимания, если не знать, что они на самом деле… - Я тоже люблю тишину, покой, еще со Школы. Там они редко выпадали. К слову, - всполошился он. – Фаррух тебя не напугал? Я сперва не подумал, что ты не видела салма, а женщин у нас в поместье мало, в основном работают мужчины.
- Нет, - покачала я головой. – А как он разговаривает, как Дорр? У него…
- Салмы разговаривают так же, как мы. Фаррух перевертыш, он может скопировать облик каждого человека, которого хотя бы раз хорошенько разглядел, и даже голос подделать. Собственно, он этим и промышлял, в Дариане на рынке притворялся хорошенькими девицами и обкрадывал зазевавшихся мужчин. А одного, с голодухи, съел, салмы вообще едят мясо, чаще всего. Вот во время зачистки рынков и площадей от такой живности мы его и словили, а дорога одна – либо на тот свет, либо кто-то из ребят сжалится и к себе возьмет. У многих в Отряде своя живность имеется. У Карру тоже салм, только он его к родителям отвез.
- Отец Карру ведь тоже работал в отряде? – уточнила я.
- Да, у нас у многих это семейное дело, мой тоже до одного случая был из Особых, - фыркнул Бэнджамин. – У меня еще пара зверят есть, не столь очеловеченных, но они в основных владениях. А Фаррух вот, сначала у нас с Эль пару дней пожил, но в покоях втроем тесновато было, а потом я его матери привез. И присмотрит, и ей он понравился, он забавный, хотя и прохиндей тот еще.
- Я думала, у тебя тут все более очеловечено, - не выдержала я, когда взгляд упал на идеально ровный розоватый камешек на берегу пруда. До невозможности все правильное, даже как-то неловко становилось.
- Я предупреждал, что даже во дворце живу как у нас принято, - ущипнули меня под ребра тонкие пальцы. – Уверена, что ничего не хочешь рассказать? – взгляд снова посерьезнел, и я, отведя глаза и приобняв мужчину, покачала головой в знак отрицания. Рассказать, что на самом деле я сбежала от своих мыслей о некоторых чувствах, было для меня слишком сложной задачей. Я не должна была и не могла влюбляться в этого человека, и знать никому не следовало… Даже тому, с кем я столь для самой себя неожиданно поехала отдыхать, понимая, что лучшей компании, за отсутствием Дорра, найти не могла…
Мы провели в поместье герцога Фэрта четыре дня против намеченных сперва двух, и дни эти были наполнены тишиной, покоем и уютом, когда не нужно было ни о чем думать, никуда идти, и можно было сполна наслаждаться сладкими ароматами и яркими красками имения, цветочным садом, фруктами, выращенными на землях семейства моих друзей, мягкими перинами кровати, одной из самых богатых домашних библиотек, что я успела увидеть в Дариане – целый ярус, под первым этажом, был отведен на библиотеку и небольшой, уютный кабинетик, и стеллажи ломились от книг, написанных на верхне-арракском, на самирском, на наанаке, на фаргаре… На каких-то менее знакомых мне языках.
Вечера мы втроем проводили за книгами и беседами, при которых я с нараставшим восхищением отмечала, что герцогиня оказалась женщиной не только восхитительно тактичной, но и очень умной, за осмотром многочисленных коллекций семьи, которые собирали еще далекие предки, вплоть до дедушки Бэнджамина, его отца, увлекавшегося метательным оружием, но оставившего все сыну. Как оказалось, действительно все, все свои коллекции, завод в Саммирсе, мельницы в Милэсайне, в основном герцогстве, дома, сбережения…
И только теперь, увидев роскошь отделки поместья и обычный рацион его обитателей, где каждая трапеза была не только обильна, но и состояла из продуктов весьма дорогих, я осознала и еще одно – мой друг, всегда удивительно скромный, живущий во дворце, одевавшийся неброско и внешне никоим образом не выпячивавший этого, был довольно-таки богат. И оплачивать за всех нас походы в театр и музеи, дарить мне и остальным друзьям недешевые подарки, активно, хотя и весьма тихо, помогать сиротским домам столицы и Империи, приютам при храмах, пострадавшим от пожаров, наводнений и прочего, было для него не столь затруднительно, как мне казалось. Вот только узнала я о его благотворительной деятельности случайно, столкнувшись однажды при этих самых пожертвованиях прямо в Сиротском Доме и услышав, что уважаемый герцог – один из самых щедрых благодетелей приюта…
А днем мы гуляли, болтали о каких-то пустяках, интересах, прошлых деньках – об учебе, о Саммирсе, о моей недолгой работе в Королевском Совете Магов Великого Рокканда, где роль моя сводилась к помощи чародеям более опытным – в поиске одаренных детей да запугивании колдунов и знахарей, о мечтах на будущее, Бэнни учил меня самирскому… И мысли, приведшие меня в это уединенное тихое местечко, растворились где-то в глубине, до поры, уступив удивительному ощущению легкости, тепла, уюта, которое когда-то бесконечно давно, в самом начале наших отношений, я испытывала в обществе Алкира.
Простое понимание, что-то духовно общее, когда даже молчание иногда оказывалось лучше слов, когда можно было просто смотреть на водную гладь, положив голову на жилистое твердое плечо под атласными рубашками, и это не казалось неправильным. И воспоминания о жизни, оставленной за Нерушимой, не уходили, но сменялись на приятные. Ведь не все в той моей жизни было ужасно, в ней было и кое-что хорошее: моя дружба с Алкиром, переросшая в роман, и с Файги, Фэрном, да и Эстер… И многие другие, кого я безумно хотела хотя бы просто повидать. Жук, Диана и Том, брат, с его громким голосом и ручищами, с мою голову каждая…
Об этом я молчала, и все же Бэнджамин, едва ли не лучше меня, по некоторым причинам, историю моей жизни знавший, понимал, что было у меня на душе. И, словно пытаясь подбодрить, кое-что о том, как сейчас дела за Нерушимой, мне шептал. Не о войне, скорее, а о том, что некто господин Умбра после случившегося по пути к Дукону прибыл в Таунак и был теперь при Танре, что отряд Фэйзера Нарги вовсю борется с врагом, в Эмптии и немного Сархаре, и с ним видели-таки рыженькую девушку-воительницу и молодого мужчину, неизменно державшего при себе добротный никтоварилианский клинок. Новости, которые имели для меня сейчас огромное значение и, выслушивая которые, я чувствовала пусть и легкое, но все же успокоение.
Однако в наше последнее утро в поместье, когда Фаррух, оказавшийся забавным зверьком, так и прозвавшим меня «Красивая Госпожа» и неоднократно пытавшимся в меня превратиться, за что был жестоко обруган, на самом примитивном наанаке, Бэнджамином, и, покаявшись, попытки свои Фаррух прекратил, собирал мой немудренный багаж, произошло событие, несколько нарушившее уже сложившееся душевное равновесие и привычный ход мыслей. Герцогиня, источавшая с самого первого завтрака с ними радушие и тепло, пригласила меня для беседы более приватной, дескать, ей хотелось бы кое-что показать и объяснить…
- Фэртэ-ши, - я склонила голову, когда слуга-самир пропустил меня в личную гостиную дамы, весьма небольшую, скромно обставленную, как и все в их жилищах, и скользнула взглядом на стройную женщину, восседавшую на низком диванчике у одной из стен. – Мое почтение и долгой вам жизни…
- Мне всего только шестьдесят с небольшим хвостиком лет, - улыбнулась леди. – Для нашей расы это совсем еще не возраст, но мне уже так надоело, - я понимала, что, не имей я такого опыта общения с самирами, я никогда бы не догадалась, что это каменное лицо выражает улыбку, однако же для нее это было весьма ярким проявлением эмоций. – Долгой жизни и крепкого здоровья тебе, милая девушка. Надеюсь, я не слишком фамильярна, обращаясь к столь благовоспитанной даме на «ты»? – уточнила она.
