- Магическая лихорадка имеет всего два исхода, мой Император, - Сайгу зажмурился, словно не будучи в силах смотреть сейчас на меня. – Либо она исцеляется полностью, либо, и этот исход куда чаще наступает, она оканчивается… смертью.

- Мы долго не могли понять истоки болезней, нам лишь совместными усилиями, притом очень большими, удалось пробить то, что мешало определить их. – Алеандра держалась чуть крепче, однако стиснутые в кулаки тонкие руки девушки заметно дрожали. – Мы упустили благоприятные часы, мой повелитель, и применяли не совсем то лечение, что полагается. Мне искренне жаль, но мы не можем давать никаких… прогнозов. – Мир впервые за много лет разлетелся прочь, и холодная змея ужаса вползала в голову, вытесняя из нее хлопоты и дела. Внемлющие, проблемы Империи, слежка за Карлоном, разгадка тайн Оринэйской войны… Все это сейчас осталось где-то далеко во внешнем мире, за пределами покоев, в которых даже тени стали как-то чернее и больше после этих слов, и я почти наяву увидел, как от дальних углов тянутся к широкой постели тонкие щупальца пустоты. Никаких прогнозов… Я слышал такие речи от Сайгу, когда умирал отец, и ранее перед тем, как не стало матери. Никаких прогнозов. Тионий… Они хотят сказать, что Тионий умирает? Мой… мой сын?

Теплые руки опустились на плечи, вырывая из охватившего голову отчаянного безумия, и в сознание ворвался мягкий, исполненный сочувствия голос, мешая… Я даже сам не знал, что готов был сделать в следующее мгновение, броситься ли с кулаками на Сайгу и девушку, сообщивших мне это, зарычать от боли ожидания потери, или…

- Я сделаю все, что смогу, - зашептал рядом чей-то голос, и ладони невольно легли на теплые тонкие плечи, и понемногу туман перед глазами прояснялся, открывая узкое вытянутое лицо. – Арэн, поверьте мне, я не отступлю, покуда есть хотя бы маленькая надежда. Я не знаю, кто и зачем мешал нам раскрыть причины хвори, но мы еще не опоздали, все еще не потеряно. Вы должны быть сильным, вы должны помочь ему, он должен бороться… - я только сейчас разглядел на ее щеках соленые капли слез, и понял, как сильно дрожит ее голос. – Я клянусь вам, я не опущу руки…

- Эти щупальца, из углов, тянутся к нему, - прохрипел я. – Смерть…

- Я не сдамся, - даже заплаканная, испуганная и отчаявшаяся оринэйка старалась держаться стойко, и я не сразу осознал, что Сайгу нет в покоях, как и Ниэни, и других служанок. – Не дотянутся, пока я смогу хоть что-то сделать, - нервно улыбнулась она.

- Я хочу вам верить, - мне действительно хотелось верить этой безумной, отчаянной надежде, этому блеску глаз, этому голосу, твердому сквозь боль. Она не собиралась отступать, она готовилась бороться до конца, и это вселило тень надежды. Тогда, перед смертью отца, лекари умыли руки, сказав, что сделать ничего нельзя. И отчего-то мелькнула мысль, что, быть может, кое-кто из Целителей и лекарей мира счел бы тогда иначе. И, быть может, я сейчас не был бы тем, кем тогда стал.

Вернулись вновь суетливые и состредоточенные лекари, сиделки, слуги, наполнились людьми покои, кто-то приносил мне чай, и даже попытались пару раз принести обед, но еда не лезла в горло, вокруг хлопотали люди, и ночь снова сменилась днем, и снова день сменился ночью. И только теперь стало ясно, когда уже стемнело за окнами, и почти настала полночь, почти пришло двадцатое Цветеня, что хлопоты Целителей так и не принесли плодов. Тио почти все время спал, как и в тот миг, когда Оринэйская отпустила служанок и горько улыбнулась своего товарищу по ремеслу.

- Думаю, Целитель Сайгу, вам следует отдохнуть. Потом вы смените меня, - с моего разрешения старик и впрямь удалился, и я только теперь осознал, что не сплю уже порядка трех суток, да и не ем, и ведь моя «соседка» не отдыхает ровно столько же, как и только что оставивший нас Целитель.

- Амари Алеандра, - внезапно послышался в тишине совсем слабый шелестящий голосок сына. – Вы не поговорите со мной? Мне так нравятся ваши рассказы… И ваши песни…

- Конечно, - впервые за трое суток Целительница не плела магические формулы, не готовила отвары, разве что совсем немного облегчала состояние малыша. Неужели сдалась? – Что вы хотите услышать?

- Расскажите о ваших приключениях, когда вы шли сюда. Наверное, в них было много забавного… - я подтянулся ближе, приставив стул к изголовью сына, и непроизвольно сжал тонкую руку в своих руках. Почему-то ее присутствие даже сейчас дарило какую-то надежду, придававшую силы жить. – Мы с папой послушаем, - вымученно улыбнулся сын, с трудом положив свою ладошку к нашим. – Пожалуйста…

- Хорошо, - оринэйка отвела голову, словно скрывая слезы, блестевшие на ее глазах, немного в сторону, - все началось с того, как однажды ко мне, я тогда трудилась в Совете Магов в Гвенто-Рокканде, подошла женщина из Уйтака, Диана Картер… - начала она…

***

- И потом Фэйзер и сказал, дескать, я не хочу, чтобы ты со мной туда ехала, - Алеандра умолкла, коснулась рукой лба наконец-то сумевшего уснуть малыша, убрала слипшиеся от пота волосы, с каким-то нежным, материнским теплом поправила одеяло и поднялась, не поднимая на меня взгляд, решительно направившись к двери в гостиную, и только уже за дверью я успел нагнать волшебницу, опустив на ее плечо руку. Девушка замерла и медленно обернулась ко мне, опуская голову с порядком растрепавшимися длинными волосами. Она старалась сделать свой рассказ легким и забавным, и я понимал только зная ее истинные приключения, о сколь многом она умолчала, рассказывая про разбойничьи будни, про то, как ее друзья сосватали ее за тигра, про то, как нанятая ими проводница через Ретен в первый же вечер съела ужин одного из членов отряда…

И как-то против воли руки сомкнулись вокруг ее тонкой, хрупкой талии, и коснулись длинных густых волос, от которых пахло травами, и вопреки всем канонам этикета женщина не отстранилась, лишь робко обняла меня в ответ, не поднимая глаз.

- Я не могу ничего сделать, - выдохнула она, уткнувшись лбом в мое плечо, пользуясь тем ли, что мы были одни в покоях, или забыв, попросту, о всех потерявших сейчас значение рамках. – Я все сделала, что только знаю. Прости меня… - хрупкое тело в моих руках содрогнулось от сдерживаемых дотоле рыданий, и прильнуло чуть сильнее. – Это грань, либо я найду тот единственный путь, либо…

- Либо не спасешь сына Императора, - вздохнул я, уже давно смирившись с тем, что люди видели титул, но не видели ничего за ним.

- Нет, - последовал сейчас ответ, искренний, и несколько секунд висела тяжелая тишина. – Неважно, чей он сын. Это ребенок, который только стал познавать мир, это самый светлый человек, которого я видела когда-либо, перед которым я преклоняюсь, перед его терпением и добротой, очень талантливый ученик… Хороший друг и ребенок из семьи, которая стала для меня друзьями, - чародейка подняла голову и заглянула мне в глаза, чуть отстранившись. – Я очень его полюбила, как младшего брата… Я так многих потеряла… А теперь Творцы забирают у меня Тио… - всхлипнула она.

- Он мой сын… - я с трудом нашел в себе силы улыбнуться. – Есть хоть немного надежды, только, прошу, скажи мне правду? - грани и формальности остались вдалеке в эту ночь, как и привычное обращение, и осознание иерархии. В ночной гостиной, тихой, залитой мраком и гнетущим ожиданием развязки, стояли не Император и его временная подданная, но два человека, связанных общим страхом и общей надеждой. И… моими чувствами к той, кто боролась за жизнь моего ребенка не потому, что боялась моего гнева, она ничем не была мне обязана, и могла попросту этого не делать. В те страшные дни я заметил, и только потом, когда все кончилось, осознал, что она полюбила моего сына, на самом деле. В отличие от всех тех женщин, с которыми я имел короткие романы, принцесса Зеленого Королевства не тщилась изобразить любовь к императорскому отпрыску, но действительно просто любила его, быть может, не как мать, но… как сестра, пожалуй, точно.

- Надежда есть всегда, пока есть хоть какой-то шанс, - грустно улыбнулась моя собеседница. – Я пытаюсь найти выход… Но я не знаю… - внезапно ее глаза сверкнули и слезы на них высохли. – Есть один путь, но очень опасный, и я не могу сказать, как он кончится. Я никогда такого не делала, - тонкие пальцы сплелись с моими. – Я могу попробовать, но… Ты позволишь мне рискнуть?