Речь заговорщиков о тяжелой жизни при новом Императоре Корвин по обыкновению пропустил, но помня о том, что за стенкой подслушивает Элли, не прервал и даже изредка поддакивал. Получив необходимые наставления, сопроводительное письмо (единственное, за чем некромант приходил), Корвин откланялся.
Элли догнала его на окраине.
— Что скажешь? — Корвин закинул веревку и посмотрел на девушку.
— Ничего, — она лишь пожала плечами, внимательно вглядываясь в гребень стены; стражники давно спали.
— Даже не будешь говорить, что это неправильно и мы не должны так поступать? — сощурился некромант.
Элли тяжело вздохнула и покачала головой:
— Нет. Мы не часть этого мира, на нас не распространяется его мораль.
— А что подсказывает твое сердце? — Корвин подсадил девушку, и та неумело начала карабкаться по веревке вверх.
— Без Странника мы не выберемся, — отдышавшись, ответила она, когда оба благополучно перебрались через стену. — Почему ты скрывал это от меня?
— Потому что, — замялся некромант, — опасался, что ты отвергнешь этот план. Скажешь, что нам нельзя вмешиваться или что-нибудь в этом духе.
— Ну уж нет, — усмехнулась девушка, но, едва они добрались до лагеря циркачей, добавила, — а есть что-то еще, что мне необходимо знать?
— Нет, — задумавшись, ответил некромант, — через два дня мы окажемся в серединных землях, а еще через полторы недели — в столице. А пока мы здесь — ничего не ясно.
Элли сонно потянулась и махнула рукой, забираясь в повозку. Корвин прикрыл полог и остался снаружи; некоторое время он смотрел в темное небо, прислушиваясь к ночным шорохам, а потом, затолкав плащ в повозку, отправился к ярко горящему костру, вокруг которого сидело несколько циркачей. Спать некроманту совершенно не хотелось.
***
Элли поправила повязку на лице и погладила мула по массивной голове. Животное, обычно инфантильное и неприхотливое, дрожало от страха и нехотя, после долгих уговоров, шло вперед по древнему тракту. За день перехода цирк не прошел и четверть дневного перегона. Старожилы труппы поговаривали, что такими серединные земли давно не были.
Бурая долина простиралась на много миль; по земле, которая представляла собой сплошное болото, стелился красноватый туман; мертвые остовы деревьев искореженными тенями поднимались над топкой землей, в сгущающихся сумерках напоминая изломанных монстров. Далеко впереди, на самом горизонте, сквозь марево желтоватого воздуха, Элли могла различить горы — границу серединных земель. Повязка опять сползла и, чертыхнувшись, девушка стащила ее вместе с капюшоном.
Запах, окружающий путников, нельзя было однозначно назвать: Корвину чудилась гниль, маленькая Лу чувствовала запах гари и отбросов, а Элли не могла отделаться от мысли, что идет по формалиновому болоту. Вязкая тишина нарушалась только скрипом телег да редкими обрывками фраз. Суеверные циркачи раскрасили тенты повозок устрашающими мордами и весь караван походил на… впрочем, от жары и зловония, Элли не могла сосредоточиться, чтобы описать окружающих ее болло.
Дорога была трудной, изнурительной и пустой. За два дня им не повстречалось ни одного живого существа, и это почему-то беспокоило Управляющего. Болло ехал верхом, постоянно проверяя целостность каравана; и когда под вечер у одной повозки лопнула ось колеса, помрачнел настолько, что Элли впервые задумалась, почему же путешествие должно быть столь опасным.
Они выстроились вдоль обочины. Жребием определили дозорных, но костры не зажигали. Измотанные переходом артисты прятались в повозках. Элли расстроенно поглядывала на соломинку, один конец которой был окрашен в малиновый цвет. Ей совсем не хотелось коротать ночь под открытым небом. С заходом солнца небо приобрело густой, фиолетовый оттенок, но туман по-прежнему отдавал желтизной.
Корвин, пообещавший сменить ее перед рассветом, дремал, сгорбившись на козлах повозки. Надев капюшон и прикрывая нос маской, Элли бродила вокруг повозки, стараясь не выходить из пятна света, которое давала небольшая лампа, стоящая прямо на земле. Пожилой трюкач с соседней телеги приветливо махнул ей рукой, и Элли подняла руку в ответ.
— Все нормально? — болло жевал сухари из небольшого мешка. Элли кивнула в ответ; ее собеседника звали Фок и с ним девушка имела нечто похожее на приятельские отношения. Фок и его семья, как и все циркачи, не были предубеждены против людей и, более того, они их не боялись.
— Да, не повезло, — Элли показала соломинку и пожала плечами, — все равно не смогла бы уснуть в таком месте.
— В этом году все немного не так, — покачал головой болло, протягивая ей мешок. — Чем дальше мы продвигаемся, тем тише становится.
Элли только кивнула, пережевывая сухарь. Когда они перешли мост и очутились в серединных землях, ее почти оглушил треск, писк и жужжание всевозможного зверья. Но чем дальше они углублялись в туман, тем зловещей становилась тишина.
— Что это может значить? — Элли огляделась, зябко поведя плечами. После всего, что ей довелось повидать, ее сложно было напугать болотом и туманом, но все же она чувствовала себя неуютно.
— Не знаю, — болло поднял свою лампу выше, подходя к краю дороги. — Мы лишь путешествуем по относительно безопасной дороге.
— А есть еще другие пути?
— Конечно, — Фок, прихрамывая, взобрался на козлы и заглянул в повозку, где спали его жена и пятеро детей. — Но ходить по ним совсем не безопасно. Здесь за нами иногда присматривают священные духи.
— Может быть, — Элли отошла к своей телеге; некромант перебрался внутрь, вытянувшись и громко похрапывая. Время тянулось бесконечно медленно. Девушка успела обойти всю вереницу повозок, обменяться с караульными парой-тройкой фраз, выслушать пару страшных историй, от которых резко испортилось настроение. К четырем утра Элли совсем измучилась и последние полчаса напевала себе под нос старую, почти забытую песню. Какая-то ерунда, которую часто крутили по радио… сон одолевал девушку.
Она рассеянно наблюдала, как Фок подходит к обочине, вглядывается в предрассветный мрак; огонь его лампы отбрасывал тусклый свет, который тут же скрадывался туманом. Несколько караульных следовали его примеру; Элли широко зевнула, прижав ко рту ладонь. Пора было будить некроманта.
Девушка спрыгнула с повозки, намереваясь пожелать хромому трюкачу спокойного дежурства, и замерла: болло исчез. На секунду Элли почувствовала приступ страха, но тут же успокоилась, заметив свет фонаря в тумане — мнительный Фок просто сошел с дороги и теперь стоял в метрах десяти. Ругаясь под нос, девушка ступила в туман и тут же поморщилась — вонь усилилась, а правой ногой она угодила в лужу грязи.
— Фок, — позвала она, чавкая по болоту к тому месту, где горел свет. Туман скрадывал расстояние, и Элли остановилась, лишь запнувшись о лампу, которая уже на треть погрузилась в болото. Рассеянно счистив грязь со стекла, Элли огляделась, чувствуя, как внутренний голос умоляет ее вернуться обратно. Медленно пятясь назад, девушка выбралась на дорогу, все еще чувствуя, что что-то будто…
Одновременно троих дозорных, неосмотрительно прогуливающихся вдоль обочины, утянуло в туман; они не издали ни звука. У Элли перехватило дух, а лампа с громким стуком упала на дорогу. Из стены тумана перед ней высунулось длинное уродливое щупальце. Элли успела увернуться, рухнув в грязь, и вместо туловища щупальце обвилось вокруг ноги, больно ужалив и потащив ее в туман. Проснувшийся мул испуганно взвизгнул и с Элли спало оцепенение. Закричав, она уцепилась за колесо телеги, свободной рукой пытаясь вытянуть из ножен меч. Щупальце сжалось сильнее, и девушка почувствовала, как в ушах шумит кровь. Она все-таки дотянулась до ножен и даже освободила клинок, но тут нечто сильным рывком заставило ее разжать пальцы. Стена тумана стремительно надвигалась, и Элли приготовилась колдовать…
Один из немногих уцелевших караульных по самую рукоять вонзил свой меч в щупальце, продолжая бить тревогу. Омерзительная конечность дернулась, но лишь ослабила хватку. Из тумана стремительным черным росчерком вырвался щуп и захлестнулся вокруг шеи болло. Элли взмахнула мечом, пытаясь перерубить держащие ее щупальце, но хватка лишь усилилась, и девушка закричала от боли.