Рядом с кроватью появился бывалый домовик дед Эш и тихонько так зашептал мне в уши сквозь все одеяльно-пологовые кордоны. Может он суть происходящего от нутра к нутру передавать, минуя материю, пространство и время.
– Линка, ты это, просыпайся давай… Там Твое Бешенство заявилось… Странный он какой-то, двери уж полчаса как выносит, но все тихо, без криков и ругательств. Может, онемел вдруг? Или проклятие какое словил, благоверный-то твой?..
– Чего?!
Вынырнув из-под укрытия, я уставилась в широкое лицо с маленькими черными глазами-бусинами и пышными, чуть желтоватыми усами. В кулуарах академии этого добродушного домовика прозвали Бармалеевичем, был такой герой в народном эпосе деминатосов. Надо сказать, тоже весьма неоднозначно относился к детям и их присутствию в своей жизни.
Ну а то, что усы домовика желтизной отливают… Любил, любил, что уж поделать, дед Эш посмолить папиросину в период трудового затишья. Да не простую, а с той самой табачной травой, которой ещё первый древний баловался. Так, по крайне мере, домовик всем интересующимся рассказывал, но секрет, откуда же в его распоряжении та самая табачная трава, никому не открывал, отбрехиваясь дежурным: "Там, где было уже нет, а где будет, я не скажу, ибо нечего на святое руку немытую поднимать".
И вот ночь – не ночь, утро – не утро, а стоит передо мной дед Эш и в дверь продолжает исправно стучаться Его снобско-злобское величество, аристократизмом Файтов по всему организму пропитавшееся.
Поэтому как бы мне не хотелось забраться обратно в свою уютную нору и спрятаться там ещё, как минимум, часа на два, но разобраться с Его Бешенством значилось сейчас первоочередной задачей. Игнорировать его и дальше было чревато непредсказуемостью. В ещё одну недельную осаду входить страсть как не хотелось: у меня две интереснейшие плановые операции приближались.
И все же, что он здесь делает?
С тех самых пор, когда достойнешая ведьма дала отпор марозоте первостатейной, магом и надеждой континента по ошибке зовущейся, не освещал боле господин Файт своим древнейшим ликом мою обитель.
Отчего же сейчас приперся?!
Витая в этих мыслях, запутываясь в складках одеяла и ругаясь на недостаточный сон, я дотащила себя до двери и широко распахнула ее.
– Ну?! – грозно прошипела в полумрак общего коридора, впрочем, за порог комнаты не перешагивая.
По эту сторону дверного проема моя территория была, ее домовики особым образом зачаровали. Именно их магию Файт со всем своим арсеналом в прошлый раз так и не смог одолеть. И, если кто направит на меня что недоброе, бросит слово, предмет ли или заклинанием швырнет, то не пройдет зло через барьер комнатный, останусь цела и невредима я, коли сама с дурной головы не высунусь.
А я не высунусь, оттого за пороговой линией и слежу. Поэтому и уверена в своей безнаказанности и безопасности.
Его Бешенство и впрямь стояло по ту сторону дверного полотна. Глаза в пол, руки в кулаки сжаты да на стену справа от прохода возложены. На первый взгляд маг как маг, ничем от себя прежнего не отличимый, разве что напряжённый какой-то, ну и не адекватный, раз сюда приперся.
– Чего надо? – ещё один шипящий вопрос в мрачную тишину коридора.
В ответ снова молчание, только Его Бешенство сильнее напрягся, руки аж подрагивать стали и энергией во все стороны от него зафонило, как от бомбы, что вот-вот рвануть должна.
Ааааа, так вот оно что!
На пороге моем оказывается обретается маг с угрозой разворота силы в полную мощь, да и ладно бы это был простой, самый обычный маг…
Нет, у нас же отпрыск именитого рода, аристократ в дцатом колене, магией древних под завязку напичканный.
Странно все же, что прежде у Файта проблем с контролем я не замечала, да и зачем он на пороге инициации, в раздражённом состоянии, пришел ко мне. Ему бы к куратору или на полигон, на худой конец, ведь если сила рванет, сам-то Файт не пострадает, максимум, магическое истощение заработает, а вот окружающие разлетятся пухом и прахом.
А уж учитывая наши с ним взрывоопасные отношения! Он сейчас не просто тикающая бомба, а ещё и в бочку с бензином добровольно брошенная. Осталось лишь чиркнуть спичкой и прости прощай.
Дохлому же вурдалаку тебя на растерзание, грёбаный ты Файт!
Так, Лина…
Солнце мое разноликое…
Ведьминским вредный характер – на привязь, ведьминские сопереживание и жизнелюбие – грудью вперед.
Ай, как не хочется-то…
И ведь как славно жили!.. Он маг – недомаг, я ведьма – истинно ведьма. А теперь что за окрошка получается?!
Интересно, если я дверь осторожненько так закрою и сделаю вид, что ничего о происходящем в коридоре не знаю, выстоит ли магия домовиков супротив спонтанной инициации мага? Убережет ли светлый народ спокойным сном спящих студентов или сейчас в моих руках буквально жизни всех обитателей нашего общежития.
– Нет, Линка, тут уж ты сама, – раздался за моей спиной голос деда Эша. – Если этот рванет, мы точно не удержим.
– А кто удержит? – ведьмы народ не только упрямый, но ещё и пытливый очень. Особливо когда речь о нашем комфорте заходит.
– Только род мог бы… наверное, – сомневающееся протянул домовик.
– На так пусть он в род и идёт! – мгновенно оживилась я, уже предвкушая скорое разрешение возникшей ситуации без моего в ней участия.
– И пошел бы, если бы мог, – расцепив зубы, подало голос Его Бешенство. – Заканчивай привередничать, ведьма, и давай уже целуй!
Глава 8. Малина Стэр
– Чтооооо?! И это я – привередливая?!
Это меня он назвал привередливой?!
О Великая Степь, дай своим детям терпения!
Можно подумать, это я с придирками, капризами и вздорными прихотями!
Можно подумать, это я заморачиваюсь на своих предками переданном статусе и чистоте родословной!
Можно подумать… Да все, что угодно, можно подумать обо мне, кроме той самой привередливости!
Я – вредная, упрямая, желчная, мстительная… ещё раз мстительная и ещё раз упрямая… и вредная, и желчная…
И избирательная!
Но не привередливая!
Гадость какая, а не слово!..
Что я – цаца в дцатом аристократическом колене, чтобы жеманничать и капризничать?!
Я – взрослая целеустремлённая ведьма, точно знающая, чего хочу, куда иду и какой ценой.
И пусть этот гад брюнетистый, статусом важности передавленный во всех стратегических местах, свои домыслы оставит при своем скудном мировоззрении и недальновидности!
Я пыхтела и пыхтела, как чайник, чью крышку забыли плотно закрыть, а на плиту, давненько уж шкворчащую, поставили.
Так и бурлило бы во мне негодование, не выдыхаясь, если бы…
И тут меня осенило, что и не в привередливости-то дело!
– Чтооооо?! Целовать?! Тебя?!
– А говоришь, непривередливая, – хмыкнул через силу маг. – Целуй давай, и разойдемся!
– Да за каким ху… художеством мне тебя целовать?! – возмутилась я, забывая о сути происходящего и катастрофе назревающей, моим искрящимся негодованием подпитываемой.
– Это… снимает напряжение… – слова давались Файту с трудом, бледные губы едва-едва выталкивали их, практически выплевывая.
– Ну так иди и снимай напряжение в других местах!
Будет ли гордая самодостаточная ведьма подбирать за женским обществом столь попользованную во всех смыслах, вариантах и позах персону?
Конечно, нет!
– Других… ведьм… я уже… целовал… – было бы во мне жалости побольше, честное слово, пожалела бы его. – И не сработало… – В этом месте всякий намек даже на остаточную жалость пропал совершенно. – Осталось… повторить… с тобой…
Да щас! Вот разбежалась прям, ага!
– Я за другими объедки не подбираю!
– Ой, дура-баба! – схватился за голову дед Эш, заголосив фальцетом. – Ведь рванет же сейчас мужик, а ты, как есть, привередничаешь!
– Я не…
– Привередничаешь! Целуй, тебе говорят! – возопил домовик и даже кулаком для острастки потряс.
– Вам надо, – вспомнила я о манерах… и уважении к себе, – вы и целуйтесь!