— Послушай, барсук, как ни погляжу вниз, все люди на своих полях работают. И растет у них там всякой всячины видимо-невидимо. Давай тоже что-нибудь посадим.
— Посадить можно, — отвечает ей барсук, — да семян-то где взять?
Думала лиса, думала и, наконец, придумала:
— Ты иди на поле, барсук, и людей обморочь, отвлеки как-нибудь, а я тем временем семена украду.
Так они и сделали. Семена принесли, деревья на горном склоне вырубили, пни выкорчевали, землю сравняли — поле получилось хоть куда!
Разбросала лиса семена по полю и к барсуку поспешила.
— Давай, — говорит, — братец барсук, сразу уговоримся, как урожай делить будем: кому достанется то, что на земле вырастет, а кому — то, что под землей.
— Ладно, — отвечает барсук, — только как же мы это решим?
Принесла лиса камень и говорит:
— Я сейчас камушек вверх подброшу. Упадет он в канаву — все, что под землей уродится, моим будет.
Подбросила лиса камень, он в глубокую канаву и закатился.
— Ну, вот, — обрадовалась лиса, — мы с тобой, барсук, урожай и поделили.
Появились скоро на поле зеленые побеги, а потом и цветочки распустились. Настало время — и уродилась у лисы с барсуком морковь.
Пришла лиса к барсуку и говорит:
— Иди, барсук, на поле, забирай свой урожай.
Прихватил барсук серп, срезал ботву и домой отнес. Принялся было ее жевать — а она горькая, противная, рот вяжет. Да и мошек на ней всяких полным-полно, все в нос залететь норовят. Измучился барсук вконец.
А лиса тем временем моркови целую кучу накопала. Уселась на поле и давай лакомиться. Вдруг видит — барсук идет.
— Эй, лиса, — спрашивает барсук, — почему ты одна морковь ешь?
— А с кем вместе я должна ее есть? — удивилась лиса. — То, что под землей уродилось — мое, и ни с кем делиться не буду!
Ничего не сказал барсук. Вздохнул и домой поплелся.
На следующий год снова лиса к барсуку пришла.
— Послушай, братец барсук, — говорит, — давай опять посадим что-нибудь на нашем поле.
— Ладно, — согласился барсук, — давай посадим.
Вспахали они поле, бросили семена в землю. Тут лиса и говорит:
— Надо бы нам, братец барсук, теперь же урожай разделить. Возьми камушек, да подбрось повыше. Коль упадет он в канаву — все, что под землей уродится, твоим будет.
Схватил барсук камень, бросил его далеко-далеко. Камень прямо в глубокую канаву и угодил.
— Попал, попал! — обрадовался барсук. — Теперь мой черед урожай из земли выкапывать!
Появились скоро на поле зеленые побеги, следом — цветочки, а потом и дыни. Много-много дынь уродилось. Ходит барсук по полю и думает: «Что за дивные плоды на земле лежат! Верно, под землей еще больше их окажется!»
Пришла пора урожай собирать. Явилась лиса к барсуку — на поле зовет:
— Иди, братец барсук, забирай свой урожай!
Пришли они на поле, собрала лиса дыни и домой отнесла. Остался барсук один и стал землю копать. Копал, копал, все поле перепахал, а ничего не нашел — корешки одни торчат!
Пришел барсук к лисе и говорит:
— Эй, лиса, копал я землю, копал, да, видно, ничего в земле не уродилось. Нет, выходит, у меня урожая. Что же я есть буду? Поделись со мной дынями!
— Вот еще! — хмыкнула лиса. — Раз договор был, забирай свои корешки, а дынь я тебе не дам!
Просил ее барсук, просил, да все одно — ничего ему лиса не дала.
— Хитрая ты, лиса, — только и сказал барсук. — Ладно, поглядим, что дальше будет.
Так ни с чем и ушел.
Прошло время. Сидел как-то раз барсук под деревом, мясом лакомился. Вдруг видит — лиса идет.
— Здравствуй, братец барсук, — говорит, — давненько я тебя не видела. Чем это ты лакомишься? Дай мне кусочек!
Поделился с ней барсук. Стала лиса угощение нахваливать, да выспрашивать.
— Откуда у тебя, братец барсук, мясо появилось?
— Да вот недавно, — отвечает барсук лениво, — поймал одну лошаденку — очень вкусная она оказалась.
Лиса аж рот от удивления открыла, глаза вытаращила, слова вымолвить не может. Наконец в себя пришла и просить стала:
— Научи меня, братец барсук, как лошаденку поймать. Очень уж мясо лошадиное мне понравилось.
Засунул барсук себе в рот еще кусочек и давай жевать долго-предолго — думает будто. Прожевал, наконец, и говорит задумчиво:
— Очень непростое дело ты, лиса, задумала.
А та уж от жадности рассудок совсем потеряла.
— Пусть, пусть непростое! Все равно научи! — просит.
— Ну ладно, так и быть, — согласился барсук. — Слушай! Видишь ту гору? Перейдешь через нее — луг увидишь. Пасутся на том лугу лошади. Только ты сразу к ним не подходи, спрячься где-нибудь, да вечера дождись. Как уснут они, подойди тихонько, да лошаденку какую-нибудь за задние ноги схвати. Схватишь — считай поймала!
— И только-то? — удивилась лиса.
— Ах да, забыл! — стукнул барсук себя по лбу. — Есть еще одна важная вещь! Лошадь-то тяжелая: как ее в лес-то принести? Надо тебе свой хвост к лошадиному привязать. Дотащишь тогда без труда!
Обрадовалась лиса и сразу на луг, что за горой раскинулся, поспешила. Видит — и вправду лошади там пасутся, много-много, не сосчитать. Выбрала лиса себе лошаденку большую, толстую, да за скалой спряталась.
Наступил, наконец, вечер. Уснули лошади.
«Ах, как славно все! — думает лиса. — Сейчас я лошаденку свою прихвачу, в лес отнесу, лакомиться буду».
Подкралась она потихоньку к лошади, да свой хвост к ее и привязала. А потом как в задние ноги зубами вцепится! Вскочила лошадь, ногами брыкнула — лиса аж к небу подлетела! А деться-то ей некуда — сама себя к лошади привязала! Стала лошадь хвостом во все стороны размахивать — кружит лиса над землей — вот-вот рассудок потеряет. Тут лошадь еще раз как брыкнет — развязался узел, и закружила лиса над лугом. Отлетела она к самой скале, там и растянулась.
Гомбэй-птицелов
а самом севере Японии, на острове Хоккайдо, в деревне Инаги жил крестьянин Гомбэй. Не было у него ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. И земли у него не было. Жил он один на самом краю деревни, в маленькой избушке, а промышлял охотой на диких уток.
Каждый день Гомбэй поднимался до зари, шел к большому озеру неподалеку от деревни, расставлял ивовые силки и долго-долго стоял у воды, подстерегая уток. За день ему удавалось поймать когда трех, а когда двух уток. А бывало, что в силки к нему попадала всего одна утка, а то и вовсе ни одной.
Вот как-то ранней весной Гомбэй три дня подряд приносил домой только по одной утке. На третий вечер, возвращаясь с охоты, он стал думать:
«Ставлю я каждый день по три силка, просиживаю у озера с зари до зари, а ловлю всего-навсего по одной утке в день. Вот и завтра мне опять придется встать ни свет ни заря, а потом весь день мерзнуть на берегу. А что, если бы я поставил на озере сто силков? Наловил бы я тогда сразу столько уток, что мог бы целый месяц сидеть дома и греться у печки».
На другое утро Гомбэй никуда не пошел, а сел плести из ивовых прутьев силки. Сплел сто силков, расставил их на озере, а сам на ночь ушел спать. Всю ночь ему снился один и тот же сон: будто со всего света слетаются утки и садятся прямо в его силки. Проснулся Гомбэй среди ночи, быстро оделся и побежал к озеру. Прибегает на берег, а никаких уток на озере нет. Как стояли силки с вечера, так и стоят. Все силки связаны веревкой, а конец веревки обмотан вокруг дерева.
Гомбэй оглядел силки и притаился на берегу у дерева.
Понемногу стало светать. И вдруг откуда-то в самом деле налетело много-много уток. Покружились они всей стаей над озером, а потом на воду села одна утка, за ней другая, третья, четвертая. И как только садилась утка на воду, так прямо и попадала в силки Гомбэя.