Эти последние цифры показывают, что на число покупок меньше влияла покупная способность той или иной категории лиц, чем служебное положение покупателя и зависимость от него продавца.

Управляющие, как непосредственно стоящие у дела, первенствуют, при чем наибольшее число покупок совершают у дворовых приказчиков, как людей, особенно жаждущих движения по службе.

Точно так же, рабочие продают по преимуществу мастерам и механикам, от которых зависит, дать или не дать выгодную отрядную работу.

Продают они и управляющим, и их помощникам, это уже в надежде самим сделаться мастерами.

Словом, на сделки влияют по преимуществу непосредственность и зависимость отношений вступающих в сделку сторон. Мы могли бы, конечно, дать более подробное и детальное объяснение всех цифр, обратившись к первоисточнику, но считаем это неудобным, так как это может повести к обнаружению лиц, о которых идет речь, чего мы отнюдь не желаем. Да это и лишнее, так как побудительные причины продажи, выставленные в письмах, в общем те же, какие получаются путем выводов из комбинации цифр.

Что касается распространенности этого явления, то оно в прямой зависимости от заманчивости тех перспектив, какие сулит судьба продавцу, если он поступится на время своими супружескими правами. Способствует этому также и сам состав населения, имеющий значительную примесь бродячего, ни к чему не приспособленного люда, приезжающего в промышленные центры искать счастья.

Живет человек где-нибудь в своем месте и не может себя приспособить ни к какому легкому делу.

Ему или ничего не выходит, или же выходит место писца с жалованьем в 12 рублей в месяц. Аппетит же у него рассчитан на большие корма, — вот он и едет в ближайший крупный промышленный центр буквально искать счастья. У него нет никакого плана, ни на что определенное он не рассчитывает, а просто едет с мыслью:

— Авось, там мое счастье!

А «счастье» такому человеку только и может выйти лишь в том случае, если будет предъявлен спрос на его совесть. К этому он, в сущности, бессознательно и готовится, перебирая в уме все возможные случаи, какие могут представиться по приезде на место. (Такой тип российского человека, между прочим, прекрасно обрисован у Глеба Успенского).

— Случай только не нужно упускать! — говорил мне один из таких искателей счастья. — А счастье для каждого человека припасено, только трудно его поймать. Вот я шестой год бьюсь здесь (на одном из уральских заводов), все испробовал, все мышиные норки изрыл, — все ничего не выходит. А вот мой товарищ, — вместе мы с ним приехали, — в первый же год свое счастье нашел…

Так вот, оно само в руки влезло, и не думал и не гадал человек. Дворовым приказчиком поступил, собаку хозяйскую, можно сказать, изображал и уж хотел бросать место, а случай-то тут как раз и подошел. А и дело-то все смеху подобно. Провожает он как-то управителя до ворот, и проходят они мимо окон квартиры этого самого моего приятеля. А у окна-то так, от нечего делать, жена его сидит, молоденькая бабенка.

Управитель ненароком взглянул на нее, а она, как водится, и глаза опустила. А управитель-то, нужно вам сказать, под хмельком немного был, его это самое и задело за живое, он и говорит приказчику: «Двадцать пять рублей тебе в зубы, если ты эту самую мне в следующий мой приезд представишь».

— Слушаю, барин! — ответил тот ему.

— Только ты смотри, разузнай хорошенько, как она… чтобы не было чего!

— Не сомневайтесь, барин, я ее хорошо знаю, все будет в порядке.

— Кто она такая?

— Моя законная жена.

Управитель сначала после этого немного смутился, ну, а потом ничего, ему даже понравилось это.

— Молодец! — говорит. — Так и надо, чтобы начистоту было.

А через неделю он уже был матерьяльным приказчиком! — не без зависти продолжал искатель счастья. — А матерьяльный приказчик — вам известно, что это такое. Это, можно сказать, все равно, что теленка к молоку припустить, — соси себе, не отваливайся. Каких-нибудь пять лет прошло — у меня ни гроша нет, а у него капиталец тысяч в двадцать имеется. Ежели он теперь с этим капитальцем, да в свое место уедет, так первым человеком будет. Так оно, счастье-то! Его найдешь там, где не ищешь.

Соблазн таких «удач» во многом способствует распространению торговли женами. У всех на глазах какое-нибудь полное ничтожество продает свою достойную супругу и становится заметной величиной, обеспечивает свою будущность и, что называется, выходит в люди. Всякое другое ничтожество с завистью смотрит на скачок товарища и жадно ищет случая сделать то же самое. И случаи эти, если не всем, то многим представляются, каждому в свое время.

Полагаем, нет надобности говорить, что продажа жен практикуется не одной только фабрично-заводской челядью. Всякая челядь, в каком бы ранге она ни состояла, одинаково готова подслужиться своим господам, чем угодно, а женой прежде всего. В этом отношении фабричный двор ничем не отличается хотя бы от двора… бывших французских королей.

— И от хозяина и от нас ворует, просто ничего не поделаешь, измучил совсем, чуть не половину заработка оттягивает.

— Почему же вы управляющему не пожалуетесь?

— Жаловались, ничего не выходит, не слушает.

Этот разговор происходил у меня с мастеровыми одного механического завода, явившимися ко мне, как к сотруднику газеты, с «жалобой» на механика.

Механик этот обсчитывал всячески подчиненных ему мастеровых на отрядных работах, урезывал всячески их заработок, а сам от конторы получал все полностью. Кроме того, он без стеснения воровал и на материале, обкрадывая таким образом и фирму. Рабочие жаловались управляющему, но тот обещал «расследовать» и оставлял все по-прежнему. Причина такого отношения управляющего к факту воровства заключается в том, что он «живет», как заявили мастеровые, с сестрой механика.

— С самого начала, как только он на завод поступил, пошло это. А всему причина — сестра, не может управляющий против нее слово сказать, так она его в руках держит.

Сестра эта потом вышла замуж за литейщика, который тотчас сделан был мастером на том же заводе. Само собой разумеется, что сношения управляющего с ней не прекратились, и на заводе оказалось, вместо одного, два паука, брат и муж владычицы сердца управляющего. Для рядовых рабочих такие отношения на заводе сущее несчастье. На мастера или механика, состоящего под покровительством сестры или жены, не найдешь никакой управы; он неуязвим, на него не действуют никакие жалобы, никакие доказательства его виновности перед рабочими и даже перед хозяином. Обыкновенно, жалобщики или остаются при старом положении, или даже увольняются с завода и заменяются другими. В конце же концов создается такое положение. Механик или мастер, чтобы избавиться от вечных жалоб, намечает себе несколько фаворитов из рабочих, которым и отдает все наиболее выгодные отрядные работы на особых, им одним известных условиях. Такие фавориты часто зарабатывают до 20 рублей в день, в то время как остальные их товарищи получают два рубля — 2 р. 50 коп. в день. Само собой разумеется, что часть заработка фаворитов идет патрону. Они же помогают ему скрывать действительное количество материала, употребленного в производство. А иногда эти отношения осложняются. Черпая свою силу из положения своей сестры или жены по отношению к управляющему, мастер в свою очередь пользуется расположением сестры или жены одного из своих фаворитов. Словом, получается гнусная цепь из патронов и фаворитов нескольких степеней, цепь, связанная цементом откровенного разврата. Рабочий продает свою жену мастеру, мастер помогает сближению своей сестры с управляющим, а управляющий не препятствует своей жене дарить ласками хозяина. И наоборот — хозяин покупает женщину у управляющего, управляющий — у мастера, а мастер — у рабочего. Получается крепкая, неразрушимая цепь снизу доверху и сверху донизу, так что лицам, не входящим в эту цепь, приходится уже подчиняться весьма чувствительному давлению или же уходить. Образование этих «цепей» иногда не обходится без драм, в особенности, когда в роли посредника выступает отец с своей родительской властью. Чаще всего, если девушка не разделяет планов отца, драма кончается побегом. Дочь скрывается от своего родителя с любимым человеком. Но это бывает редко. Пряная атмосфера фабричной и заводской жизни так настраивает воображение молодых девушек, что они весьма охотно подчиняются воле отца, попросту не придавая большого значения факту падения.