кудрявых волос обрушились на ее лицо. Она дрогнула и стала вырывать

руки, пытаясь освободиться, развернулась и начала отступать.

Я сказал:

– Успокойся. Еще утром через несколько секунд после твоего

нападения я догадался, что ты девушка.

Она перестала вырываться:

– Правда?

– Конечно. – Я задержался взглядом на ее строптивых кудрях, ниспадающих на плечи и ниже на спину. – Ты слишком красива, чтобы быть

мальчиком.

Она уставилась на меня с открытым ртом, широко раскрыв темно-карие и без того огромные глаза.

Ветер качал ветки над головой, и лунный свет попадал ей на лицо, на

котором я угадал... румянец? Я уставился на кудряшки, и ни о чем не мог

думать. Кто эта девушка? Я снова стал изучать ее лицо. У меня было

ощущение, что я знал ее откуда-то, но никак не мог вспомнить.

Она подняла брови, как будто ждала, пока я вспомню, кто она такая.

Весть о моем возвращении распространилась далеко по всей моей земле и за

ее пределами. Конечно, она знает меня. Но я не знал ее. Или знал?

– Мы встречались раньше? – Спросил я.

Она начала было кивать, но потом быстро покачала головой.

– Это не имеет значения. – Она снова стала вырываться из моих рук. –

Теперь отпусти меня.

Лунный свет упал ей на макушку, осветив рыжие волосы, точнее, светло-красный оттенок созревшей клубники.

Клубника.

Вдруг вспыхнуло яркое воспоминание: маленькая девочка в

белоснежном платье верхом на чисто белом пони. Красные кудряшки падали

на ее хорошенькое личико.

Оказывается, я не в первый раз вижу эту девушку. Мой отец

разыскивал лорда Уэссекса и его рыжеволосую дочь. Но в последний раз, когда я видел ее на белом пони, она была другой, и все эти годы оставалась в

моей памяти именно такой.

Мы охотились с отцом, когда случайно встретились с нашими

соседями. Отец остановился что-то обсудить с лордом. Но меня интересовал

в тот момент только красивый белый пони. Больше всего на свете я хотел

прокатиться на нем. Мне было наплевать на девочку, которая сидела верхом, и на то, что попросить покататься противоречило всем правилам этикета. Я

подошел и попросил. Какое же было мое разочарование, когда она отказала.

В силу своей неопытности я не знал, что ей ответить. И сейчас то чувство

обиды живо всплыло в памяти. «Подумаешь, – подумал я, – что ее волосы

цвета клубники». Она восприняла мою просьбу как оскорбление, ударила по

щеке, назвав тюком сена. Я медленно раздвинул губы в улыбке, наслаждаясь

ее гневом, и этим разозлил ее еще сильнее. Она ударила меня в голень своим

лаковым ботинком и заслужила строгую отповедь от своего отца.

Ее отец – покойный лорд Уэссекса.

Теперь я изо всех сил пытался вспомнить ее имя. И вернувшись назад к

прошлому, наконец, вспомнил – Джулиана.

Это была Джулиана Уэссекс.

Теперь все встало на свои места. Я разгадал тайну, которая мучила

меня с тех пор, как я встретил ее сегодняшним утром.

Я выпустил ее руки и потянулся пальцами к запутанным кудрям:

– Я люблю клубнику.

Она вздохнула.

Я обвел по спирали ее локон, спускаясь к плечу:

– Клубника – моя любимая ягода.

Наши взгляды скрестились, и я затаил дыхание. По неподвижности ее

груди я понял, что и она перестала дышать.

– Итак, леди Джулиана из Уэссекса, ваш симпатичный белый пони все

еще при вас?

Я убрал ее локон со щеки, невольно дотронувшись до кожи. Она

выдохнула, опалив своим жаром мое запястье. Мне захотелось снова

погладить ее по щеке, но я удержался, сжимая локон пальцами. Она

прикусила нижнюю губу и отвела взгляд:

– Вы ошибаетесь. Я не леди Джулиана.

Айрин обмолвилась, что у лорда Чарльза Уэссекса погиб единственный

ребенок. Тогда я не задумался над этим, тем более, что все эти события

происходили в мое отсутствие, и я ничем не мог помочь.

В темноте я пригляделся к девушке, стоявшей передо мной.

Когда я видел ее в последний раз, мне было восемь лет. Мы тогда

простились с лордом Уэссексом и его дочерью, мой отец отругал меня, попеняв, что хороший сын не упустил бы шанс подружиться с этой девочкой.

Он всегда завидовал обширности соседних земель и часто думал о

возможности получить их с помощью брака детей. Через неделю меня

отправили к герцогу Ривенширскому, наказав таким образом. Сначала я

обвинял Джулиану. Но вскоре осознал, насколько мне повезло жить в доме

герцога. Ссора с Джулианой, фактически, превратилась в лучшее, что

случилось со мной. Я должен был поблагодарить ее.

Несмотря на то, что передо мной стояла уже не маленькая девочка и

сейчас ее лицо скрывала темнота, я не сомневался, что утренний воришка и

Джулиана Уэссекс – это один и тот же человек. Но она, очевидно, не хотела, чтобы я знал это.

– Что случилось с леди Джулианой? – Спросил я.

– Она умерла во время крестьянского восстания. – Ответ получился

поспешным, с оттенком чувства горечи.

– Ты так и не ответила, что случилось с ее симпатичным белым пони.

Джулиана уставилась в темный лес, избегая встречаться со мной

взглядом:

– Его пронзили таким количеством стрел, что он стал багровым, и

истек кровью.

– Благословенная Мария!

Тяжелая боль в ее голосе проникла в меня и сжала мое сердце. В глазах

заблестели слезы, и она снова прикусила нижнюю губу. Я положил руку ей

на плечо:

– Извини, Джулиана. – Она кивнула, и медленно опустила голову, а я

стоял и смотрел на ее непокрытую голову.

Я накрутил на палец другой локон. Было понятно, что настоящая

история смерти Чарльза Уэссекса совсем не так проста, и за краткими

рассказами Джулианы и Айрин стояло нечто большее. Но, в конце концов, я

выясню все до последней мелочи.

Отбросив осторожность, я отпустил запястья Джулианы и притянул ее

к себе, так что она стояла теперь в нескольких дюймах от меня. Мы были

практически чужими людьми, если не считать того мимолетного знакомства

в детстве, но в ней чувствовалось нечто уязвимое, что вызывало желание

защитить ее и загладить те ужасы, которые она пережила.

Я отогнал мысли о том, что она вор, ограбивший меня сегодняшним

утром, и сжал ее плечи, надеясь, что она прочтет в этом жесте понимание и

дружбу. Она на мгновение застыла в напряжении, и вдруг обмякла, как будто

тяжесть всей ее скорби и страдания обрушилась на нее в этот момент.

– Что бы ни случилось, Джулиана, я помогу вам, – прошептал я. –

Обещаю.

Но она напряглась и сделала шаг назад:

– Мне не нужна ваша помощь, Коллин.

– Но я хочу.

– У меня все хорошо. – Она гордо выпрямила спину.

– О, неужели? Несмотря на то, что вас похитили среди ночи?

Ее черты стали жестче, и все следы грусти рассеялись.

– Если сейчас дела хорошо, – сказал я, – тогда я боюсь предположить, как это, когда плохо.

– Вам не надо ничего предполагать. – Она посмотрела мне прямо в

глаза. – Я хорошо знаю свое дело. Я лучшая.

– Лучший грабитель?

– Да.

– Видимо, именно поэтому я вас поймал? Потому что вы так хороши? –

Я улыбнулся ее упрямству. Это было все, что я смог сказать в этой нелепой

ситуации.

– Я не нуждаюсь ни в вас, ни в ваших насмешках. – Она сделала еще

один шаг назад.

– Я не насмехался над вами. Просто вы такая смешная.

– Ну, может быть, вам не будет так смешно, если я сбегу.

И она побежала. Я усмехнулся и метнулся за ней. Мне нравилась ее

смелость. В темноте я слышал, как она пробирается сквозь ветви, издавая

столько же шума, сколько медведица, преследующая свою жертву. Я

побежал за ней, без особых усилий идя по следу. Каким-то образом ей

удавалось бежать на несколько шагов впереди, ее гибкое тело мчалось сквозь