- Монета... - Прошептал он, но не торопился поднимать руку. - Если будет орёл... - Но Маруся не дала ему договорить:

  - Не надо, Миша, дразнить судьбу! - Отодвинула руку брата и, не глядя, взяла монету. - О, господи, это же золотой царский пятак! Откуда он у Славки?

  А Михаил вдруг стал серьёзным:

  - Я знаю, чья это монета. Сосед, скрипач из оперного, коллекционировал золотые монеты, но его коллекцию конфисковали ещё в тридцатых. Кто-то донёс. И Яков Саныч был рад просто отдать свои монеты оперативникам. Он всегда говорил, что если проблема стоит денег, то это не проблема, а расходы. Чёткий еврейский подход к делу. Но как эта монета попала к Славке? Украсть её из коллекции он не мог, мы не были вхожи в дом еврейской семьи Либерман, и Славка был слишком мал, когда коллекцию отобрали. Да и не было у Славки никогда такой привычки - брать чужое. Он и дома-то десять раз спросит, прежде чем что-то взять. О коллекции я узнал только потому, что меня привлекли в качестве понятого, когда эти монеты у Либермана забирали. Наверняка Либерман кое-что всё-таки припрятал на чёрный день. А когда дом разбомбили, Славка нашёл эту монету на развалинах. Я встретил на перроне Ленинградского вокзала жену покойного Либермана, Тамару. Она была лет на десять моложе мужа, и ещё в начале войны уехала с сыном в Москву к родне.

  - Миша, я думаю, что ты прав. Славка просто нашёл эту монету. На развалинах много чего можно найти. И теперь понятно откуда в доме взялась чужая банка недоеденного вишнёвого варенья, за годы оно просто засахарилось. И ещё, тоже чужие, полотняные мешочки, в которых явно хранили крупу, плюс две дорогие простыни, которых ни у вас, ни у меня не было. Видимо Славик просто собрал всё, что смог, на развалинах вашего дома, и принёс сюда. - Сказала Маруся.

  Рано утром Михаил и Маруся вместе поехали в Ленинград. Сидя в трамвае рядом с сестрой, Михаил чувствовал себя намного уверенней, чем вчера, когда ехал один. У Маруси было время до начала занятий, и она пошла в архив вместе с братом. Им быстро нашли бумаги, где было указано, что Кононов Вячеслав Михайлович покинул Ленинград, в составе группы осиротевших детей, которых эвакуировали по льду Ладожского озера, в ноябре сорок второго. Сотрудники архива подсказали, где искать дальнейшие следы Славки. В архиве была справка об его отправке в Московский приёмник распределитель для подростков.

  - Я сегодня же поеду в Москву. - Сказал Михаил.

  - Я тоже хочу! - Отозвалась Маруся.

  - Нет. Кто-то же должен ждать меня дома. - Ответил Михаил.

  Прежде чем уехать, Михаил пошёл гулять по Ленинграду. Он не выбирал себе маршрут, он просто шёл по знакомым улицам и, видя, что с ними сталось, старался вспомнить, как было до войны. Ноги сами принесли его к проходной Кировского завода. Молодой инженер Кононов начинал здесь свою трудовую деятельность. Он помнил, что рабочие до самой войны называли себя путиловцами, а завод Путиловским. Новое название приживалось с трудом. В день прорыва блокады 18 января 1943 года, часть, где служил Кононов, находилась в Сибири, на одном из оборонных промышленных объектов НКВД. Органы госбезопасности защищали свои предприятия с таким рвением, что подразделение снайперов, было неотъемлемой частью охраны каждого такого объекта. Кононов помнил, как к нему пришёл земляк, он служил непосредственно в лагере, где содержались зеки, которые работали на том заводе. Он принёс спирт, нехитрую закуску, и они долго вспоминали родной город, каким он был до войны.

  - Твои-то живы? - Спросил Кононова седой капитан.

  - Не знаю. - Ответил честно Кононов. - Жена погибла, когда в наш дом попала бомба, ещё в сентябре сорок первого, а сын пропал без вести.

  - А я про своих ничего не знаю. - Сказал капитан. - Ни на один запрос ответа не получил.

  Кононов долго стоял возле проходной, и почему-то вспоминал, ни как работал на заводе, а как служил в Сибири. Он писал рапорт за рапортом - просился на фронт, но ему отказывали. И только весной сорок третьего, когда начали формировать объединение войск для ведения боевых действий за границами Советского Союза, Кононов получил новое назначение и звание капитана, и старался не вспоминать о последних днях службы в посёлке под названием Чекист. Снайперы были обычными постовыми на всех дорогах, ведущих к Чекисту. Кононов почти два года охранял мост, по которому вывозили продукцию завода, и привозили туда сырьё. И вот в один из весенних дней, когда маленький состав, груженный продукцией завода, выехал на деревянный мост, с крыши одного из вагонов в реку метнулся человек. Он не прыгнул, а именно метнулся, словно боялся передумать - и не попасть в холодную воду весенней реки. Кононов выстрелил, почти не целясь, но он знал, что попал в цель. Человек пошёл на дно. Поезд, миновав мост, остановился. Солдаты, сопровождавшие груз высыпали из своей теплушки и, ругаясь, обыскивали состав. Больше они никого не нашли, и доложив по рации начальству о происшествии, отправили поезд дальше. "Сейчас к тебе приедут из лагеря!" - крикнул Кононову молодой лейтенант. Через несколько минут на другом берегу остановилась полуторка, из которой вышел грузный сержант, и два рядовых солдата в фуражках с синими тульями и красными околышами. Они пешком перешли через мост и, коротко переговорив с Кононовым, вернулись в машину, и уехали. Почему именно сейчас Кононов вспомнил про этот случай, он не знал. Его охватило чувство непонятной тоски. Добравшись до Московского вокзала, Кононов купил билет на ближайший поезд, и уже на ходу запрыгнул в свой вагон.

  В Москве шёл затяжной дождь, но Кононов всё равно пошёл в гостиницу пешком. Он думал о том, почему Славка сбежал с поезда по дороге, когда подростков везли в Свердловск. Его потеряли в Казани. Казань был родным городом жены Кононова Людмилы. Там до войны жили её мать и брат. Он несколько раз писал тёще с фронта, но она так и не ответила. Кононов понимал, что случиться могло всё, что угодно. Он делал запросы о судьбе брата жены Романа, и ему сообщили, что Роман Гордецов погиб ещё в сорок первом под Москвой. "Может, Славка намерено отстал от поезда в Казани, и пошёл к бабушке?" - спрашивал сам себя Михаил. На следующий день, получив денежное довольствие за последние полгода, он забрал, и надел новую генеральскую форму. Купив в военторге чемодан, смену белья и дорожный набор офицера, где были вакса со щёткой, бритва, помазок, зубная щётка, и даже зубной порошок и мыло, через два часа он уже садился на поезд Москва - Казань, выкупив для себя целое купе. Он не хотел ни с кем разговаривать по дороге, ему казалось, что он начал сматывать на себя путь сына. Михаил просто физически чувствовал родное тепло, когда поезд нёс его по железной дороге в сторону Казани.

  И вот Казань. "Что могло измениться в городе, где не было войны?", но изменилось многое. Война и здесь оставила свои отметины. Кононову показалось, что стало меньше деревьев. Многие частные дома стояли с заколоченными окнами. И везде была какая-то серость - серые дома, серые, угрюмые люди. Тёщин дом был на месте. Кононов немного постоял, прежде чем подняться на крыльцо. Он хотел подготовиться к тому, что дверь ему откроют незнакомые люди. А это значит, что придётся начинать всё сначала - идти в официальные органы, и снова подавать запросы.