- Да, да. Сию минуту поднимем документы. - Чиновник позвонил, и скороговоркой приказал принести наряды на заготовку дров в сорок втором году. - Таких нарядов немного. - Снова обратился чиновник к Кононову. - Очень скоро пришлось свернуть разбор дачных домов в ближайшем пригороде. Под законы военного времени эти работы не подходили, и мы столкнулись с сопротивлением третьих организаций. Они требовали стопроцентных доказательств того, что владельцы этих дач погибли. Но сами понимаете... А вот, то, что вам нужно.

  Кононов записал адрес конторы, куда ему следует обратиться, и уже через час стоял на пороге большого ленинградского дома со множеством вывесок. Но организация, которая была нужна Кононову, в этом здании не числилась. Он всё-таки решил зайти, и спросить у вахтёра, может, куда переехали. Оказалось, что эта контора просто переименована.

  - Да вот, - сказала вахтёрша - идёт её начальница Хлыщёва. - И указала на сухощавую женщину, которая была одета, как комиссар времён гражданской войны - в строгую чёрную юбку и кожаную куртку, подпоясанную солдатским ремнём.

  - Товарищ, Хлыщёва! - Крикнул Кононов вслед удалявшейся даме - комиссару.

  Женщина оглянулась, и как бы сказала Маруся, посмотрела - как рублём одарила. Но увидев звезду героя на кителе Кононова, словно подтянулась, и сказала хриплым, прокуренным голосом:

  - Я Хлыщёва.

  Когда Кононов изложил суть дела, по которому пришёл, Хлыщёва нахмурилась:

  - Так значит вы его отец? Это я вывезла ребёнка в Ленинград, и сдала его в приют для осиротевших детей. Не годилось оставлять его одного в пустом посёлке. Рядом линия фронта, там все поля перепаханы бомбами, могли, и в ваш дом попасть. А тот приют раньше был на Лиговском, теперь не знаю, существует ли он вообще. Я вам советую обратиться в РОНО.

  Таня, - сказал Хлыщёва вахтёрше, - дай адреса и телефоны всех городских РОНО товарищу полковнику. В одном их них точно скажут, где архив того приюта. А меня прошу извинить, я опаздываю. - И Хлыщёва ушла. Кононову показалось, что как-то поспешно.

  "И почему эта Хлыщёва чего-то испугалась?" - думал Кононов, выходя на улицу. Он бы ещё больше удивился, если бы видел, как Хлыщёва, подобрав длинную юбку, бросилась прочь от здания своей конторы, со скоростью, на которую только была способна. А потом, забежав в ближайшее парадное, долго стояла там в темноте. Наконец, женщина - комиссар перекрестилась, вышла из парадного и, озираясь по сторонам, пошла прочь. "Ну и что, зато я всю зиму не голодала" - думала она, вспоминая пухлую пачку денег, которую забрала из дома того мальчишки. Заходя в здание РОНО, Кононов уже не удивился, что его приняли просто по-царски. Уже через полчаса он знал, где находится вся информация о воспитанниках приюта на Лиговском, но рабочий день в архиве закончился, и Кононов поехал домой. За ужином он извинился перед Марусей за то, что три дня с ней не разговаривал. Он боялся сорваться в своё горе. Когда он нашёл портфель Славика, то просто не мог справиться с нахлынувшими чувствами.

  - Я ведь так и не открыл портфель. Духу не хватило.

  - А давай вместе откроем? - Сказала осторожно Маруся.

  - А давай... - Не совсем уверенно ответил Михаил. Он встал, достал из кармана кителя свою фронтовую фляжку и отпил глоток.

  - И мне дай! - Приказала Маруся.

  - Ты чего, это же первач... - Но Маруся решительно взяла у Михаила фляжку, так же решительно глотнула её содержимого, и закашлялась.

  - Ну вот, я же говорил... - Михаил забрал у сестры фляжку, а Маруся, продышавшись, взяла портфель в руки, и расстегнула застёжку. Михаил потянулся рукой, но, сразу же убрал её.

  - А давай, ты? - Он смотрел на Марусю, и она узнавала своего маленького братишку, который боялся посмотреть, что же стало с банкой мёда, которую они уронили с полки в кухне.

  Маруся выложила на стол дневник, два учебника, тетрадки и пенал. Вот теперь, Михаил уверенно взял в руки дневник. Привычным родительским жестом, он открыл его, и тут же уронил голову на руки. Маруся вытащила дневник из-под рук Михаила, и увидела, что Славка аккуратно заполнил две страницы, на первую неделю учёбы. Он даже успел, двойку получить по немецкому. Учительница снизу подписала, что Слава забыл дома словарь. Зато красовались две пятёрки - по физкультуре и пению. Маруся видела, что Михаил тоже смотрит в дневник, он нахмурился, когда увидел двойку, и улыбнулся пятёрке по пению. Потом вдруг спросил:

  - А почему он ходил в школу в воскресенье? Ведь бомбёжка была седьмого числа - это воскресенье.

  - Я не знаю, Миша. Наверное, по воскресеньям обстрелов не было, или ещё почему-то.

  Больше в дневнике смотреть было нечего, и Маруся по очереди открывала тетради. Но, тетради оказались пусты. Они даже не были подписаны.

  - Наверное, занимались устно... - Сказал разочаровано Михаил.

  Михаил взял учебник немецкого языка, и прочитал:

  - Meine Familie... Он не заполнил строчку для фамилии.

  - Да не успел просто. Учебный год только начался. - Сказала примирительно Маруся, а Михаил с готовностью кивнул.

  Учебник географии был новеньким, Славка его точно ни разу не открывал, страницы были не разрезаны. Маруся снова полезла в портфель, просмотрела все многочисленные кармашки, и нашла два довоенных фантика от барбарисок, моточек проволоки и огрызок карандаша. Тут она вспомнила про пенал, и открыла его. Сверху лежал ключ, а под ним несколько новых перьев, две ручки, простой и красный карандаши.

  - Это ключ от нашей квартиры... - Прошептал Михаил. Маруся подняла глаза на Михаила, и увидела, что у него потекли слёзы. Она встала, и прижала к своей груди седую голову маленького братика.

  Прежде чем сложить всё содержимое портфеля обратно, Маруся перевернула его, и потрясла. Иногда таким нехитрым способом, она находила в собственных сумках давно потерянные вещи. На стол что-то выпало, и покатилось, а Михаил накрыл этот предмет рукой.