— Вы ошибаетесь, — он старается говорить как можно мягче и вежливей, но получается все равно резковато.

— Что ты, что ты, — энергично машет сухощавыми руками тетя Эвелин — сестра Дина, — такой красавчик не может быть обделен женским вниманием. Думаю, ты просто слишком занят работой, чтобы это заметить.

Ривай скрипит зубами, титаническими усилиями сдерживая все колкости в себе. Вместо этого он выдавливает из себя вежливую улыбку.

— Возможно, вы правы, — он может гордиться своими дипломатичными ответами.

— Конечно, милый, я права. Поверь моему опыту.

Ривай адресует скептичный взгляд ножке индейки в своей тарелке. Так и подмывает рассказать о том, как жадно на него смотрят коллеги мужского пола, какими взглядами провожают, как мечтают переспать с ним и в каких позах. И пусть это все вранье от начала и до конца, но об этом ведь знает только он. Зато он готов спорить на что угодно, что вид вытянувшихся лиц станет его любимым воспоминанием о родственниках.

— Моя Джинджер своего мужа-дурака встретила на работе, он работал в соседнем отделе. И теперь посмотрите, они женаты уже пять лет и у них три ребенка. Так что, Ривай, ты тоже присмотрись, вдруг и у тебя сложится.

Ривая так и подмывает уточнить: «Сложится с чем? С поисками мужа-дурака или с родами? Или и с тем, и с другим?», но он лишь хмуро ковыряет вилкой в тарелке.

— Лучше кто-то проверенный, — со знанием дела заявляет Элионор — жена двоюродного брата Дина. — Например, с той девушкой, которую ты как-то приглашал.

— Ханджи, — услужливо подсказывает тетя Рози.

— Да, ее, — покладисто соглашается Элеонор.

Ривая подобное заявление настолько шокирует, что он давится отпитым из бокала вином, начиная надсадно кашлять. За столом на пару мгновений повисает тишина, а затем Риваю заботливо передают салфетки и стакан с водой.

Жениться на Ханджи. Ханджи, мать твою! Большего бреда он давно не слышал. Нет, он по-своему любил Ханджи, она была его самым близким другом, еще и единственной, способной вытерпеть его колючий нрав. Но свадьба? Да ни за что в жизни. Надо будет потом рассказать ей, в каком отчаянии его родственники, что решили добавить и такой вариант. Вот она ржать будет.

— Они просто друзья, — мягко возражает Кушель тоном, не позволяющим усомниться в том, что разговор на данную тему окончен.

Ривай посылает матери благодарный взгляд. Став старше настолько, чтобы замечать подобные вещи, он не переставал восхищаться умению Кушель Аккерман быть доброжелательной, но в то же время четко давать понять окружающим что приемлемо, а что абсолютно нет. Несмотря на свое прошлое, никто бы не смог сказать, что Кушель работала проституткой, не зная этого наверняка. В ней чувствовались утонченность и изящество, гордость, которую она не потеряла даже после подобной работы. Ривай всегда восхищался Кушель, вероятно, настолько же сильно, насколько любил.

— Ты столько теряешь, парень, — огорченно вздохнула тетя Элеонор.

— Думаю, об этом стоит судить ему, — улыбается Кушель, а затем, словно ни в чем не бывало, спрашивает у Дина: — Тебе что-то положить, милый? Или ты продолжишь гипнотизировать салат? Согласна, он получился на редкость красивым, но пробовать лучше, чем смотреть.

На какое-то время за столом повисает дружелюбное настроение, созданное обменом последними сплетнями и нахваливанием кулинарных талантов хозяйки. И Ривай даже успевает подумать о том, что сегодня, быть может, впервые на его памяти, разговор не пойдет дальше и вечер останется на отметке «вполне сносно». Но чуда предсказуемо не происходит.

— А вы знаете, Аманда теперь свободна, — встревает тетя Рози, по праву получая приз разрушительницы душевного спокойствия. — Они с Джеком окончательно разошлись, и, сказать честно, я даже рада, он никогда мне не нравился.

Ривай тихо фыркает под нос, припоминая, как она расхваливала Джека на прошлом семейном собрании. Он ей виделся едва ли не идеальным вариантом мужчины в принципе, но, видимо, за целый год ему удалось доказать обратное. Риваю даже почти стало интересно, как ему это удалось, но задуматься об этом всерьез ему не позволили.

— Ривай, а давай я устрою вам свидание с Амандой? Она замечательная девушка — умная, красивая, одинокая.

«И последнее, очевидно, самое существенное ее достоинство», — мрачно думает Ривай. Все эти разговоры о его якобы обязанности перед обществом в общем и семьей в частности жениться на девушке, завести детей, посадить дерево рядом с построенным собственными руками домом давно уже набили оскомину. Более того, воспринимались скорее как часть какого-то непостижимого обязательного ритуала, и абсолютно не усваивались мозгом как нечто стоящее внимания.

— Ты не подумай, что я хвалю ее только потому, что она моя дочь, — тетя фальшиво смеется, словно кто-то рассказал ей забавную шутку. — И потом, мне кажется, у вас с ней могло бы что-то получиться.

— О да, я помню малышку Аманду. Ты всегда ей нравился. После знакомства она только о тебе и говорила все время, ходила как привязанная.

Лично Ривай ничего подобного не помнил. Он видел Аманду всего несколько раз, и держались они оба довольно отстраненно, искренне радуясь, когда можно было покинуть некомфортную компанию друг друга.

— Сомневаюсь, что из этого может что-то получиться. Кроме того, я не намерен жениться, — в сотый, кажется, раз за вечность напоминает Ривай. И отсчитывает секунды до того, как тетушки громко разразятся негодованием. И три, два, один…

— Как же так, милый? Тебе уже пора остепениться и найти жену, — с укоризной в голосе произносит тетя Элеонор. И это снова пробуждает в Ривае клокочущий вулкан из раздражения. — Тебе уже тридцать, милый, и ты не молодеешь.

— Спасибо за то, что любезно напомнили мне об этом, — елейно улыбается Ривай, мысленно умоляя тетю, чтобы она заткнулась на данном этапе, потому что дальше сдерживать внутри тщательно раздуваемое пламя негодования и желания грубо расставить все по своим местам у него вряд ли получится.

— Пожалуйста, — тетя Рози к мысленным мольбам остается глуха. Впрочем, как и всегда. — Почему бы тебе действительно не сходить с Амандой на свидание? Может, после встречи с ней ты перестанешь быть… таким, — тетя неопределенным смазанным жестом обводит всего Ривая. Ривай ядовито щурит глаза.

— Каким?

— Милый… — пытается вмешаться Кушель, но Ривай не собирается останавливаться.

— Что же вы замолчали, тетя? Договаривайте, — командует жестким тоном, но Рози лишь выразительно молчит. — Вы хотели сказать геем? Так вот, у меня для вас новость, я не перестану им быть, нравится вам это или нет. Лично меня все устраивает, так что вам придется с этим смириться. И ни о каком свидании не может быть и речи, во всяком случае до тех пор, пока у кандидатки не появится член.

— Ривай! — возмущенно одергивает Кушель. Дин привстает, открывая рот, чтобы всех успокоить.

— Я все сказал, — твердо заявляет Ривай и встает из-за стола, подхватывая бутылку с вином. — Пожалуй, оставлю вас без своей голубой компании. Приятного аппетита.

Он больше не слушает, просто тупо идет по коридору, а затем выходит на улицу. Куртку не берет — мороз позднего ноябрьского вечера приятно холодит разгоряченную кожу, остужая голову. Ривай устало опирается о перила и рассеянно всматривается в подернутые томной туманцем кокетливые силуэты деревьев. Свежий воздух приятно щекочет ноздри запахом ореховых листьев и увядшей травы. Чувствуется морозец, изо рта вырываются и тут же растворяются облачка горячего дыхания. Ривай вдыхает поглубже и делает большой глоток из прихваченной бутылки. Вино не самое лучшее, да и Ривай предпочел бы что-то не такое кислое, но сейчас и оно сойдет.

Какое-то время он просто стоит, остывает. В голове крутится очень много мыслей, но в то же время он не думает ни об одной. На душе погано, он чувствует себя паршиво, потому что сорвался, снова, хотя давно уже должен был привыкнуть, за столько-то лет. Но легче не становится — ни тогда, ни сейчас. Даже наоборот, мысль о том, что за столько лет его не могут принять таким, какой он есть, заставляет чувствовать себя разбитым, неправильным, мерзким.