— Считайте это методом излечения узколобости и прививанием толерантности, — огрызается Эрен.

Мужик теряется от неслыханной дерзости, его лицо на глазах наливается кровью, а ноздри гневно раздуваются, на виске начинает нервно пульсировать жилка.

Несмотря на серьезность ситуации, Ривай почему-то испытывает непонятное, острое желание расхохотаться прямо в лицо мужику. Но вместо этого он оборачивается, цепким взглядом окидывает поле и невозмутимо произносит:

— Турнир окончен, победила желтая команда.

Мужик краснеет еще сильнее и гневно срывает с головы синюю бумажную корону, безжалостно припечатывая ее ногой.

— Не переживайте, в следующий раз больше повезет, — участливо «подбадривает» Ривай, к огромному сожалению мужика, не плавясь под уничтожающим взглядом.

— Гребаные педики! — зло чертыхается мужик. — Чертов турнир! Жопорукие кретины!

Эрен с Риваем прыскают почти одновременно, заговорщически переглядываясь. Конфликт на время отходит на второй план, уступая место обоюдному веселью.

Из зала они выходят плечом к плечу и одновременно направляются к лотку со сладостями, заедать горькое поражение.

Комментарий к Часть ХІІІ. Фортуной мы привыкли называть успех, признанье, звонкую монету, она дарить и отнимать вольна, переходя от холода к привету

Буду рада вашему мнению)

========== Часть XIV. То, что несло тебе фортуну, тает, растворяется во рту ==========

Остаток вечера Ривай чувствует себя так, словно ему не тридцать с копейками, а лет семнадцать. Он все еще ворчит, язвит и ругается, но уже без обычного запала, скорее по привычке, с абсолютно не присущим ему азартом ввязывается в конкурсы, на результат которых спорит с Эреном на всякую ерунду. Йегер находит все новые и новые причины для очередного спора, и столь безумная активность веселит Ривая. Для него так никто не старался.

Мысль немного сбивает возбужденную горячку хорошего настроения. Все идет как-то слишком хорошо, и Эрен ведет себя чересчур внимательно. Все это, конечно, можно без проблем объяснить искренней влюбленностью, но что-то внутри мешает Риваю поверить в бесхитростность чувств Эрена, заставляет считать, что за его поведением сокрыты корыстливые мотивы. Хотя, с другой стороны, мотивы Эрена не обязательно должны принести ему, Риваю, вред, так ведь?

— Ну как? — громко спрашивает Эрен, отвлекая внимание Аккермана от сгущающихся над тем темных мыслей и привлекая его к себе.

Ривай поднимает глаза на Йегера, и все дурные мысли развеиваются в тот же миг — невозможно сохранять равнодушное спокойствие, когда на тебя смотрит взрослый парень, звезда голубого экрана, на щеке которой нарисован дракон. Ривай прикладывает все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не расхохотаться, подходит ближе, касается подбородка Эрена и вертит его голову, словно придирчивый оценщик, желающий получше рассмотреть найденный шедевр неизвестного мастера. Дракон довольно милый — он вьется от шеи до виска зеленой лентой, удачно сочетающейся с патиновыми глазами, а из распахнутой пасти, украшенной рядом острых мелких зубов, вырывается пламень огня, языки которого расходятся по глазам, немного по лбу и по щекам.

— Оригинально, — в конце концов выносит свой вердикт Ривай. А про себя мысленно отмечает, что это вовсе не портит Эрена, скорее даже наоборот, добавляет юношеского озорства и обаятельной беззаботности.

— Я попросил нарисовать самое крутое, что у них есть, — сообщает Эрен, шало блестя лемурьими глазами. — Ты в курсе, что у тебя охренеть творческий подход к придумыванию заданий?

— Можешь позвонить Ханджи, сказать спасибо, — фыркает Ривай и, не в силах сдержать любопытство, легко проводит кончиками пальцев по нарисованному дракону — чешуя выглядит очень реалистичной. Судорожный вздох Эрена отрезвляет, и мужчина торопливо одергивает руку. — Ну что, куда дальше?

Они еще какое-то время бродят по залам, но на еду смотреть уже нет сил, а из развлечений они перепробовали практически все. Ривай перекладывает из руки в руку выигранную в тире деревянную чашку с вязью резных кельтских рун по ободку и, поправив немного съехавшую корону, произносит:

— Если увижу еще одно яблоко в карамели или кружку с пивом, меня стошнит. Кажется, пора отсюда убираться.

Эрен поправляет бутафорский меч, который держит под мышкой.

— И я бы пошутил о том, что ты просто поскорее хочешь сбежать с нашего свидания, если бы не был настолько с тобой согласен.

Ривай в ответ лишь закатывает глаза, но ничего не произносит. Вместо этого он, проталкиваясь сквозь поплотневшую к вечеру толпу людей, направляется в сторону выхода, над которым, словно с целью ориентировки, прибит самый огромный герб с двумя держащими в лапах корону львами.

Они забирают из гардероба верхнюю одежду и покидают замок.

На улице уже темно, яркими бело-желтыми пятнами виднеется окаймляющий дорогу ряд из фонарей, светятся окна домов. Морозный воздух приятно холодит кожу, изо рта при каждом выдохе вырываются облачка пара. Слева от входа, переминаясь с ноги на ногу, стоят водители нескольких, видимо, экскурсионных автобусов и курят одну сигарету за другой, обмениваясь забавными историями из практики, если судить по веселому гоготу.

— Наконец-то свежий воздух, — блаженно выдыхает Эрен рядом, потягиваясь.

— Мог бы раньше сказать, что хочешь выйти подышать, — не всерьез упрекает Ривай, направляясь к машине.

— Боялся, что ты сбежишь.

Риваю хочется думать, что это очередная шутка Йегера, но тон слишком серьезный. Аккерман приходит к выводу, что эту реплику стоит оставить без ответа, но что-то внутри задето звучанием голоса парня.

— В следующий раз стоит сказать, куда ты меня везешь, — советует, не особо подумав над формулировкой, за которую Эрен тут же цепляется.

— Значит, я прощен? — недоверчиво переспрашивает он, хотя лицо уже искрится радостью. — И ты даже согласен на еще одно свидание?

— Во-первых, ты не просил прощения, объяснений я от тебя тоже не слышал. Во-вторых…

— Но эта встреча, она и была попыткой извиниться, — не дослушав, перебивает Эрен, забегая вперед и останавливаясь перед Риваем, вынуждая его сделать ровно то же самое. — И мне показалось, что весьма успешной. У тебя очень красивая улыбка, знал?

— Узнал. Ладно уж, считай, засчитан, — великодушно соглашается Ривай, просто потому что со стороны Эрена это и правда был широкий жест и внушительный знак внимания. Мелочно было продолжать злиться за то, что он тогда сбежал, пусть осадок, хоть и небольшой, все равно остался.

— И я постараюсь в следующий раз не разыгрывать сцен.

Бровь Ривая скептично изгибается, но все же он довольно хмыкает и своеобразно хвалит:

— Активный досуг идет тебе на пользу, становишься таким покладистым, всегда бы так.

— Я не ослышался? — расплывается в улыбке Эрен. — Ты сказал всегда?

— Я говорил о твоем характере, придурок, — фыркает Аккерман. — Пошли, я замерз.

Эрен нехотя оборачивается и идет к машине.

— Из твоих уст звучит как признание в любви до гроба, — продолжает подначивать Йегер.

— Не вынуждай день своей кончины становиться преждевременным.

— То есть ты не отрицаешь, что я тебе нравлюсь? — он тормозит у своей машины, и снова оборачивается к Риваю. Раскосые глаза влажно блестят в свете фонарей, делая взгляд каким-то неземным, безумно завлекающим, глубоким. Соблазнительные губы изогнуты в хитрой, манящей улыбке, а сам Эрен кажется божественным видением, обратившейся реальностью мечтой. От взгляда на него внутри Ривая все начинает пульсировать, трепетать, и он как никогда чувствует себя живым.

Под властью момента он нарочно неторопливо приближается к парню, с тянущим удовольствием ловя на себе пристальный жадный взгляд, и когда Эрен доходит до его глаз, перехватывает взгляд, не позволяя разорвать зрительный контакт. Только так, глаза в глаза, чтобы электричество по венам и томление по телу. Без утайки, честно и откровенно.

Воздух между ними буквально искрит, и когда Ривай вплотную подходит к Эрену, тот, кажется, задерживает дыхание. Ривай близок к тому, чтобы улыбнуться, но для этого он слишком увлечен.