— Что-то ты выглядишь подозрительно довольным, — щурится Эрен, через плечо бросая странный взгляд на Ривая.

— Тебе показалось, — холодно отрезает Ривай, возвращая на лицо вечное слегка недовольное выражение.

— Ой ли? — фыркает Эрен. Ривай не отвечает.

В салоне снова повисает тишина.

— Так, а теперь показывай дорогу, — командует Эрен спустя минуты три. — Тут я ориентируюсь плохо, поэтому, если буду ехать по памяти, за конечную цель не ручаюсь.

— Здесь направо, — кивнув, спокойно предупреждает Аккерман, высовываясь в проем между сидениями. — А теперь вниз по главной до перекрестка.

— Может, вперед пересядешь? — хмурясь, осведомляется Эрен, нечаянно задевая мужчину локтем. Ривай замечает, как от этого касания он напрягается, как с силой сжимает пальцы на руле.

— Мне и так нормально.

— Зато Руби не очень, — парирует Эрен, бросая быстрый взгляд через плечо. Девочка посапывает во сне, не выказывая никаких признаков неудобства, но Риваю все равно кажется, будто, скажи он что-то немного громче или поверни Эрен немного более резко, они ее разбудят. Аргумент, к огромному огорчению Ривая, слишком веский, чтобы оставить его без внимания.

Пришлось притормозить.

— Доволен? — едко интересуется Аккерман, щелкая застежкой ремня безопасности.

— Аж сердце радуется, — до противного жизнерадостно отзывается парень.

«Очень надеюсь, что только оно», — думает Аккерман.

— А теперь сворачивай на Сауз Стрит.

Эрен послушно выворачивает руль, и машина плавно скользит направо. Манера водить у Йегера спокойная, размеренная и удивительно четкая. Аккерман невольно думает, что, возникни у него такая необходимость, пожалуй, нанял бы Эрена личным шофером. При условии, что в контракте будет оговорено его молчание во всех случаях, исключая крайнюю необходимость. Внезапно перед глазами всплывает услужливо подкинутая памятью картинка их первой «встречи», когда Эрен сбил Ривая машиной. Аккерман непроизвольно потирает бедро — приятного осталось мало, нога еще долго болела, он даже на осмотр записался, а налившийся синяк радовал всеми грязноватыми оттенками синего, желтого и фиолетового. Нет, все же в шоферы не возьмет, на своих двоих оно поспокойней будет.

Если бы не надобность следить за дорогой и время от времени подсказывать Эрену направление, Ривай бы с радостью последовал примеру Руби и тоже прикрыл бы глаза. От размеренно мелькающих за окном домов, плавного хода машины и тепла в салоне клонит в сон. Ну, Аккерман, вот она, старость.

— Почему Нью-Джерси? — внезапно спрашивает Эрен, не отрывая взгляда от дороги.

Ривай, застигнутый врасплох, сначала не понимает, что вопрос задали именно ему.

— Почему интересуешься?

— Вся твоя семья, как я понимаю, здесь. Так почему ты — нет?

Ривая вопрос заставляет задуматься. Не потому, что он не знает ответа. Как раз, скорее, наоборот, он прекрасно понимает причину. Ривай просто хочет дать своей матери шанс ощутить, каково это, иметь настоящую семью, такую, о которой она всегда мечтала. Кушель никогда бы подобного не сказала, но Ривай и сам знает, что он служит напоминанием о самых трудных днях в ее жизни. Поэтому данное решение было для него очевидным — он не уезжал слишком далеко, чтобы в случае нужды быть рядом, но держался на расстоянии, чтобы не мешаться и дать Кушель возможность ощутить себя любимой женой и полноценной матерью. Вот только откровенничать с Эреном на этот счет он не считает нужным. Это слишком личное.

— В Нью-Джерси жил мой друг, он меня устроил на работу в хорошую компанию, а потом я как-то обжился там и не захотел уезжать.

Почти правда. Дэн действительно жил в Нью-Джерси и действительно именно из-за него Ривай решился впервые сюда приехать. Но связывала их далеко не дружба: для Дэна это был стабильный вариант для перепиха, для Ривая — первое серьезное увлечение. Продлились их отношения всего месяц — верность Дэна не просто была поставлена под сомнение, Аккерман стал свидетелем того, как его парень на их диване раскладывал симпатичного бармена из гей-клуба, куда они иногда заглядывали. Вот только он не мог даже предположить, что интерес Дэна к этому смазливому парнишке с явно азиатскими корнями зайдет дальше легкого флирта и переглядок. Как оказалось, очень даже зря.

Ривай не раз слышал истории пар, в которых один партнер изменял, но позже раскаивался. Потом, после длинного разговора по душам, при котором в воздухе летали тарелки или что потяжелее, второй его прощал, и они снова жили душа в душу. Но он слишком хорошо знал, что не располагает ни таким количеством доброты, ни необходимого размера сердцем. А вот цинизма в нем в избытке, так что Ривай, несмотря на жгучее, почти нестерпимое желание откусить своему неблаговерному, решившему не утруждать себя попыткой удержать собственный член в штанах, голову и измельчить на фарш похотливую барную шлюху, пронесся по квартире ураганом, не глядя сметая свои вещи в чемодан, и, громко хлопнув дверью, ушел. Больше в квартиру он не возвращался и все попытки Дэна связаться с ним игнорировал с завидным упрямством. Чуть погодя он уволился с работы, окончательно оборвав связи со всем, что могло связывать его с Дэном, и переехал на другой конец Нью-Джерси. Город его более чем устраивал, и Ривай не видел смысла переезжать из-за мизерной вероятности когда-то пересечься с изменившим ему мудаком. Больно, обидно, хочется убивать, но это же не причина портить себе жизнь, получив срок и загремев за решетку. Хотя в некоторых народах за измену можно было убивать… С другой стороны, было бы ради кого.

— Что насчет тебя? — в свою очередь решает полюбопытствовать Аккерман. В конце концов, Йегер же родился в Германии, почему не остался там? Или в каком-нибудь месте получше этого.

— Этот город положительно влияет на мою ауру, — невозмутимо отвечает Эрен серьезным тоном.

Ривай несколько секунд не понимает, шутка ли это или парень действительно здесь из-за этого. С Эрена станется.

— Ты гонишь, — наконец-то разоблачает обманщика Ривай, хмуро скрещивая руки на груди, а затем требует: — Правду.

— Какой сообразительный мальчик, — издевательски тянет Эрен, но все же спустя секунд десять серьезно отвечает: — Просто так… сложилось, я думаю. Я родился в Германии, но жил там только лет до семи — из-за работы отца нам приходилось часто переезжать. Несколько лет назад мне предложили работу на студии в Нью-Джерси — мы там жили какое-то время — так что я решил, почему бы и нет? Плюсов куда больше, чем минусов. В конце концов, я всегда могу уехать. А потом мне предложили стать телеведущим, и все так закрутилось… Я привык жить там, меня это устраивает, я думаю.

Ривай хмыкает. Нью-Джерси — последний оплот отчаявшихся и заблудших.

— После развилки налево, — вспоминает он, заметив, как они подъезжают к деревянному щиту, на котором красуется вырвиглазно розовая реклама салона красоты с банальным названием «Афродита».

Они выезжают за черту города, и теперь по обе стороны дороги тянутся стройные ряды одинаковых двухэтажных белых, с оливково-коричневыми крышами домов. Они различаются разве что зеленью газонов, наличием деревьев и несущественными деталями вроде цвета занавесок да высотой заборов.

— Останови возле следующего, — просит Ривай, когда замечает зеленую стену из острых свечей туй, аккуратной линией высаженных у забора.

— Это дом твоих родителей? — удивленно спрашивает Эрен.

— Нет, моего дяди, он выиграл его у одного барыги лет эдак двадцать назад. А потом решил, что это знак судьбы, а потому, чтобы удача никуда не пропала, выиграл еще у нескольких криминальных авторитетов пару миллионов и превратил дом в приют для бездомных, окрестив эту миссию благой. А поскольку потом Кенни уехал в паломничество, то оставил его нам. Вот управляемся потихоньку, — сочиняет на ходу Аккерман, невозмутимо глядя на Эрена. Ребячество чистейшей воды, но вопрос откровенно глупый. А еще рядом с Эреном как-то само собой получается быть колючим и едким, это кажется жизненно необходимым, ведь иначе… Об «иначе» Ривай думать не хочет, одергивая себя.