– Если не догадается, подскажут, – уверенно ответил Кэйташи Ито.

Повинуясь ритму танца, две пары танцующих сблизились друг с другом. Огюстин и Штейн Креол оказались рядом с принцем и Оаной. Огюстин показалось, что взгляд Флориана прожёг её насквозь.

Пэри и марид оказалась рядом с поветрулей и Норибертом.

– Как жаль, что с вашими сёстрами случилось такое несчастье, – сказала Дильназ.

– Варна и Ведана мне не сёстры, – ответила Айка Роса.

– Но я одного не понимаю. Почему поветруля не смога увернуться от ножа? – спросила Дильназ.

– Накануне прогулки с принцем Ведана Кот пыталась провести обряд для укрепления духа, – сказала Айка, – но моргана ей помешала. И Ведана добилась противоположного результата. Вместо того чтобы укрепить дух, она оказалась открытой для бед.

– Намеренно ли Ведане Кот помешала моргана? – спросила Дильназ.

– Не знаю. Моргане не понравилось, что Ведана упомянула божеств пустыни, – ответила Айка Роса.

Пары в колонне поменялись местами. Этим санторинская павана отличается от паваны классической.

– Вы не находите ничего странного, леди Буво? – слащаво улыбнулся Штейн Креол.

– Нет, господин Креол, – ответила Огюстин.

– А знаете ли вы, что этой ночью пэри Суад Абдул-авваль сбежала из дворца с нищим рыбаком?

– О, – холодно ответила Огюстин, показывая, как мало интересует её пэри Суад Абдул-авваль.

Дильназ Эль Амир и Заки Эль Баха оказались рядом с Жизель Жарр и Шеннар Корлей.

– Морганам не нравится, когда при них упоминают чужих богов, не так ли, леди Жарр? – спросила Дильназ.

– Не понимаю, о чём вы, леди Эль Амир, – ледяным тоном ответила Жизель.

– Вы решили наказать поветрулю за то, что она упомянула наших божеств, – произнесла Дильназ, – вы не вывели яд из её тела. Тут ходят слухи, будто вы шпионка демантоидов, но я думаю, всё гораздо прозаичнее. Вы беситесь, что у вас нет своих божеств.

Глаза Жизель запламенели.

Заки Эль Баха не обращал на слова Дильназ ровно никакого внимания. Шеннар Корлей хмурился.

– Лучше не иметь никаких божеств, леди Эль Амир, чем такую, как ваша Вечерняя звезда, продающую в рабство демантоидам своих собственных дочерей, – Окин Катуавр свысока взглянула на Дильназ.

Пары поменялись местами.

– Это было сильно, Окин. Разрешите обращаться к вам по-простому? – открыто улыбнулся Орони.

– Вам, Орони, разрешаю, – обольстительно улыбнулась Окин.

Их диалог услышал Флориан. Он нахмурился.

Орони так и обвивался вокруг Окин Катуавр. Ничего не скажешь, латыр выглядел, как заправский ловелас со стажем.

– Кажется, Жизель задели слова пэри, – встревожено произнесла Окин.

– Ах, бросьте, Окин, что ещё ждать от диких пустынников, – беззаботно улыбнулся Орони.

– В последнее время вокруг Жизель так и вьются пираньи, – сказала Окин, скользнув неприязненным взглядом по Онезиму Жарр.

– Жизель Жарр приходится родственницей Смотрящему наружу? – поинтересовался Орони.

– Да. Онезим не рад видеть своих родственников во дворце, – презрительно улыбнулась Окин.

Санторинская павана кончилась. Пришёл черёд принцев потанцевать с каждой из невест.

Флориан пригласил Айку Росу.

Император Фабрис сделал один круг вальса с Ядвигой Вацлавской и без сил рухнул на стул.

– Пощадите. Уморился, – обмахиваясь надушенным платком, простонал император.

– Да вы даже не запыхались, – прищурилась проницательная Ядвига.

– Запыхался, герцогиня, ещё как запыхался. Аж сердце зашлось. Разрешите же старику минутку отдохнуть.

Ядвига Вацлавская склонилась в реверансе.

В крошечной коморке, обставленной с южной роскошью, её не было. Ледяные пальцы кого-то очень злого сжали сердце Фабриса. Неужели она бросила его, подобно легкомысленной пэри?

Гардина шевельнулась. Из-за складок тяжёлого бархата показалась точёная рука.

Фабрис нежно пожал длинные тонкие пальчики.

– Ты устала меня ждать?

– Нет.

Фабрис изловчился и схватил её за талию, закружил по каморке. Глаза дриады потемнели от страсти.

– Любовь моя, ты похудела. Щёчки сменились точёными скулами, – обеспокоенно произнёс Фабрис.

– Это от наших ночей.

Её волосы летели, подобно осенним листьям.

В зале томительно запели гитары, защёлкали кастаньеты, как обезумевшие от страсти соловьи, а она лежала, стыдливо и томно прикрыв глаза сгибом локтя, и такая Лаириэль, трепетная и покладистая, нравилась Фабрису гораздо больше, нежели Лаириэль пылкая и энергичная. Хотя… Сегодня на завтрак Фабрис ел нежный крем, а завтра ему захочется острого соуса. Император себя знал.

– В любых обличиях ты хороша, Лаириэль, – прошептал Фабрис.

Глава 12

Флориан уже прошёл круг вальса с Айкой Росой, Идриль и Окин Катуавр.

«Когда же он подойдёт ко мне, – начиная нервно дрожать, подумала Огюстин, – вдруг он вообще не потанцует со мной? Да, он забудет обо мне, и тогда придворный деликатно шепнёт ему. Мой принц, вон та девушка в пышном тёмно-красном платье… Вы забыли пройти с ней круг вальса. И Флориан подойдёт ко мне под насмешливыми взглядами».

Мимо Огюстин вихрем пронеслась одна из дриад. У Огюстин она притормозила.

– Леди Буво, отдаю должное вкусу человеческих девушек. Вы, люди, умеете выбирать обувь. Очень милые на вас туфельки, – сказала дриада и упорхнула.

Огюстин расстроилась ещё больше. Выходит, дриады думают, что все девушки в Мориито носят такие, как у Огюстин, туфельки.

Случилось то, чего Огюстин ждала и боялась. Флориан направлялся к ней. Огюстин расправила плечи и опустила долу глаза.

– Леди Буво.

– Мой принц, – склонилась в реверансе Огюстин.

– Разрешите пригласить вас на вальс.

Флориан протянул Огюстин руку. Огюстин вложила в неё свою. Какая крепкая у него ладонь…

Флориан вёл. Огюстин не смела поднять на Флориана глаза.

– Огюстин, вы на этом балу подобны алой розы среди заснеженных лилий, – произнёс принц заученный комплимент.

Огюстин покраснела.

– Ваших ланит коснулся румянец. Не следует смущаться в ответ на правдивый комплимент, – снисходительно улыбнулся Флориан.

«Действительно, не следует. Красные щёки при пунцовом платье недопустимы», – решила Огюстин, и румянец схлынул с её щёк.

Круг замкнулся. Флориан отвёл Огюстин к её стулу.

После танца с принцем Огюстин смогла выдохнуть. Волнение отпустило её.

Только сейчас Огюстин заметила, что бальный зал украшен букетами белых роз. До чего красиво! Ну и пусть она не произвела впечатление на Флориана. Ещё будет время. А пока можно просто наслаждаться балом.

– Разрешите? – перед Огюстин склонился Нориберт.

Огюстин так задумалась о Флориане, что совершенно забыла о Нориберте.

– Сочту за честь, – подавая руку Нориберту, молвила Огюстин.

– Вам не нравится бал, леди?

– О, напротив! Особенно мне нравится оформление.

– Розы?

– Они прекрасны, – искренне сказала Огюстин.

– Вы любите цветы? Моя мать, императрица Евангелина, была эмпатом растений. Её называли феей цветов.

«Императрица была эмпатом растений? Об этом я не знала», – подумала Огюстин.

– Её величество любила цветы?

– Она их ненавидела.

Огюстин не нашлась с ответом.

– Да, мама ненавидела цветы. Они разговаривали с ней, нашёптывали что-то. Они же её и убили.

– О, мой принц, мне так жаль!

– Простите, что омрачаю вам бал.

– О, что вы!

– Зачем они поставили эти белые цветы? Неужели не помнят, как умерла Евангелина? С придворных спрос невелик. Совет лордов думает только о своих расах. Алхимики хорошо помнят смерть леди Евангелины, но их здесь нет. Отца я не виню. В последнее время он погрузился в себя. Но Флориан! Это его философия смотреть только вперёд, искать что-то новое невыносима. А как же память? Ведь пока мы помним о маме, она жива в наших сердцах.

Нориберт спохватился и завёл светский разговор; Огюстин разговор поддержала.