«Мариду такие глаза должны понравиться. Тёмные, горячие, с перчинкой», – подумала Огюстин.

– И пламя разгневанной звезды, отразившись в томных очах девы юной, вырвалось в мир, – продекламировал марид.

– Что вы, господин Эль Баха! – испуганно воскликнула Оана.

Должно быть, марид обнял её.

– Зови меня просто Заки, – добродушно хохотнул марид, – и что же, человеческие девы, алчущие ласки марида, возвращаются домой, несолоно хлебавши, или гибнут в пустыне от жажды?

– Не знаю. Об этом не говорят.

– Ни к чему такие мечты. Познав марида, человеческая дева не превратится в пэри.

Огюстин с досадой скривила губы.

– Как жаль. А я бы хотела… – Оана замолчала, смутившись.

– Быть пэри? – пришёл на помощь марид.

– Обладать возможностями пэри.

– Здравый подход, леди Стан.

– Должно быть, маридам и пэри доступны все желания, – задумчиво молвила Оана.

– Сколько я помню своего отца, он сидит в чайхане посреди пустыни, курит или пьёт чай. Кому-кому, а отцу доступны все желания, потому что у него нет желаний. А я в какой-то момент захотел посмотреть, как живут люди. Но разве моё желание исполнилось? Лишь дворец я вижу, люди здесь – роли и маски.

– Частично я могу удовлетворить ваше любопытство, рассказав о себе, – предложила Оана.

«Расскажи ему, как ты ворожила ночью на балконе», – мысленно попросила Оану Огюстин.

– На то ваша воля, – ответил марид.

– Детство своё я провела в столице. Когда мне исполнилось двенадцать, умер дядя, старший брат моего отца, и я с семьёй переехала в замок Стан. Я и сейчас живо помню восхищение, испытанною мною, когда я в первый раз увидела замок. Он был полностью, представляете, полностью увит чайными розами! Белыми, жёлтыми, розовыми, алыми. А вокруг замка кружила пёстрая туча бабочек. Я могла часами разглядывать узоры на их крыльях. Говорят, дядя увил замок розами ради одного-единственного свидания с Александрой, королевой Леты.

«В городе ходили слухи, что твой дядюшка был увлечён женой императорского слуги по имени Александра», – подумала Огюстин.

– Перед смертью дядя целыми днями сидел в ротонде, вот как мы с вами, и думал об Александре. Солнце всходит – так угодно Александре, дождь пошёл – Александре захотелось дождя, значит, должно хотеться и дяде…

«Откуда ты знаешь, о чём думал твой дядя?», – подозрительно прищурилась Огюстин.

Марид же слушал Оану с неподдельным интересом.

– А потом розы завяли, – продолжала Стан, – потому что для ухода за ними нужно было содержать десяток слуг. Мой отец не любит лишние траты. Розы срезали и подарили в знак почтения Его Величеству. Теперь замок Стан совсем голый. Ни деревца, ни кустика. Одни камни. Особенно осенью тоскливо, когда серое небо цепляется за шпили, моросит мелкий дождь…

Огюстин позвала Ирэн. Ювелир наконец-то домучил туфлю.

Дильназ готовилась к балу. Она лежала на софе, пока служанка благоговейно расчёсывала её алые волосы.

– И совсем не жгутся, – шептала служанка, – а уж гладкие, что твой атлас.

– Они могут жечься, – улыбнулась Дильназ.

Служанка, надо отдать должное её выдержке, не отдёрнула рук от волос девы пустыни.

В дверь нетерпеливо постучали.

– Ваджи, это ты? Входи, – разрешила Дильназ.

Ваджи Эль Даниф вошёл и с недоумением осмотрел покои пэри.

– Ничего не скажешь. Скромненько тебя устроили, Дильназ.

– Какая разница, здесь ли жить или под небом пустыни, – царственно пожала точёными плечами Дильназ.

– У меня для тебя новость, – сообщил Ваджи.

– Надеюсь, хорошая? – вальяжно прищурилась Дильназ.

– Ручаюсь, таких новостей ты не слышала.

– Всем выйти, – скомандовала Дильназ.

Служанки торопливо покинули опочивальню девы пустыни.

– Говори, Ваджи.

– Вечерняя звезда отдала Юлдуз аль-Джабир демантоидам с континента Солнечного Тигра, – сказал марид.

Дильназ расширенными глазами смотрела в одну точку.

– Ваджи, повтори. Ты сказал, что Вечерняя звезда отдала Юлдуз…

– Проклятому народу с континента Солнечного Тигра, – терпеливо проговорил Ваджи.

Дильназ повернулась к мариду, вздёрнула надменные брови.

– Как она могла это сделать?

– Вероятно, демантоиды принесли ей богатые жертвы.

– Да, жертвы… Вечерняя звезда охоча до жертв. К тому же Вечерняя звезда не любила Юлдуз, потому что многие считали Юлдуз аль-Джабир третьей звездой, – Дильназ в смятении опустила голову; тревожно вспыхивающие жёлтыми исками, её алые волосы тяжёлой вуалью заструились по софе, – но зачем демантоидам нужна Юлдуз?

– Не знаю. Сомневаюсь, чтобы их поэтам понадобилась муза, а художникам – натурщица.

– Они делают нечто мерзкое со своими телами, – ужасные воспоминания не заставили содрогнуться пэри, лишь тревожная желтизна гуще разлилась по её волосам, – неужели Юлдуз понадобилась им для этого? Но ведь пэри – не игрушка. Как бы там ни было, она будет драться.

– Демантоиды принесли Вечерней звезде ОЧЕНЬ богатые жертвы. Вечерняя звезда вручила им Юлдуз, не способную к сопротивлению.

– Ужасно, – с чувством произнесла Дильназ, – как же это ужасно. Но откуда ты узнал?..

– От Утренней звезды.

– Ваша утренняя звезда добрее к вам, маридам, чем Вечерняя звезда – к нам, пэри.

– Если демантоиды принесут Утренней звезде жертвы и попросят у неё марида, не могу ручаться, что она не отдаст им меня.

– Ещё на одно жертвоприношение у демантоидов не хватит ресурсов. Я знаю аппетиты Вечерней звезды, – без особой уверенности сказала Дильназ.

– Надеюсь, ты права, – отстранённо произнёс Ваджи.

Остаток дня прошёл для Огюстин в хлопотах.

Служанки вились вокруг ней роем, изо всех сил старясь угодить потенциальной невесте принца, которая хотела всего и сама не знала чего.

Огюстин казалось, что у неё начинается лихорадка.

Причёска! Как мама учила. Но разве этим дурёхам объяснишь замысел леди Буво? И почему не разрешили взять своих слуг? Сказали – чтобы уровнять в правах невест всех рас. Нет, враньё, враньё, враньё! Всё это делается для того, чтобы посмеяться на балу над Огюстин!

Перчатки! Где кружевные перчатки? Да не эти, а сеточкой, с чёрными кружевами!

Что? Вы умащиваете мои волосы розовым маслом? Да оно же перебьёт аромат моих духов!

Ногти. Отполировать ногти. Вообще-то, мне их полировали несколько дней назад… Нет-нет, полируйте. И руки смажьте специальной эссенцией, придающей коже гладкость.

Лодыжки! Мои лодыжки, выставленные на всеобщее обозрение, должны быть в идеальном состоянии. Взгляните-ка, кажется, на них успели нарасти белые волосы. Брейте! Нет волос? Всё равно, брейте, брейте, и про эссенцию не забудьте! Да не экономьте её – не ваша!

Макияж! О, звёзды, только моя служанка знала, какой макияж мне к лицу! Не трогайте мою косметику! Вы меня накрасите, как НЕ умеете, и я буду как все! Почему вы стоите! Начинайте делать мне макияж! Конечно, рядом с пэри и морганой мне никакой макияж не поможет…

Что это за ухмылки! Вон! Все вон!

Ирэн, что же это происходит? Все меня бросили. Не плакать? Как – не плакать? Ах да, мои глаза. Они же покраснеют. Уже покраснели?! Звёзды, что делать?

Капли? А у меня не будет на них аллергии?

Платье! Почему на платье лежит пудра! Я её туда пода бросила? Ну-ка, повторите, что вы сказали?

Всё, платье испорчено. Нет, не пытайтесь меня успокаивать. Я же вижу крупинку на платье. Всё кончено. Мне никогда не стать…

Туфли! Где мои туфли? Потерялись! Как это – мне! Как это – я надела их, чтобы они не потерялись? Действительно, на мне. По-моему, ювелир плохо закрепил демантоид.

Огюстин стоило больших трудов взять себя в руки. На балу она должна быть холодно – спокойной, даже отстранённой, и в то же время милостиво приветливой.

За хлопотами Огюстин не заметила, что заснеженный двор нежно окутали сумерки, загорелась первая звезда.