Глаза Мистраля Новомира вспыхнули, но он промолчал.

Глава 9.

Герцогиня Ядвига Вацлавская смотрела на метель, машинально кладя в рот невесомые безе.

Метель здесь, в центральных землях – не чета метели в восточном крае. Даже сейчас восточные земли дики, сейчас, когда Санторини признано самым просвещённым государством на континенте, а уж леса! Трущобы, буреломы, да и только. Но и в тех лесах живут люди. Ядвига вспомнила, как трогательно светятся окошки лесных и степных домов в лютую вьюгу. Кажется, что в только этих домах и есть жизнь, тепло, люди… А фениксам и поветрулям всё ни по чём.

Ядвига была в ужасе, когда её, столичную штучку, привезли в город, отгороженный от леса частоколом – выдавать замуж. Больше всего Ядвигу поразили коровьи и бычьи черепа на вершинах частокола. Позже Ядвига узнала, что таким образом люди пытаются отогнать от местечка коровью смерть. И ещё много диких обычаев увидела Ядвига. Но позже она прикипела душой к своему городишке, к его лесной жизни.

Судьбе угодно было забросить её в обратно столицу, когда она научилась понимать животных. Ещё немного – и заговорить с ним смогла бы. Таково свойство восточных земель. И уже в столице Ядвига обнаружила много недостатков. Единственное бесспорное преимущество Мориито перед Вацлавом – еда.

Из приторных сладостей юга, рыбы Королевского моря, дичи запада и фруктов, ягод и грибов востока столичные повара умудрялись делать не еду, а шедевры.

Ядвига не уставала отдавать дань мастерству поваров. А так как Ядвига была не из тех, кто ест и не поправляется, её портной прикупил себе отдельный дом в Мориито, нанял слуг и выдал дочерей за аристократов.

Ядвига ждала его, и он пришёл. Салватор Целий виновато улыбался, целуя её руку.

«Как он постарел», – с жалостью подумала Ядвига.

Эта болезненная худоба, эти глубокие залысины на лбу, седые волосы, висящая складками кожа лица. Что поделать – когда император нюхает табак, чихает канцлер.

И всё же Салватор был так же мил сердцу Ядвиги, как и много лет назад.

– Ты поговорил с Гайтанкой Ясень? – поинтересовалась Ядвига.

– И это вместо нежных слов приветствия, – укоризненно произнёс Салватор, и Ядвига поняла: не поговорил.

– Чем это у тебя так вкусно пахнут? – спросил Салватор.

– Сдобой и сладостями. Будешь?

Салватор повертел в пальцах пирожок и со вздохом положил его обратно на блюдо.

– Аппетита нет уже вторые сутки, – пожаловался Салватор, – с этими невестами. А тут ещё Гайтанка. Я думаю, она слишком многого хочет.

– Ты ошибаешься, Целий. Я живу в их краю и знаю их отношение к дани. Им ведь ничего, совершенно ничего не нужно от людей, ни дорог, ни защиты границ. Фениксы и поветрули платят, как они считают, только за то, чтобы их не трогали в Мориито. Теперь они будут думать, что люди взимают с них дань по праву сильнейшего.

– Они должны понимать, что мы и есть сильнейшие.

– А как это доказать, если не карательным походом? В одиночку людям не справиться. Придётся прибегнуть к помощи других рас. Морганы сразу станут на сторону людей, и за это возненавидят их ещё больше. Морганы всё ещё помнят о Пепле Кха. Если и запад станет на сторону людей, то юг из вредности присоединится к поветрулям и фениксам. Вот и подумай, что император сегодня наделал.

– Да всё я понимаю, – устало произнёс Салватор, – но ты так говоришь о людях, будто не причисляешь себя к ним.

– Я так много времени провела среди других рас. Уже и не знаю, к кому себя причислять.

– А помнишь, какой ты была, когда мы встретились?

– Я помню, каким ты был.

– О, я был молодым, полным неотразимой привлекательности для женщин блондином.

– Салватор, у тебя всегда были тёмные волосы.

– И не тёмные, а светло-русые. А у тебя они были, как мех соболя. Помню, послали меня по каким-то делам в восточные земли, приезжаю, а там – дичь жуткая. Черепа какие-то на ограде. И среди этого мрака меня встречает женщина, будто только что вышедшая из блестящего салона Мориито.

– А ты мне показался таким взрослым, властным.

– Скажи ещё, опасным, – натужно рассмеялся Салватор.

– В семье мужа ведь как было? Правил не столько он, сколько его мать. Он и смотрел ей в клювик. А ты был настоящим мужчиной, хотя и был младше моего мужа лет на десять.

– Но как глупо сложилась наша жизнь! – в сердцах воскликнул Салватор, – если бы мы могли… А что мы могли? Ничего. Жизнь прожита, варимся в этом императорском котле, как раки.

– И постарели, подурнели мы, – с горечью произнесла Ядвига.

Салватор Целий повесил голову. Ядвига услышала его мысли: «Неправда. Ты красивее пэри, изысканнее морганы, моложе поветрули, изящнее дриады. Но здесь нам нельзя показывать наши чувства». Ядвига не была телепатом, но слышать мысли самого близкого человека в мире умеет каждая женщина.

Зимними вечерами, во время метели, император запирался в подвальном кабинете вместе со своим другом детства, Шарлем Крайтом. Друзья вели медленные беседы, попивая яблочный сидр.

У Фабриса не было причин сомневаться в преданности Шарля. Всех друзей для Фабриса подбирал лично его отец. Так же поступал и сам Фабрис, тщательно выбирая друзей для Флориана.

Отец Фабриса пристроил Шарля Крайта в библиотеку. Кроме библиотечного дела, Крайт разбирался в алхимии. Он видел, что император на пределе. Вот, он монарх, сидит, нижняя губа свесилась аж до самого подбородка. А три дня назад Фабрис в одном исподнем прыгал по кабинету, крича: «Почему я должен отдавать престол этому щенку?».

С содрогание Шарль думал, что будет, если какой-нибудь придворный увидит императора в таком состоянии. Как известно, на каждый роток не накинешь платок.

К удивлению Шарля, сегодня Фабрис самостоятельно подобрал нижнюю губу, вытер слюни с монаршего лица и не порывался вести плаксивых бесед.

– Шарль, ты это, иди спать, – пряча глаза, сказал Фабрис.

– Но, Ваше величество, не опасно ли вам оставаться в одиночестве? Ведь, как вы знаете, ночью, да ещё зимой…

Фабрис не дал Шарлю договорить.

– Молчать! Знай своё место!

С этими словами император вышел из кабинета довольно твёрдой походкой, оставив Крайта в полном недоумении.

Лаириэль ждала Фабриса на балконе. Вьюга играла её золотыми волосами. С радостным визгом Лаириэль упала в объятия Фабриса. Он покрыл поцелуями её холодное тело.

– Тебе не холодно, моя дорогая? Тебе не холодно? – повторял Фабрис.

– В твоих объятиях мне всегда тепло, – отвечала дриада.

– Ты для меня как глоток свежего воздуха. В твоих объятиях я будто вновь появился на свет, – серьёзно молвил Фабрис, не прерывая жарких ласк.

Когда по телу Фабриса пробежала последняя конвульсия любви, он отстранился от дриады и сказал:

– Котёнок, у тебя будто глаза потемнели. И губки стали более полными.

– Мои губы распухли от твоих поцелуев, глаза потемнели от ночного мрака, – ответила дриада, прижимаясь к императору.

Он крепко обнял Лаириэль, любуясь блеском её золотистых волос в свете южных ароматических свеч.

Император уснул в объятиях дриады, впервые за долгие годы не страшась двух океанов: белого, несущегося, наверху, в небе, и чёрного, тяжело грохочущего, на севере.

– Невесты не оправдали моих ожиданий, – сказал Флориан.

– Невесты или их поведение? Или сама церемония выбора невесты? Ты ожидал, что они устроят за нас рыцарский турнир? А они сбежали, пятеро почти одновременно, – насмешливо сказал Нориберт.

Принцам уже доложили о том, что Катя Сеймур покинула дворец.

– Сам не знаю. Но что-то идёт не так, – нахмурился Флориан.

– Ещё бы. Сегодня чуть не убили поветрулю. Но не печалься. Прошло всего два дня. Все расы на месте. Полагаю, скоро нам предоставят невест, – спокойно произнёс Нориберт.

– Что ты сказал? Предоставят? – вздёрнул чёрные брови Флориан.

– А ты думаешь, всё не решено за нас? – печально улыбнулся Нориберт.