Браслет, предусмотрительно оставленный на тумбочке возле кровати, ласково завибрировал, готовя владельца к пробуждению.
Информация с тысяч датчиков готова к отправке.
– Отправляйте, – скомандовала Система.
– Есть какие-то серьёзные угрозы?
– Незначительный сбой нейромедиаторов, беспокойный сон. Для большей точности нужно провести ряд дополнительных исследований.
– Я внесу это предложение, – отвечала Система.
Михаил открыл глаза и осмотрел комнату. Рефлекторно напрягся, готовясь к чему-то плохому. Тишина. Всё хорошо. Всё в порядке.
– Желаете умывание в постели? – деликатно поинтересовалась Система.
– Нет-нет. Я сам.
– Позвольте порекомендовать вам несколько лекарственных модулей. Они помогут сгладить акклиматизацию.
Столик возле Михаила запульсировал мягким светом. На тонкой бумажной салфетке – три разноцветные пилюли.
– Рекомендую синюю. Или зелёную, если вам совсем не по себе.
Михаил кивнул. Мини-дрон со стаканом бесшумно приземлился на столике. Поразмыслив, Михаил выбрал синюю облатку, положил её в рот и запил водой.
– Вкусная вода, – Михаил вспомнил последний глоток перед криосном.
– Рада, что вам понравилось.
Посреди столика возникла голограмма.
– Пожалуйста, выберите завтрак из утреннего меню.
Михаил вяло поводил рукой, перелистывая неосязаемые страницы.
– Омлет, – сказал он и снова упал головой на подушку.
Система «обрадовалась»: алгоритм определения кулинарных предпочтений сработал лучше, чем предполагалось.
– Хорошо, – пункт в меню подсветился зелёным, – когда подать завтрак?
– Через десять… нет, пятнадцать минут.
– Как скажете, господин Севастьянов.
Полежав ещё полминуты, Михаил собрался с духом и встал. Покачиваясь, он спустился по белой деревянной на ощупь лестнице в столовую. В кухне цвета мокрого асфальта на длинном столе Михаила уже ждал завтрак. Горничные, по-видимому, ушли, так что завтракал он в полной тишине. Только хруст свежих тостов и стук вилки об эмалированную тарелку, на краях которой золотом напечатаны слово Aden и девиз отеля – Annuit Cœptis. Надпись заворожила Михаила. Когда-то давно он уже видел её, но никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах. Система тем временем незаметно проверяла мелкую моторику через встроенные в столовые приборы датчики.
Закончив есть, Михаил отложил приборы.
– Извините! – сказал он в пустоту заботливого особняка.
– Да, господин Севастьянов, – ласково отозвалась Система.
– А где весь персонал?
– Я попросила всех временно покинуть дом. Судя по всему, вы хотели провести это утро в одиночестве. Я угадала?
Михаил кивнул. Затем, на всякий случай, ответил голосом:
– Да, угадала… угадали!
– Я рада. Если хотите, могу вернуть всех к ужину. А чуть позже мы с вами составим расписание, кого и когда вы хотите видеть в доме.
– Хорошо.
Михаил выпил сок. Сознание наконец окончательно прояснилось.
– Чем вы хотели бы сегодня заняться?
Промолчав, Михаил встал и по земной привычке донёс посуду до машины – Система мудро не посмела ему возразить.
Душ находился на втором этаже. Вот чего действительно хочется после целого месяца в заморозке.
В кабинке на Михаила сразу же хлынули струи тёплой, слегка бирюзовой воды. Даже включать ничего не нужно. Рукотворный дождь. Мысли мечутся между Землей и Марсом, застревая в плотном тумане памяти. Шёпот стюардесс, проходящих мимо криогенной камеры, пронзающий тело холод и парализующий душу страх.
Он вспомнил, как не то на двадцатый, не то на восемнадцатый день полёта ему вдруг захотелось закричать в сковавшем его саркофаге. И не смог. Тело, бывшее ранее верным слугой, впервые отказалось подчиниться.
Из глаз Михаила потекли слёзы. Всё закончилось, он больше не увидит Земли. Ни страданий, ни боли. Больше не надо бежать по лезвию бритвы. Аден укроет его. Навсегда.
Михаилу вдруг захотелось позвать Систему, но он не стал. Боль воспоминаний, пронзившая душу, уже стихала. Вода потеплела, и скоро вся комната заполнилась тяжёлыми клубами пара. Стоя посреди кабинки, легко было представить себя пленником криогенной камеры. Нарочно причинить себе эту боль и радостно вспомнить, что все позади. Наконец, наконец, после долгих скитаний, в неполные тридцать три года я прибыл домой. Домой, где я проживу долгую и беззаботную жизнь. Домой, где уже много лет меня ждет, черт возьми, мое персональное счастье.
Севастьянов поднёс руку к голографическому меню и жестом выключил душ. Строчки меню потихоньку угасли, и поток воды стих. Включившаяся в ту же минуту система кондиционирования не позволила воздуху остыть слишком быстро, а мягкие полотенца из гидрофильной ткани тщательно собрали влагу с чистого тела.
Михаил взглянул на сморщенные подушечки пальцев. Почему-то именно сейчас они сильно позабавили его. Он словно на миг вернулся в детство, где, утопая в огромном белом полотенце, так же как сейчас, он рассматривает морщинистые от долгой ванны руки и беспричинно смеётся. Это воспоминание заставило улыбнуться. В окне, выходившем в небольшой сад на заднем дворе, проглянуло солнце.
– Как же давно я просто так не смотрел на него. Даже отсюда… оно всё-таки прекрасно.
* * *
Михаил быстро оделся и уже хотел было спуститься на первый этаж, как вдруг его внимание привлек чей-то взгляд. Из глубины комнаты на него с любопытством взирала девушка с жемчужной серёжкой. Любимая картина, репродукция которой висела в его квартире там, на Земле.
– Нравится, господин Севастьянов?
– Да, да… Спасибо.
– Я очень рада. Вы наш особый гость, поэтому вам доставили подлинник из личной коллекции Председателя совета директоров Адена. Картина пробудет у вас неделю, чтобы вы могли ею как следует насладиться.
– Спасибо, спасибо вам! – прошептал Михаил.
Молодая голландка смотрела на него сквозь сотни лет и миллионы километров. Каждое мгновение она готова была отвернуться и продолжить заниматься тем, от чего отвлек её Вермеер. Михаил почти услышал брошенное ему незнакомкой «И что?..», но не нашёлся с ответом.
В саду, куда можно было попасть через заднюю дверь, его ждал ухоженный розарий, дорожки из мелкой гальки, окантованные белыми бордюрами, небольшой пруд с киберкарпами и уютная беседка с гамаком. Михаил именно так и представлял себе свой идеальный сад. Он забрался в гамак и с упоением наблюдал, как солнце проходит сквозь листву.
Система снова его поразила.
– Сад принят. Далее – тур по Адену. Обследование. Расчёт необходимой программы физической нагрузки. – Система считывала эмоции гостя и работала над включением новых модулей.
– Сколько он проживёт?
– Расчётное время жизни – 110–115 лет, – сообщил алгоритм.
– Произведите расчёт ресурсов в эде, – распорядилась Система.
– Спит. Какой у него плавный пульс! Быстро восстанавливается после путешествия, – шепнула Медиана, программа, отвечающая за медицинское сканирование.
Система лишь усмехнулась.
– Он станет счастливым. Этот человек станет счастливым. Я обещаю это вам, ему и моим создателям.
Cursus Honorum[3]
Марс. «Аден»
5 сентября 2137 года
В большом светлом помещении за чёрным, как космическая бездна, сенсорным столом сидел человек. Его каштановые волосы были уложены в причёску «финский домик». Пальцы мужчины, бегая по тачтейблу[4], набирали текст очередной директивы. Через полчаса она будет получена Бернским отделением депозитария Всемирного Технологического Банка[5].
– Господин Шилленберг ожидает в приёмной, – сообщил приятный женский голос.
– Спасибо, Стелла. Пусть войдёт.
Матовые двери с орнаментом в виде сверхскопления Девы распахнулись. Вошедшему едва ли можно было дать больше сорока пяти лет. Лицо Вальтера излучало спокойствие. При виде человека за столом он улыбнулся. Слегка качнул головой в знак приветствия.