Чтобы ничего не напутать у каждой записана партитура в тетрадке – очередность смены костюмов и описание их.

– Насколько Вы были близки с новенькой костюмершей?

Ха-ха-ха, очень смешно, господа. Понял, к чему Вы клоните.

– Вообще, костюмеры знают нас ближе, чем кто-либо. Уж такая у них работа. Стирать подмышечники, чулки и носки от костюмов актеров – довольно интимное знакомство, согласитесь? В сценических нарядах порой невыносимо жарко. Платья и костюмы настолько хрупкие, что подвергать их стирке или химчистке после каждого спектакля – непозволительная роскошь, потому, как в 19 веке, мы вынуждены пользоваться такими уловками, как специальные тканные хлопковые подкладки, в области подмышек.

И всё же периодически костюмы приходится стирать. Декоративные элементы нужно все отпороть и лишь потом чистить. Первым и последним провалом интересующей Вас моей юной коллеги стала стирка платья, у которого был кремовый верх и черный низ. Его пришлось по-тихому выбросить после этого. А девушку перевели в мужской костюмированный цех.

Я познакомился с ней спустя две недели после её приема на работу. Тогда она впервые пришла на нашу репетицию в мужское крыло. Одета была так, словно сейчас выйдет играть дворянку, приехавшую в свою летнюю резиденцию в деревне. Эффектное появление – её дар. Слышно за версту этот хорошо поставленный голос и смех, будто предупреждала: «Готовьтесь, я иду». В старину так трубили перед появлением на улицах города особо знатных особ королевских кровей.

– Вы ей симпатизировали?

– Не стану лукавить, что гораздо приятнее, когда тебя одевает и раздевает красивая молодая особа, а не сварливая тетушка со сморщенными потными руками. Она сразу подружилась со всеми актерами, могла искрометно пошутить или чуть-чуть укусить зазнаек словами с тонкой иронией, что никогда не вызывало и малейшей неловкости в ее присутствии. Но честно говоря, сам процесс стал таким обыденным и привычным для актера. Не думаю, что тут есть хоть капля какой-то эротики.

– И последний вопрос: о чем Вы говорили с ней по телефону примерно за час до случившегося в ту ночь? – произнёс Комаров, сложив руки в замок и вращая большие пальцы между собой.

1860 год

Кэролайн, опаляя пламенем своих глаз, продолжала посвящать меня в план ночного свидания, в то время как сбрасывала с себя платье с бесчисленными пуговицами, которое я расстегнула.

– Ох, я так взволнована. Подай мне свежие подмышники. Эти хоть выжимай после пикника на палящем солнце.

На пол вместе с платьем приземлились два кусочка ткани в форме полумесяцев.

– Во время обеда скажу па, что нездоровится после двух порций мороженого у Уильямсов. Попрошу, чтобы ты проводила наверх и осталась подле меня на всю ночь, – искательница любовных приключений театрально жестикулировала тоненькими кистями с детскими пальчиками, надувала губки. – Маменька, конечно, встревожится, решит отказаться от поездки на бал, но я её успокою, ведь ты будешь рядом. Когда Томас приедет, поможешь мне спуститься с балкона к нему, чтобы никто из прислуги в доме меня не увидел, уходящей в такой поздний час. Сама же останешься в комнате настороже. Сиди и смотри в окно.

Смешно и противно было от того, что мной помыкает какой-то избалованный ребёнок. Хотелось надавать ей по заднице. Но моё лицо было скрыто от собеседницы – я застегивала очередной наряд на болтушке, перечитавшей женских романов. Как она собирается сигать с балкона с огроменной дырой на панталонах между ног? Её Томасу только того и надо.

– Вернусь, когда все слуги будут спать, а родители ещё будут на балу. Ты мигом спустишься вниз и отворишь мне дверь. Захвати с собой мой пеньюар. Прошмыгну в библиотеку, она ближе всего. Переоденусь там, чтобы не привлекать внимание, и останусь на диване с книгой и со свечой. А ты одежду отнесешь в прачечную комнату. Там и так должно быть за неделю столько белья накопилось, что никто из слуг не заметит. Утром скажу, что не спалось, решила почитать немного и случайно задремала. Всё запомнила? Повтори.

Пытаюсь уговорить себя не вмешиваться с советами. Подумаешь, детки начитались Шекспира, поиграют немного. Ну украдёт Томас парочку поцелуев. Это самое страшное, что может случится в их высшем обществе до свадьбы. И вообще, я что решила здесь окончательно обосноваться, что так переживаю за последствия?

– Мисс, при всем уважении, это пахнет плохими манерами. Не должна такая юная девушка прыгать с балкона прямо в руки джентльмена. А в том, что он именно таким и является, я сильно сомневаюсь, раз не боится Вас скомпрометировать и подмочить репутацию леди.

– Нелли, опять книги читаешь? Слишком умные слова для черни. За такое руки рубят рабам, между прочим. Всякие ангелы в доме, наподобие сестры Томаса, Эллен Уильямс, наводят на меня жуткую скукоту и дико раздражают. Не думаю, что такие девушки по-настоящему могут кого-то интересовать. Сегодня я узнала, что Томас меня любит, а я люблю его. А значит, мы скоро поженимся. И все эти нарушения чопорных правил уже не будут иметь и малейшего значения. Так что я буду лошадь вокруг.9

Смысл её последнего предложения останется для меня загадкой, но я не смогла не хихикнуть. Почему постоянно нужно говорить какие-то странные непонятные фразы?

– А тебе, я смотрю, лишь бы языком почесать. Иди на кухню за яйцами, надо ещё успеть голову вымыть.

Причем здесь яйца? Бред какой-то. С ума сойду с этими странными людьми. Мне срочно нужна Роуз. Боже, прошло только полдня, а ощущение, будто часы остановились, продлевая тягостную рабскую вечность.

Роуз вся в хлопотах. На плите что-то булькает, шкварчит, стол весь в муке, как и руки темнокожей женщины-«дирижера» кастрюль и половников в этом невыносимом пекле и клубах пара.

– Спасай меня. Кэролайн вздумалось мыть голову. Признавайся, как в этом деле замешаны яйца?

– Странно, мисс уже принимала ванну на этой неделе.

Нормально при такой жаре мыться раз в неделю? Вот почему местные «леди» предпочитают такой удушающе тяжелый и сладкий парфюм. Другой был бы не в силах заглушить запах немытой плоти.

Роуз разбила в миску три яйца, отделила желтки и бодро превратила их в пенящуюся эмульсию, с шумом поставила на стол передо мной.

– Сядь. Не устала притворяться? – отрезала женщина.

Роуз продолжала крутиться, будто и вовсе не желая мне помочь.

Затем вручила ведро с водой, над которым поднимался пар, и миску с яйцами.

– Таз и кувшин наверху в ванной комнате мисс.

– Этим её Величество моет голову?

– А чем же ещё? Мамушка, ты меня убиваешь.

Скоро хозяева точно заподозрят неладное. Это лишь вопрос времени. Я совершенно не гожусь для подобной работы. Но эти люди ни за что не заставят меня трепетать от страха. Нужно бежать. Сегодня же ночью. Лучшего шанса и не придумаешь. Дом будет пуст. Забор я здесь нигде не увидела. Главное – по-тихому спровадить зеленоглазую вреднючку, и дело с концом. Выберусь в город, а там война план покажет. Может, и нет никаких тут рабов и плантаций, и окажется всё чьим-то чудовищным экспериментом.

Пока черноволосая, «благоухающая» куриными яйцами, распустила кудри по плечам сушиться, опять крадусь на кухню к Роуз. Конечно, ей я свой план побега не раскрою, но это единственное место в доме, где я чувствую себя относительно безопасно.

– Что молчишь? Расскажи, как тебе тут живется?

– Нелли, ты сама всю жизнь говаривала: «Тихий язык – мудрая голова». Меньше болтаешь – реже бьют. Не до болтовни мне.

На столе стояло блюдо с отварными овощами, салат из свежей капусты и огурцов, ваза с персиками и сливами. Я стащила один персик, за что получила по рукам от Роуз.

– Нельзя прикасаться к господской еде. Не вопила бы, как резанная, с утра съела бы свою кукурузную лепешку и кусок бекона в хижине. Но нет, ты выбрала кнут Харриса на завтрак. Вот и сиди теперь до самого вечера голодная, пока не вернёмся к себе. А там ещё прежде на дворе муку намолоть надо из кукурузы.