– А чего там решать, – недоуменно тянет Троцкий. – Ты же все вон как продумал.

– Сколько можно по бомжеклубам играть, – поддерживает Роммель.

– А когда ты это все планируешь? – интересуется Стэн.

– Надо садиться и писать новые песни. Мы же сейчас сколько насчитали таких, за которые не стыдно?

– Четыре. Ну, от силы пять, – отвечает Стэн и смотрит на свои руки. Он, оказывается, загибал пальцы и до сих пор так и не разогнул их. – «Лазанью», «Взаперти», «Удушье», «Дуги Бримсон». И «Прямой эфир», как запасной вариант.

– Значит, еще пять-шесть надо. Пока студию найдем подходящую… Я бы предложил осенью.

– Кому надо, отпуска возьмем заранее, – обреченно кивает Стэн.

А это значит, что все уже окончательно подписались!

Интересно, что бы на это сказала гражданочка с этим… как его… молитвосборником?

«Хитер бобер» мы покидаем в районе одиннадцати, дома я проверяю почту и вижу письмо из «Идеи Fix».

«ОК, вписали вас. Наберите денька за два до даты». И телефон.

Отлично!

Кстати, если кому-то кажется, что ответ страдает излишней лаконичностью, могу заверить: это практически «Война и мир», встречаются ответы от арт-директоров и из одного слова. Самый короткий мэйл был, когда мы вписывались в «Икс-клуб» с нашим третьим концертом. Тогда в ответ на мое развернутое послание пришел реплай, состоявший из одного знака «+». Дескать, приходите-играйте, а каждой группе из «сборных солянок» отдельное письмо писать – никакого времени у занятых людей не хватит.

Хватаю телефон, чтобы порадовать Стэна: он наверняка еще только приехал к себе на хату и, значит, пока точно не спит.

Вместо того, чтобы посмотреть на экран телефона, по привычке не глядя нажимаю последний вызов из списка. Обычно это и есть Стэн, мы с ним созваниваемся постоянно. Но в этот раз алгоритм дает сбой, и после шести или семи гудков (непохоже на нашего Маркуса Миллера, тот всегда вертит мобильный в руках) слышу недоверчивый девичий голос:

– Алло?

Первая мысль – Стэн подселил к себе какую-то мадемуазель, нам ничего не сказал, и вот она хватает его трубку почем зря. Пока он, например, завис в душе. Не успеваю поразиться скрытности Стэнушки, утаившего от друзей такую новость, как меня осеняет: голос мне откуда-то знаком!

– Алло! Я вас слушаю!

Так это же та девушка, с которой я встретился в метро! Ну, которая еще про ангелов читает! И заманивает людей в секту.

Голова начинает работать быстрее, и я соображаю, что с того дня никому не набирал, поэтому ее телефон так и остался последним в журнале вызовов. Элементарно…

А как зовут-то ее? Надо же что-то ответить…

– Добрый вечер! – говорю.

– Может быть, доброй ночи?

Ой, я идиот! Она же наверняка уже спит! От ужаса я начинаю врать:

– Знаете, я сейчас не в Москве, в другом часовом поясе! Поэтому немного напутал со временем… Действительно, у вас сейчас уже ночь. Я надеюсь, не разбудил?

– Нет, я еще не сплю… Простите, а с кем я говорю?

Даша! Точно, вот как ее зовут!

– Даша, меня зовут Костя! Может, вы меня помните? Мы с вами познакомились несколько дней назад в метро, вы меня еще приглашали к вашим друзьям. И сказали, чтобы я привез пуэр. Типа, и его заварите…

Пауза. Что же ей еще-то сказать, чтобы вспомнила?

– Конечно, Костя, я вас помню. И про пуэр тоже. Правда, по-моему, вы опять… слегка навеселе?

Ну какое ее дело, а?

– Пустяки, Даш! Просто я… с поминок! У соседа по подъезду сорок дней было, пришлось немного выпить…

С каких еще поминок, что я плету?

– Ваши соседи по подъезду живут в другом часовом поясе?

– Да нет! Я сейчас приехал к родне, а у них тут сосед умер… сорок дней назад.

– Царствие ему Небесное, – вежливо отзывается Даша.

– Ну да… Но я же не из-за соседа звоню! Я хотел… эээ… спросить: мне очень хочется приехать по вашему приглашению, но я не знаю, куда ехать! И когда?

Мне? Хочется к ним приехать? Больше наплести нечего, да?

– Я сейчас все объясню, – уже другим, потеплевшим голосом отзывается Даша. – Наш кружок собирается по субботам, после вечерней службы…

– Не понял, а это когда?

– Примерно в 19:30. Территориально это ближнее Подмосковье, город Балашиха…

Я хватаю ручку, записываю то, что она диктует, а сам думаю: сколько же разных вариантов было, как повести разговор! Начиная с варианта «сбросить вызов и не заморачиваться» и заканчивая «пригласить на поминки к соседу». Но почему-то выбрал самое стремное – напроситься на этот их «кружок». Чистый Фрейд! Или Фрейд о таком не писал?

Ах да, у меня же есть уважительная причина: надо уделать Стэна новыми духовными познаниями.

– Даша, я все записал! Если без форс-мажоров, в эту субботу приеду.

– Хорошо, Костя, я очень рада! Доброй ночи!

– Счастливо!

Кладу телефон на стол и зависаю, обдумывая свое загадочное поведение. Потом снова хватаю мобилу и набиваю Стэну эсэмэску: «Нас вписали в Идею! Дата – 18. 06». Подумав, добавляю Роммеля и Троцкого и отправляю.

Стэн отзывается сразу: «Супер!» Сразу видно, что никаких сожительниц у него не появилось, зря я фантазировал.

Роммель – минут через пять: «Вот жизнь… Когда отдыхать-то будем?»

Я отвечаю: «Это большой шоу-бизнес, детка», – и удобряю эсэмэску кучей смайликов.

А Троцкий, видимо, уже лицезреет счастливые пьяные сны.

И я следую его примеру.

Как только голова касается подушки, перед глазами начинают мелькать картинки прошедшего дня. Как будто на внутренней стороне век натянули киноэкран (советский такой, больше похожий на простыню) и навели на него старый проектор. Может, кто-нибудь помнит, как в детстве показывали диафильмы?

На киноэкране плывут размытые интерьеры «Хитер бобра».

– Шалом! – возглашает Троцкий, приземляясь за стол. От приземления его тушки стол подлетает вверх, потом плавно опускается. Это не страшно, а забавно, как в мультиках.

– По-моему, вы опять слегка навеселе? – строго выговаривает мне Даша.

– В музыкальную школу идти, что ли? – недоумевает Стэн и медленно расплывается, как чернила по бумаге.

– «Взаперти» надо по-любому писать… – слышится из темноты голос Роммеля, причем на него как будто наложили вокальный эффект «дилей».

И я окончательно засыпаю.

Вы когда-нибудь видели синие сны?

Вот и у меня такое в первый раз.

Чтобы было понятно – это как будто глаза затянули прозрачной пленкой синего цвета. И весь сон видишь сквозь нее. Похоже на то, как Гудвин, Великий и Ужасный, повелел, чтобы все, входящие в его Изумрудный город, надевали зеленые очки. Так что я вижу примерно то же, что и девочка Элли, Страшила и все-все-все прочие. Только в синей гамме…

Я бреду по синему-синему залу, обгоняя синих-синих людей. В конце зала виднеется эскалатор, и я понимаю, что это метро.

– Переход с «Римской» на «Площадь Ильича», – шепчет мне на ухо чей-то голос. – Но сейчас это непринципиально…

Голос какой-то… сальный, что ли? Сальный на ощупь… точнее, на слух… В общем, мерзкий.

– Когда ступишь на эскалатор, голову поверни налево, – продолжает Сальный голос (тоже мне, экскурсовод). – И тебе надо будет очень внимательно смотреть на тех, кто едет тебе навстречу.

Вокруг меня плетется масса людей, но откуда-то знаю, что голос слышу только я. Не потому, что псих, а потому, что для них он не предназначен.

– Зачем? – спрашиваю я, но очень тихо, чтобы синие люди в метро не заметили, что треплюсь сам с собой. Еще, чего доброго, дурку вызовут.

– Затем, что сейчас – твой последний шанс выбрать человека, с которым ты пройдешь жизнь. Все шансы ты уже упустил. Не выберешь никого, пока едет эскалатор, – навсегда останешься один.