– Я пригляжу за всем. Будьте покойны. Главное сохранить себя и встретиться вновь, – пообещал Жорж.
Они пожали руки и расстались, растворившись в тиши ночи.
… Раним утром, когда еще только воробьи гурьбой носятся по мостовой в поисках пищи в конских лепешках, а солнце только подсвечивает горизонт блеском нового дня, Яков вышел из дома с небольшим баулом и медицинским саквояжем с инструментами. Он сел на соседней улице в трамвай и, последний раз оглянувшись на знакомый переулок, поехал на вокзал.
Впереди был путь скитаний, старого чувства страха и неприкаянности, помноженный на постоянные думы о семье, жене, детях и внуке. Будет тяжело, и чем этот путь закончится, Яков не знал и не пытался заглянуть в будущее, потому что понимал, что это сделать невозможно.
глава 10
Вот и пришел день Бобкова. Иван знал, что он придет обязательно. Это была, как её, «диалектика», о которой так часто он слышал, но пока не встречался. Но иначе и быть не могло, чтобы все эти мироеды, как клопы, повылазившие из щелей упивались своим достатком и благополучием пока трудовой народ сводит концы с концами, такого и быть не могло. Вот все и завершилось.
Мудрая политика народной власти реализовывалась на глазах. В короткое время все магазины, рестораны, кафе, лавки и прочие торговые точки оказались закрытыми.
Город затих, ожидая, чем все это закончится.
Бобков ждать не стал.
Минуя соблазнительные намеки Евдокии, пропевшей с дивана, при встрече после трудового дня, в розовом пеньюаре: «Ивашка, я твоя Дуняшка», он постучал в дверь с латунной табличкой.
Стучал долго и требовательно. Никто не ответил.
Он возвращался уже во двор, как ему навстречу из калитки вышла Дора.
Пришлось говорить на улице.
«Так даже лучше», – подумал он.
– Добрый вечер, соседка, – начал он вежливо, – я хотел поговорить. Дело в том, что новая у нас политика индустриализации – привычно произнес он, – а значит, НЭП закончился. Кабинет ваш уже не работает. Значит одну комнату надо освободить и передать мне, – быстро завершил он эту логическую с его точки зрения связь.
Дора ошарашено смотрела на него и молчала.
Бобков, ощущая непонимание и подступающее раздражение, продолжил
– Вас трое, правда мужа вашего я уже давно не вижу, но для троих, если в том толку нет и большая гостиная вам не нужна. А нам она понадобится, – заключил он.
Тут уже Дора не выдержала
–Нас в семье трое, а вас двое. Почему тогда вам нужно две комнаты, а нам одна? Это первое. Потом почему расселением в доме занимаешься ты, а не учреждения предназначенные для этого – это второе.
Третье, к нам переезжают бездомные родственники, которые без нас жить не могут. Нам может еще расширение понадобится, за счет соседских комнат, – мстительно завершила Дора и, повернувшись, пошла к себе.
Бобков был озадачен, но упрям.
На следующий день он пошел к Жоржу.
Тот выслушал его молча и пообещал подумать.
… Прошла уже неделя после отъезда Якова.
Город жил в слухах и реальности, которые ему ничего хорошего не обещали. Люди жили с базара, привычно замерев в преддверии бури и ожидании последствий этой непогоды.
Жоржу надо было давно уехать, но он был занят то решением проблем с клиентами, то Катя настояла, чтобы он решил вопрос с пополнением запасов муки и круп. Катя оказалась права, и покупка была сделана вовремя. Через день после этого цены на продукты взлетели до небес.
Он только вчера, снял латунную табличку с двери на улице, а с нею будто часть собственной кожи и погасил лампаду, освещавшую собственное будущее.
… Жорж поговорил с Дорой и сумел ее убедить в том, что одной комнаты ей с Борисом хватит, а когда приедет Яков, то они вернутся к вопросу с возвратом бывшего кабинета. Сейчас он будет стоять пустым и только подогревать Бобкова. А тот способен на любую пакость, чтобы завладеть им.
Дора заплакала, как будто предвидела, что жить в прошлом состоянии ей уже не удастся никогда.
На следующий вечер, Жорж сообщил Бобкову, что бывший кабинет будет передан ему во временное пользование, как комната Жоржа.
– Эта комната моя. В домовой книге за тобой одна комната. У Штейнов, две и у меня две. Я согласен временно передать её тебе, но ты будешь мне платить за аренду комнаты, как снятую внаём. Или принеси новый ордер на две комнаты, но получить ты его не сможешь, вас в семье всего двое, – сказал Жорж Бобкову и смотрел на него, ожидая ответа.
Бобков знал, что получить ордер на новое подселение у него не получится. Платить за новую площадь ему не хотелось. Это неразрешимое противоречие бесило его и делало Жоржа для него лютым врагом, стоящим у него на пути.
– Я буду платить тебе за комнату, пока не появится ребенок, – решил проблему Бобков.
– Плодитесь и размножайтесь, – согласился Жорж и они ударили по рукам.
Довольный Бобков вернулся домой и сообщил о новости Дуньке. Она долго обдумывала эту новость
– Так откуда мы детей возьмем, – не поняла она. Ты на работе, я вся в хлопотах по дому.
– Так вот сейчас и займемся, – пообещал ей Бобков и понял, что ему предстоит нелегкая жизнь и работа по увеличению количества членов семьи.
Настроен он был решительно, но понимал, что результата ждать придется долго и это его обескуражило вконец.
Он обреченно уткнулся в горячее плечо Дуньки и от огорчения заснул…
глава 11
Дора простилась с Яковом, казалось, только вчера, а пошел уже пятый год его отсутствия.
От Якова за все это время было два письма. Одно о том, что он в большом городе устроился на работу по специальности и снимает комнату у коллег.
Второе письмо было о том, что он сменил город, работу, жилье и живет в глухой провинции очень далеко, а письмо это отвезут и бросят в почтовый ящик по дороге, где придется.
На конвертах были штемпели каких-то незнакомых пунктов отправления и яснее не становилось. Она понимала, что письма говорят о жизни Якова не все. Главное она не чувствовала его настроение и не знала о чем он думает и реально хочет.
Все это не давало Доре надежды на скорую встречу. Наоборот она понимала, что Яков тонет в неведении и не знает, когда и как он сможет вернуться. Живя здесь, она только видела, что ему не стоит возвращаться. Она хорошо запомнила, как к ним приезжали на машине люди с бумагой на ликвидацию кабинета и на арест Якова. Кабинет опечатали. Оборудование конфисковали и изъяли. Комната стояла пустой, пока пронырливый Бобков не соединил её со своей квартирой и непонятно какими путями снял с неё арест.
Теперь она и Борис жили в одной комнате, где хорошо слышала по ночам, как Бобковы работали над увеличением числа членов семьи. В дуняшкиных демонстративных стонах было больше злорадства победившей гопоты, чем естественной страсти и от этого они были еще омерзительней и грязнее.
Жизнь, последние годы легкая и праздничная, снова стала тусклой и тяжелой.
Надо было зарабатывать на пищу и жизнь. Появились продуктовые карточки. У них были самые малообеспеченные – №3. Бывало, что в лавке их не отоваривали и надо было умудряться до конца месяца поймать момент, когда можно было хоть что-то получить. Это отнимало время и нервы. Народ стал крикливым и злым. В очередях бывали драки. Можно было услышать все, после чего стоять не хотелось, но надо было. И так повсюду. Боря рос не по дням. Требовалось добывать или перешивать одежду, искать обувь. Надо было каждый день думать о том, чем кормить сына.
Это заставляло её искать возможность заработать. Где и чем могла. Она подрядилась стирать в семьях, которые могли себе позволить прачку. Ходила убирать квартиры функционеров и военных. Бралась за продажу чужих вещей на базаре. Но за все это платили мало и нерегулярно. Если бы не помощь Рахили и Кати, то они давно уже бы протянули ноги.
Катя носила им еду, а Рахиль иногда давала деньги, которых хватало в обрез.