Зачем. Зачем она это включила… Ведь я не хотел вспоминать, не хотел верить, что…

Моя мысль оборвалась, когда я почувствовал, что в мою грудину со спины… Входит нож.

– Кхфххфх, – изо рта полилась кровь, адреналин зашкалил, когда я, обернувшись и взглянув на свою уже обнаженную жену, увидел ее абсолютно равнодушное лицо. Лицо женщины, которая решила меня убить…

Я попытался шагнуть к ней, но упал на колени – кровь лилась даже из горла, заливала живот, капала на пол… Так ты не хотела сдавать шмотки в химчистку, поэтому решила прикончить меня раздетым?

– Мы бессмертны, Ник, – спокойно сказала она, перерезая себе горло.

Перед глазами поплыло. Наверное, так и бывает, когда умираешь. И смотришь, как убивает себя любимый человек… Хоть и выживший из ума, но любимый человек. Которая абсолютно спокойно, я бы даже сказал скучающе, стояла передо мной и истекала кровью…

Но вдруг все прекратилось. Железный привкус во рту исчез, кровавый поток в одно мгновение застыл, и я даже не могу сказать – было ли мне вообще больно? Было ли мне больно, когда острые как скальпели валуны реки Бейкер разрывали мое тело на кусочки? Было ли больно Хлое, когда трехтонный внедорожник отправил ее в полет, расколов череп?

– Теперь, я надеюсь, мы сможем пойти поесть? – равнодушно сказала мне жена, на пути в душ. Глубокий порез на ее горле уже исчез, как дыра в моей грудине.

Она абсолютно ненормальная. И я, похоже, тоже…

Всю дорогу до ресторана мы молчали. Я была опустошена.

Самое странное, что больше всего меня сбил столку тот старик из маленькой деревушки, в которой мы останавливались после поездки в заповедник. Из-за своей вечной бессонницы, абсолютно мистическим образом уживающейся со способностью засыпать в три секунды, я была вынуждена шататься между домами, наслаждаясь окрестностями. Я проходила между этих убогих лачуг, собранных, как говорится, из говна и палок, вдыхала немыслимые ароматы соломы, тлеющих костров, пригоревшей к закоптившимся котелкам еды… Кажется, я никогда не была в месте, похожим на это. Несмотря на всю простоту своей жизни, местные жители казались мне абсолютно счастливыми. Они будто примирились со своей жизнью, далекой от цивилизации, электроники, отопления и сплит-систем… Или, может, им это было попросту не нужно. Простой быт являл собой невероятную простоту бытия, и это заслуживало восхищения. Я совсем затерялась в своих мыслях, когда меня окрикнул этот старец, сидевший возле своей хижины у костра. Он лепетал, что-то абсолютное неразборчивое на испанском диалекте, что даже с моим минимальным знанием нескольких слов, разобрать хоть одно – было непосильной задачей. И тогда он начал рисовать палкой на земле…

Абсолютно очевидные символы мужчины и женщины, какие-то точки, связывающие их головы и промежности… И куча крестов вокруг них. Еще какие-то непонятные рисунки – птицы и кошки у ног женщины, волны и горы – у ног мужчины. Я не совсем уверенна, но он будто попытался изобразить цифры (он точно умеет писать?), символизирующие какие-то древние века. В итоге он просто обвел всю эту вакханалию в круг и ткнул этой палкой в меня. Только тогда в тусклом свете костра я увидела, что он слепой…

Утром, ничего не подозревающий Ник, по моей просьбе расспросил гидов и оказалось, что этот старик что-то вроде местного сумасшедшего, всю свою жизнь рассказывающий детям сказки и небылицы. Но иногда эта грань между безумием и гениальностью слишком тонка…

Конечно, когда я зашла в ванную, я не была на сто процентов уверенна, что выйду оттуда живой. Но это было единственным способом убедиться, что мои догадки верны, и то, что сжирает меня изнутри не просто начинающаяся шизофрения. Та авария со мной, видео со сплава, где абсолютно очевидно Ник был серьезно ранен, разводящие руками врачи и легенды старца перевесили мой страх на чаше весов, и я решилась – резанула вены вдоль левой руки. А когда через пару секунд глубокий порез исчез, решилась и саданула ножом в живот… И конечно все также затянулось в один миг.

Буря эмоций – слишком легкое словосочетание чтобы описать, что я чувствовала в тот момент. Мне хотелось и плакать, и кричать, и смеяться, и перебить всю мебель вокруг, и переехать всех на танке, и.… обнять весь мир. Это наше проклятие и наше благословение. Наша боль и наша сила.

– Ник, – я решила как-то разбавить тишину за ужином. – Прости, что…

– Хлоя, вот помолчи сейчас пожалуйста. Не порти аппетит, – меня обижал этот тон. Ник, не отрывая глаз от тарелки, поглощал свой стейк.

– Николас, не истери. Я бы…

– Что ты бы? Еще раз попыталась бы меня убить? – если бы можно было оценить степень злобы по 10-бальной шкале, Ник бы сейчас выдал 20.

– А как еще я могла бы тебе доказать? Ты бы согласился, скажи я тебе "Эй, Ник, давай ка я пырну тебя пару раз ножом, дабы убедиться в том, что мы с тобой монстры и мы бессмертны»? – смеяться или плакать в этой ситуации я уже честно не знала.

– Ты будешь текилу? – таким тоном, будто мы обсуждаем цвет обоев в спальне, сказал мне Ник, впервые за весь вечер посмотрев мне в глаза. И можно было бы возразить, прикинуться шлангом, но – надраться в щи – сейчас звучало действительно неплохо.

– Мне можно сейчас пошутить по поводу того, откуда я хочу слизывать соль перед рюмкой текилы? – вот что что, а мои пошлые шуточки он всегда любил.

– Нет, – и он пролепетал что-то на испанском нашему официанту. Его харизма распространялась на всех вокруг, парень улетел за текилой с таким вдохновением в глазах, будто только что выиграл кубок UEFA.

Удивительно, как лихо мы смогли переключиться от темы от моей попытки прикончить себя и Ника, к воодушевленным возгласам по поводу нашего странного положения.

– Да мы можем делать все, что угодно! – текила сделала свое дело и последние полчаса Ник накидывал миллиард вариантов того, чего мы могли бы делать зная, что мы никогда не умрем. – Да даже в космос отправиться, хотя… Ты уверенна, что там это сработает?

– Не знаю, но чего не хватило нашему от…отпуску, – язык уже не слушался. – Это безумия.

– То есть то, что ты вскрыла себе горло, причем не раз, всадила мне нож в спину, я чуть не остался навсегда на берегу этой чертовой реки и что там еще – это было не безумие, – вся озлобленность, напряженность и растерянность в нем исчезла. Со мной, наконец, был мой весельчак Ник, не знающий границ в развлечениях.

– Неееее… Ну то есть – скажи я прямо сейчас, что я хочу нырнуть с высокой скалы в пучины океана, ты бы отказался, это же опасно…

– Пфффф, нет для меня больше этого слова, – и в следующий миг он уже допрашивал сонного официанта. – Чур следующее безумие за мной.

Не знаю, какими правдами и неправдами он уломал водителя отвезти нас за сотню километров от города и ждать на берегу, пока мы не вернемся, но меньше, чем через час мы уже стояли на краю обрыва.

– Ты боишься? – Ник нежно взял меня за руку.

– Я не знаю, чего теперь бояться… Только что водитель уедет и нам придется среди ночи ловить попутку. Ну и что платье порвется, оно мне все-таки нравится…

– Мне моя рубашка тоже, знаешь ли… Но мне нравится это чувство – свободы, что ли. Хлоя, я знаю, что мы никогда не были какой-то закрепощенной парочкой, но сейчас… Будто я впервые – я. Будто нет границ. Будто мир – наш.

– Я чувствую то же самое. И от этого страшно – отсутствие страха, – сложно было отделаться от мысли, что вероятнее всего мы разобьемся об острые скалы внизу, что даже если не разобьемся сразу- волной нас все равно бросит на них, а мы… просто выплывем. Но я предвкушала этот полет в бездну и не могла от него отказаться. – Кто последний окажется на берегу, с того массаж.

И я с разбегу сиганула в пропасть. Шум волн, разбивающихся о скалы, ветер, раздувающий волосы, чувство полета, длившегося вечность… Чувство, когда твое тело врывается в океан, а он, как песчинку, забирает его в свои объятия. На скалу я, конечно же, напоролась, с моей-то удачей. Было ли больно? Сложно сказать. Физическая боль будто перестала для меня существовать. Конечно, я чувствовала свое тело, но то, что с ним происходит, не причиняло страданий. Что я действительно чувствовала, так это свободу. Дурманящее ощущение, какого будто не знала раньше. Будто каждое нервное окончание оголилось и принимало только положительные вибрации.