Тщательно обмыв меня (все под неусыпным вниманием жрецов), в сопровождении песни и пляски людей Хавилы меня вывели под руки из воды и уложили там же на ложе. Принесли маслá и благовония. Я не большой любитель массажа, но тут минут через десять отключился. Пришел в себя, когда солнце уже садилось. Рядом никого не было, только Хавна и два ее безмолвных друга. Они молча стояли у изголовья и ждали моего пробуждения. Лиц их я не видел, так как солнце садилось за их спинами и слепило меня. Проснувшись, я почувствовал себя заново родившимся. Всю усталость и напряжение последнего времени как рукой сняло, и я чувствовал себя полным сил и энергии. «Это ж сколько я здесь валялся, уже закат, – подумал я, – вот что массаж животворящий с человеком делает». Я продолжал прикалываться над собой.
Не успел я подняться с ложа, как Хавна и жрецы заключили меня в треугольник – с Хавной в вершине и жрецами по сторонам. Они повели меня к шатру Хета, стоявшему на отшибе, отдельно от всех. Из шатра доносился монотонный барабанный бой. Весь шатер и земля вокруг него были разрисованы какими-то магическими знаками, подойдя к которым Хавна остановилась и отошла в сторону, пропуская нас. Я так понял, ей туда дорога заказана.
Войдя внутрь, мы оказались в кромешной тьме, только из трех отверстий в потолке шатра падали три луча, которые сходились посередине и освещали миску с какой-то белой жижей. В шатре пахло какими-то благовониями, отчего голова стала немного кружиться. Мы подошли к миске, и два жреца положили руки мне на плечи и чуть надавили, давая понять, что надо сесть. Сами опустились по обе стороны от меня, лицом ко мне. На грани слышимости, не ушами, а скорее всем телом я ощутил исходящий от них звук – м-м-м-м. От этого звука тело мое начало вибрировать. Перед глазами стало темнеть. Бой барабанов и голоса двух жрецов вдруг резко прекратились. Я тряхнул головой, пытаясь привести ее в порядок. Из темноты неожиданно вынырнула голова Хета. Если бы не полная релаксация, я бы, наверное, подскочил с перепугу, но сейчас просто уставился ему в глаза. А он начал напевать свои ритуальные песни, которые подхватили его помощники, опять забили в такт барабаны.
Помощники Хета подняли чашу. Хет погрузил в нее пальцы и, напевая свои молитвы, стал рисовать на мне какие-то знаки. Кожу начало жечь. Я посмотрел на свои руки: на них Хет уже успел нанести иероглифы, и мне показалось, что в этих местах кожа задымилась. Потом роспись на мне стала расплываться, и жжение прекратилось. Хет снова нанес рисунки. Опять жжение, и опять знаки расплылись. Хет снова сделал попытку, но с таким же успехом.
– Божественный, ты и Древо на тебе отторгают защиту, которую я пытаюсь дать тебе, – это были первые слова, которые я услышал за сегодняшний день, не считая фразы Хавны, которую она успела шепнуть мне на ухо. От неожиданности я вздрогнул, словно впервые услышал человеческую речь. – Одна надежда, что Древо и Благословение защитят и помогут тебе, а я здесь бессилен.
Сказав это, он поклонился и встал. Помощники подхватили меня за руки, и все вместе мы вышли из шатра. Снаружи уже было темно. Небо от края до края было усыпано звездами. Они сияли так близко, что, казалось, вот протяни руку и возьми пригоршню.
Вокруг шатра горели костры. От самого шатра шла дорога, тоже по краям освещенная огнями. У входа стояли два огромных быка. Меня подвели к ним и помогли подняться на них. На широких бычьих спинах стоять было легко, главное, чтоб они шли в такт и рядом, чтоб ноги не разъехались, а в том, что мне придется передвигаться именно так, я был уверен. Помощники Хета помогли мне встать на животных, прошли вперед, взяли быков за кольца в носу, и под размеренные напевы жрецов вся процессия пошла по освещенной дороге. Хавна стояла в сторонке, а когда мы вышли, пристроилась сзади, в конце процессии. Быки шли спокойно, я почти не ощущал качки. Вдали показалась широкая площадка с огромным прямоугольным камнем в центре и множеством людей с факелами в руках.
Когда мы приблизились к площадке, быки остановились, и я спрыгнул с них. Вокруг камня сидели люди, и если бы не оружие и штаны, я б не узнал в них своих ребят. Все они сидели по пояс голые и измазанные той же белой краской с головы до пояса. В руках они держали щиты, а копья и мечи лежали рядом на земле. Странно, но сейчас я ощущал их поддержку не на физическом, а скорее на каком-то высшем, духовном уровне. Их лиц я не мог разглядеть из-за краски, а тем более прочитать их настроение. За спиной каждого из ребят стоял жрец. Сопровождающие подвели меня к камню. Два воина Хавилы поднесли мое оружие и щит и с поклоном передали мне. Хет окропил все это водой, принял у меня и сложил все на камень: щит посередине, а меч и копье – по обеим сторонам щита.
Все это происходило под ритуальные песнопения жрецов, бой барабанов и звуки масинко. Хету поднесли большую чашу с какой-то жидкостью. Произнеся над ней молитву и добавив еще что-то, он принял чашу, подошел ко мне, отпил из нее и передал мне. Приняв чашу, я тоже отпил из нее. Напиток был очень терпкий, сладкий, чем-то напоминал дошаб13, но явно был с какими-то добавками. Сделав большой глоток, я передал чашу обратно Хету. Он принял ее и, продолжая напевать ритуальные гимны, по очереди поднес всем моим ребятам.
В тот момент, когда из чаши отпил последний, у меня все поплыло перед глазами. Я метался внутренне, бился о стену той клетки, которая сдерживала меня. Напрягшись, я из последних сил сломал решетку и с криком выбрался наружу, ощутив полную, беспредельную свободу. Оглядевшись вокруг, я замер. Что-то было не так. Не сразу сообразил что именно, но потом дошло: я смотрю на все не изнутри, а, как это ни смешно – откуда-то сверху, под углом. Двое жрецов, которые сопровождали меня весь день, держали меня под руки, вернее, я висел у них на руках спиной в Хету, который густо смазывал мою спину той же жижей, что и в шатре, но без рисунков. Вокруг Хета, двух его помощников и меня – того меня, который остался внизу, стояли двадцать воинов – мои́х воинов, судя по тому, что у них было наше оружие. Они стояли ощетинившейся копьями стеной из щитов. Вокруг меня вертелся темный вихрь, стремящийся прорваться к моему телу. Закончив обмазывать мне спину, Хет взял обсидиановый нож и стал вырезать на моей спине крест, эскиз которого я дал ему. Крови было не много, она смешивалась с белой краской. Стал проявляться рисунок. Боли я не чувствовал – ни тот я, который смотрел сверху, ни тот, который был внизу. Чем ближе был конец рисунка, тем яростнее бился черный вихрь о щиты воинов. Но, натыкаясь на копья, он отскакивал с ужасным, леденящим кровь воем.
Закончив рисунок, Хет опустился на колени, воздев руки кверху. Из него вырвался нечеловеческий крик, который рассек окружающую нас мглу. Это помогло уложить меня окровавленной спиной на щит, а воинам – занять новую позицию, окружив алтарь вместе со мной. Но через пару секунд атака тьмы повторилась. Хет лежал без сознания, а воины продолжали бить, крушить и разгонять тьму. Странно, но тьма не приближалась ко мне – тому, который наблюдал сверху, а обходила стороной, словно обжигаясь, стремясь именно к телу, лежащему на щите.
Посмотрев на все это, я устремил взгляд вдаль, и увидел кровавое зарево. В его сторону по земле тянулись красные метастазы. Любопытство пересилило, и я метнулся туда. Передо мной выросла огромная пирамида, метров девяносто в высоту. «Зиккурат Этеменанки, – догадался я, – или Вавилонская башня, как знают его в мое время». Метастазы земли сходились именно в нем. Зиккурат, как раковая опухоль, весь кровоточил, реки крови стекали по ступеням. А из него исходил стон сотен тысяч несчастных, погибших во имя величия его. Боль охватила меня. Терпеть эту боль было невозможно. Я метнулся в сторону и оказался в темном помещении, еле освещенном несколькими факелами. В зале было несколько человек. Лиц в потемках не было видно. Я слышал их разговор.
«– Повелитель, почти все склонились пред тобой, может, немного ослабить давление на другие роды?
