Линдхнет дождалась, пока последние сигналы пройдут цифровую обработку и преобразуются в изображения, и нетерпеливо открыла файлы. Она внимательно, но стремительно изучила снимки, сосредоточенно прищурив глаза под стеклами прямоугольных очков.

– Признаков костно-деструктивных изменений не выявлено, пещеристые синусы без особенностей, видимые отделы головного мозга не изменены…», ― пробубнила она себе под нос, завершая просмотр, ― так, пишем заключение… Убедительных МР-данных за наличие патологических изменений мозга не вы…

Последние несколько снимков заставили её умолкнуть и отшатнуться от экрана. С недоверием своему зрению Линдхнет сняла очки, активно поморгала и снова надела.

– Это что такое? ― она обратилась ко второму радиологу, который желал уже скорее заняться систематизацией файлов на диске.

Мужчина неторопливо поднял взгляд от клавиатуры и повернулся на стуле в сторону настороженной коллеги. Приподняв брови и широко открыв усталые глаза, он тоже уставился на экран.

– Впервые такое вижу…― произнёс он озадаченным голосом, подъезжая на стуле поближе.

– Может это какой-то сбой? ― неуверенно предположила Линдхнет.

– Это вполне могло бы оказаться сбоем, но последние фотографии со всех ракурсов? ― радиолог внимательно начал щёлкать странные изображения на экране, и затем вдруг удивлённо воскликнул, ― смотри, похоже, они взаимосвязаны друг с другом!

– Ты имеешь в виду, будто они отображают один процесс?

– Да.

– И как ты назовёшь эту мешанину? ― Линдхнет скрестила руки на груди.

– Э-э, смещение атомов? ― неуверенно предложил врач.

– Что? Да ты сам слышишь, как это бредово звучит? Это физически невозможно! ― доктор Линдхнет недовольно вскинула руки, ― ты хочешь сказать, что у пациентки нос на подбородке оказался?

– Но на фотографии именно так: нос на подбородке, а левый глаз около гипоталамуса. А на последней фотографии, органы вообще перестают различаться между собой. Однако общая форма тела практически не изменяется. Сама посмотри.

– Я не хочу смотреть на эту чушь, ― Линдхнет сердито отвернулась от экрана, ― я давно говорила пора этот аппарат отправить на диагностику.

– Так что делать с диагнозом? ― осторожно поинтересовался коллега.

– Я почем знаю! ― истерика заскрипела в голосе женщины, и она снова вскинула руки, но в этот раз неловко задела пальцами свои очки и разнервничалась от этого ещё сильнее.

Она понимала, что ее реакция далека от профессионализма врача, но с таким проблемным случаем в своей непростой и эмоционально истощающей работе Линдхнет столкнулась впервые. Объективно, у неё даже не было возможности понять, кто виноват в этой неопределённой куче органического материала на экране, и что это вообще такое.

– Ладно, Линдхнет, успокойся, давай просто удалим эти снимки, ― взглянул на неё мужчина поверх очков, ― всего-то десять штук.

– Как это удалим? Что ты такое говоришь? ― женщина поднесла к губам свой маникюр с дальнейшей целью тревожно раскромсать его зубами.

– Ну, в любом случае на всех нормальных снимках органических повреждений не выявлено, да и если внимательно всмотреться в эти сомнительные фотографии, то клетки опухолей все равно отсутствуют.

– Да как ты вообще понимаешь, что тут отсутствует?

– Успокойся и ты тоже увидишь.

– Не хочу я на это смотреть, Господи! – раздраженно ответила Линдхнет, но все же кинула осторожный взгляд на экран.

В течение нескольких минут она молча всматривалась в затейливые передвижения органов внутри тела Розы, а затем сказала:

– Я так не могу. Господин Ротенгоф влиятельный человек, и он не потерпит обмана работников здравоохранения.

– А что ты предлагаешь сказать ему? ― мужчина презрительно прищурил один глаз и раскорячил руки локтями вверх, шлёпнув ладонями по столу, ― господин Ротенгоф, у нас тут, понимаете, конфуз учинился с аппаратом, и полбашки вашей дочери в пюре на фотографиях превратились, но вы не переживайте, опухолей не обнаружено. Да на всю больницу в суд подадут!

Линдхнет вздрогнула от его голоса и поправила коллегу:

– Всего несколько фотографий испорчено. Девяносто пять процентов снимков мы сможем предоставить.

– Да кто вообще на эти фотографии смотрит, если ничего не обнаружено!

– А если её врач посмотрит?

– То он увидит, что её мозг как у нормального психически здорового человека.

Линдхнет не могла отрицать, что мозг Розы совершенно не имел претензий на какие-то отклонения. Она вздохнула и удалила десять фотографий из папки для пациентов, тихо сказав врачу:

– Ладно, я перекину снимки на диск, а ты пиши заключение и побыстрее, а то мы и так тут долго возимся.

Подхватив диск и заключение, Линдхнет неуверенно вышла из кабинета с понурым лицом. Эдуард, почуяв неладное, занервничал и вскочил со стула.

– Все в порядке, ― выдохнула женщина, не поднимая глаз на него.

Мужчина зажмурился и с облегчением закрыл лицо руками, в то время как выражение лица Розы совершенно не изменилось, и она осталась сидеть в том же положении.

– Это чудесно! ― спокойным голосом произнес Эдуард, а в его взгляде промелькнуло что-то счастливое.

– Вот заключение врача и снимки, ― доктор Линдхнет нехотя протянула ему файл с бумагами и диском, а затем, делая шаг в сторону своего кабинета, сказала, ― До свидания, не болейте.

– До свидания, доктор Линдхнет, спасибо вам, ― оглянулся на врача Ротенгоф.

Сквозь дверную щель она притянула сомкнутые губы к носу в виде улыбки, и, кивая головой, скрылась.

      Корнелий уверено вытащил из стола свою очаровательную записную книгу, обтянутую настоящей кожей с множеством закладок расположенных в ему одному ведомом стройном порядке. Он неторопливо открыл её на одной из закладок, где значилось: «Р. Ротенгоф». Доктор Стурлссон взялся за чёрную ручку с тонким стержнем и с упоением принялся вычерчивать от руки прямоугольники. Когда прямоугольников было нарисовано, по его мнению, предостаточно, Корнелий наконец отвлёкся от столь занимательного дела и обратился к смотрящей на него со скрытым недоумением пациентке:

– Употребляете ли вы наркотические вещества?

Роза закатила глаза и мотнула головой.

«Неужели ты думаешь, все так просто, Корнелий?» ― выражал её один скептически прищуренный глаз.

Корнелий не питал особых надежд насчёт этого варианта, однако записал в первый квадратик «наркотические вещества» и перечеркнул, разумеется, аккуратно.

Пока он выводил ровный до сердитости крест, Роза сказала:

– Зачем вы это спрашиваете у меня? У вас на столе все мои анализы, сами можете посмотреть.

– Ты права, но для меня важно знать, как считает сам пациент.

– Я считаю, что я не принимаю наркотические вещества, ― Роза наигранно покачала головой из стороны в сторону, разъясняя очевидные вещи копошащемуся в листках Корнелию.

Тот, не поднимая глаза из бумажной кучи, нахмурившись произнес:

– Недельный скрининг на наркотические вещества показывает отрицательный результат, клинический биохимический анализ крови отклонений не выявляет, инфекционных заболеваний не обнаружено, ― Стурлссон продолжал вдумчиво скользит глазами из-под приспущенных очков по бумагам, а затем с сомнением прищурившись, пробубнил скорее себе, чем пациентке, ― никогда я не видел такого соотношения веществ, словно высчитанное на калькуляторе!

Затем уже поднял удивленный взгляд на Розу, которая по-прежнему со скептицизмом косилась на него:

– Вас можно поздравить Роза! У вас на удивление самое оптимальное сочетание форменных элементов! ―воскликнул доктор Стурлссон и снова опустил сосредоточенный прищур в результаты кардиограммы, ― А сердце бьется размереннее метронома. Вам бы в космос полететь.

– Я в ожидании, ― Корнелию могло показаться, что Роза снова острит, однако её слова были лишены всякого ехидства.

– Так-так-так, ― Стурлссон, уже прочитав справки, но решив убедиться во всем сам, просматривал снимки МРТ на компьютере, ― органических повреждений тоже не выявлено, ― Корнелий занес ручку, чтобы добавить ещё одну заметку к перечеркнутым «инфекциям» и «аномалии в развитии головного мозга».