В безмолвном напряжении пассажиров Лексус господина Ротенгофа выехал на трассу. Роза ещё несколько раз повторила в голове «Небо падает, небо падает, лес, лес, лес, распад атомных ядер, поглощение живых частиц энергией, энергией, E=mc2, эволюция, преобразование энергии вселенной…Ох, Эдуард…», разложила в своем сознании эти понятия, пытаясь осмыслить каждое из них по отдельности.
«Небо падает, небо падает» думаю, стоит оставить на дальнейшее рассмотрение, ― решила девушка, ― у меня нет никаких догадок по этому поводу. Может быть, информационный поток имел совершенно другое содержание, однако мое сознание смогло породить только эти словесные ассоциации. Скорее всего, это связано с космосом. Ведь за небом космос… Хм, лес? Ну, с леса все и началось! Всегда нужно идти в лес, там всегда произойдет что-нибудь целесообразное. Поглощение частиц ― с этим будет потруднее. Я полагаю, что здесь есть связь с разложением атомов моего тела, при условии, что оно ещё состоит из атомов. Может, оно состоит из тех потоков энергии, которые взаимодействуют… Нет, не взаимодействуют. Они проходят сквозь все пространство и передают мне эту информацию…»
Последние два понятия из ряда особенно беспокоили Розу, так как ей казалось, что именно в них кроется смысл всего того, что с ней происходит. Но Роза была уверена, что нечто извне, чему она дала весьма абстрактное, но исчерпывающее понятие «блуждающие токи», руководит ещё непостижимым ей процессом. Их коммуникация ― трансцендентное знание для человечества, и только такие как она, могут ловить эти неясные сигналы, а может, только она, и эти сигналы ей? А «Ох, Эдуард?» ― может, поэтому её отец такой напряженный?
Роза решила переписать свои мысли на листы и пытаться познавать все это не по отдельности, а в совокупности, и тогда, вполне вероятно, из осколков мозаики соберется воедино картина понимания.
Она завершила рефлексивный сеанс и откинулась на сидение, ткнув на панель, чтобы включить радио.
Через мгновение Эдуард стукнул эту же кнопку с силой сдержанного раздражения.
– Ой, какой ты скучный! ― Роза сморщила нос и отвернулась к окну.
Мужчина ничего не ответил, но начал сбавлять скорость.
–Черт! ― разочарованный шепот вырвался сквозь его губы.
Перед ним на трассе, перегородив всю дорогу, лежала большая сосна, которая, очевидно, рухнула от удара молнии. Вокруг не было ни души, только поле слева, сосновый лес справа, сочувствовали уставшему Эдуарду своим природным молчанием.
– Что мы будем делать?
– Звонить в дорожную службу! Что же ещё! ― Ротенгоф ударил кулаком по рулю, и стал искать положенный в карманы чужой одежды телефон, ― или ты хочешь провести ночь посреди леса?
Роза пожала плечами, считая эту идею не такой уж плохой, но отец не обратил на её мнение внимание.
– Алло? На Шлагштрассе в шести с половиной километрах от озера Лаурерц Зе упала сосна и перегородила путь! Срочно пришлите дорожно-эксплуатационный отряд!
– В крайнем случае, можно вернуться обратно, к доктору Стурлссону, ― предложила Роза.
– Нет необходимости, они будут тут через пятнадцать минут.
Мужчина облокотился на сидение, безучастно направив свое внимание куда-то за лобовое стекло. Роза подперла щеку рукой, и решила поискать в окружающем пейзаже безмолвного собеседника. Высокие сосны сонливо качались под вечернюю мелодию ветра, дикая зеленая пушистость поля томно клонилась к земле, волнами своих прядей подпевая теплым дуновениям. На дороге по-прежнему царило одиночество. Казалось, будто время замерло, и только мрачные облака беспокойно бежали по небу, напоминая о движении бытия на Земле. Роза задумалась: существует ли время в каждом уголке вселенной? Но не успела она попробовать представить, в каких формах может существовать вселенная без времени, как вдруг отец повернулся и строго спросил:
– Может быть, ты объяснишь мне, что произошло?
Девушка повернулась к нему, вскинув брови:
– Объяснить? Ты получил то же, что и я. Другое дело, впустишь ли ты эту информацию в свое сознание или нет.
Но Эдуард ничего не ответил. Роза не стала переспрашивать. Отец должен был сам прийти к пониманию, иначе он просто передаст эти сведения доктору Стурлссону в оправдание её психоза, а Роза уже порядком утомилась от его вопросов. И зачем она вообще ему что-то рассказывает? Чтобы просветить человечество?
Пока Роза размышляла, стоило ли ей вообще не то, что раскрывать свои секреты, а даже намекать на них, подъехал трактор. Когда Роза пришла к выводу, что, возможно, и выбора у неё не было, кроме того, как корчить из себя сумасшедшую, чтобы избежать ответственности за её весьма сомнительные эксперименты, дорожная служба быстро и профессионально расправилась с сосновой преградой, и, оттащив её на обочину, уже катила восвояси.
«Ну вот, сейчас наконец поедем!» ― подумала девушка, изрядно утомившись сидеть в машине и проголодавшись. Но машина продолжала стоять на месте.
Роза с недоумением перевела взгляд на отца. Эдуард неподвижно застыл, положив руки на руль, и, хотя его глаза были открыты, казалось, что всё произошедшее за эти десять минут пронеслось мимо него. Взгляд был направлен на какой-то объект прямо перед ним, но перед ним ничего не было. Из приоткрытых губ вытекало теплое, но едва уловимое дыхание. Никогда Роза не видела своего отца таким отсутствующим в реальности.
– Папа? ― тихо спросила девушка, но даже зрачки Ротенгофа не пошевелились.
– Отец? ― чуть более громко и строго сказала Роза, но это не изменило ситуацию.
– Эдуард! ― нахмурив брови, дочь почти кричала, но Эдуард ничего не слышал.
Она замолкла и наклонилась со своего сидения к подозрительно замершему отцу, внимательно разглядывая его лицо. Он дышал и моргал, но не был сконцентрирован на этом. Его подбородок расслаблено опустился вниз, а щеки впали ещё сильнее. Глаза едва заметно сужались, словно стараясь рассмотреть что-то невидимое перед ним, но зрачки были так расширены, что его светлые глаза казались темными. В хмурости бровей отражалась какая-то неведомая борьба. Приоткрытые губы слабо и медленно шевелились, но едва хотели выразить мысль.
«Очевидно, какой-то необычный познавательный процесс, ― заключила она, любуясь задумчивым мужчиной, ― однако я с таким не встречалась…»
Медленно и осторожно девушка поднесла свою левую руку к лицу мужчины, боясь надломить тонкую грань между разумом Ротенгофа и реальностью.
Через мгновение она ощутила тыльной стороной среднего и указательного пальцев тепло его кожи и мягкость незаметного пушка на его острых скулах. С неторопливым увлечением катились её пальцы вниз по их анатомическому строению, и когда они вот-вот были готовы соскользнуть в томительную бездну под выступающей костью, Роза прошептала:
– Эдуард…
Эдуард дернулся, охнул где-то в глубине тела и резко повернул голову на дочь. В его глазах был испуг и пренебрежение, словно он не узнал Розу. Мужчина нелюбезно и неловко отмахнул её руку от себя, будто это была артрозная кочерга какой-нибудь домогающейся до него старухи.
Роза отшатнулась от отца с непониманием и обидой. Девушка недоумевала, откуда такая дурная немилость.
Ничего не ответив по поводу своего странного поведения, Эдуард стремительно завел машину и на высокой скорости умчался в путь.
Полчаса назад «Любовник леди Чаттерлей» остался лежать в одиночестве на заправленной постели. Лидия с презрительным сомнением выбирала на кухне сковородки. К приезду мужа и дочери госпожа Ротенгоф намеревалась смачно подрумянить сосиски братвурст на их новенькой электроплите. Обычно кулинарными делами у них с Эдуардом занимался личный повар, но и Лидия была вполне себе хозяйственной женщиной. Отменно у неё выходили соленые крендели и картофельное рёшти, однако сама Лидия всегда предпочитала сытным углеводным блюдам большую тарелку салата. Муж шутливо называл её салатным мастером, так как каждый раз ужин она встречала новым овощным сочетанием. Если ужин готовил повар, то Лидия всегда отдавала ему подробные распоряжения насчет приготовления того или иного собственноручно составленного ею рецепта.
