Но едва он приоткрыл дверь, как мощный удар отшвырнул его к противоположной стене. Алоизиус упал на спину и, подняв голову, увидел белоглазого дьявола и отца Петруса за его спиной. Приспешник ведьмы стремительно подошел к инквизитору и наступил каблуком на его горло.
— Где она?
— Изыди, демон! Я ничего тебе не скажу! — прохрипел тот. Давление усилилось и Алоизиус услышал, как хрустнул его кадык. — Петрус, помоги мне! Ты что, не видишь, он одержим! Он убьет меня!
— Я думаю, тебе лучше сказать правду, брат мой! — отозвался старик. — Это ты похитил леди де Сарде?
— Ты тоже во власти демонов, Петрус? Они овладели тобой! Покайся, и Озаренный помилует тебя!
Глаза Курта сверкнули яростью, а лицо исказилось бешенством. Если бы Петрус не оттащил его, он раздавил бы инквизитору гортань.
— Курт, думаю, мы ничего от него не добьемся. Давай, лучше, обыщем дом! А его пока свяжем.
Мужчины связали Алоизиуса по рукам и ногам найденной тут же веревкой. Петрус подобрал с пола ключи от подвала. Курт повернулся к инквизитору и, сверля его ледяным взглядом, угрожающе процедил:
— Если ты ее хоть пальцем тронул… молись тварь!
***
Эвелина услышала скрежет открываемой двери и звуки шагов. Ее сердце замерло от ужаса. Что это чудовище сделает с ней на этот раз? Теперь ей точно конец! Она забилась в дальний угол камеры и сжалась в комочек… Решетка распахнулась, и в тусклом свете фонаря она вдруг разглядела любимое лицо. Эвелина не поверила своим глазам… Курт! Он пришел, чтобы спасти ее!
Трясущимися руками Курт отпер решетку, ворвался в камеру и рухнул рядом с женой на колени.
— Гринблад! — его голос прерывался от волнения. — Ты цела?
Он крепко обнял ее. Эвелина уткнулась в его плечо, не в силах вымолвить ни слова, и только слезы градом катились по щекам.
— Что этот урод сделал с тобой?
Курт отстранился от жены и внимательно осмотрел ее. Разорванная одежда почти не скрывала ее наготу. Лицо покрывали синяки и ссадины, а тело — вздувшиеся красные полосы. Его сердце судорожно сжалось, а зубы стиснулись до хруста в челюстях.
Снова этот запах! Запах, который двадцать лет преследовал его в ночных кошмарах. Запах гнилой соломы, крови и ржавчины. Решетчатая дверь, тесная камера, багровые рубцы от плети. Все как тогда. История повторилась. На этот раз с ней. С его любимой девочкой. С его женой, носящей под сердцем его дитя. С той, за которую он не раздумывая отдал бы свою жизнь. Она испытала ту боль, тот страх, тот ужас, что когда-то довелось пережить ему. Эта мразь, эта падаль хотела сломать этот нежный цветок, растоптать, уничтожить из-за какой-то своей кошмарной прихоти. Этой твари нет места на земле!
— Я убью его! — взревел Курт и кинулся вверх по лестнице.
Петрус открыл, было, рот, чтобы остановить его, но понял, что это бессмысленно, и принялся развязывать Эвелине руки.
***
Инквизитор подобрал нож, валявшийся на полу, и с его помощью разрезал путы. Он собрался, было, сбежать, как вдруг дверь распахнулась с оглушительным грохотом, и на пороге возник дьявол. Взглянув в его побелевшие от ярости глаза, Алоизиус понял, что сейчас его будут убивать. Он крепко сжал кинжал и бросился на Курта, но тот даже не заметил оружие в его руке. Одним ударом он вмял инквизитору нос в череп и выбил половину зубов. Алоизиус отлетел к противоположной стене, кровь залила его лицо. Кованый сапог опустился на его грудь, ломая ребра. Затем еще и еще — сминая в кашу живот и гениталии. Дикая боль пронзила все тело, но инквизитор не смог даже набрать достаточно воздуха в легкие, чтобы закричать. Кровь текла в его глотку, а сломанные ребра не давали вдохнуть…
Когда Алоизиус превратился в окровавленный мешок, набитый обломками костей, Курт схватил его за шиворот и сунул головой в горящий камин. Тут у инквизитора прорезался голос и он завизжал пронзительно, оглушительно, как недобитая свинья. Он ощущал, как огонь пожирает его лицо, как трескается кожа, как вскипают и лопаются глазные яблоки. Невыносимая боль заполнила все его тело и ослепительно взорвалась в мозгу.
И тут инквизитор, наконец, понял, что испытали люди, которых он замучил и сжег на костре…
***
Петрус развязал Эвелине руки и помог ей подняться. На лестнице раздались шаги, это вернулся Курт. Его трясло, костяшки пальцев были разбиты, а одежда забрызгана кровью. Он подошел к Эвелине, пошатываясь, словно пьяный, и крепко обнял ее, гладя по волосам и спине. Она обхватила его руками и уткнулась носом в его плечо. Ребенок в ее животе как будто почувствовал присутствие отца и затих, успокоился.
— Курт, отвези ее домой! Я позабочусь обо всем, — промолвил Петрус.
— Что ты имеешь в виду? — глухо спросил Курт.
— Нужно уничтожить улики. Думаю, небольшой пожар тут не повредит!
— Хорошо. Спасибо тебе, Петрус!
— Ну что ты, она же мне как родная дочь! — ответил старик. — Возьми мой плащ, от ее одежды остались одни лохмотья!
Курт закутал жену в накидку, подхватил на руки и вышел из дома. Он усадил ее на Карася, а сам сел позади.
— Сможешь за меня держаться? — спросил он ее.
— Да, — Эвелина крепко обхватила мужа, прижавшись к нему всем телом.
Они медленно поехали в сторону города.
«Когда-то я мечтала прокатиться с ним на одном коне… — с горечью подумала она. — Догадался ли он, что этот урод меня изнасиловал?»
Тебя касался другой, другой был в тебе. Он осквернил тебя! Ты больше не чиста перед мужем! Теперь Курт тебя возненавидит! Мужчины не прощают измен. Это у них в крови, на уровне инстинктов!
«Но, я ни в чем не виновата…»
Нет, ты виновата! Не ищи себе оправданий! Зачем ты сдалась? Надо было бороться до конца! Даже если бы он и убил тебя — честь дороже жизни!
«Может Курт еще ни о чем не догадался? И я смогу скрыть свой позор?..»
Грязная маленькая шлюшка! Ты недостойна его! Ты должна ему рассказать. Пускай он решает, нужна ли ты ему после этого!
«Нет, я не могу! Он меня бросит, и я умру!»
И поделом тебе! Ты сама во всем виновата!
***
Войдя в дом, Курт отнес жену в спальню и усадил на кровать.
— Ты, наверное, хочешь искупаться?
— Да…
Как он догадался? Это было то, чего она сейчас хотела больше всего на свете. Вымыться, смыть с себя грязь, вонь, прикосновения этого урода. Тереть кожу, пока не покажется кровь, лишь бы забыть этот кошмар!
В подвале был установлен угольный котел, снабжающий резиденцию горячей водой. Курт прошел в ванную и открыл кран над большой деревянной лоханью. Пока бадья наполнялась, он вернулся в спальню и осторожно развернул плащ — его подкладка была измазана кровью. Он снял с Эвелины остатки платья, аккуратно отлепляя их от ран, и осмотрел ее тело. Синяки, глубокие царапины, багровые полосы, оставленные плетью, но, к счастью, ничего серьезного. Кровь запеклась, и горячая вода, скорей всего, вызовет боль в поврежденной коже, но Курт знал, что помыться, очиститься — это то, что ей сейчас просто необходимо.
Лохань, наконец, наполнилась и Эвелина по шею погрузилась в нее. Порезы защипало, но прикосновение горячей воды к телу принесло ей неимоверное облегчение. Она откинула голову на край ванны и закрыла глаза. Курт сел на пол рядом с ней, взял губку и стал осторожно водить по ее телу, стараясь не задевать раны и ссадины. Эвелина ощущала, как дикое напряжение постепенно уходит из нее. Движения его рук были такими нежными… Просто не верилось, что всего пару часов назад он этими самыми руками до смерти забил тварь, обидевшую ее.
Когда Эвелина, наконец, почувствовала, что смыла с себя всю грязь от прикосновений этого мерзавца, Курт завернул ее в большое махровое полотенце и отнес на кровать. Он сел на постель и усадил жену к себе на колени.
— Курт, — тихо позвала она.
— Да?
— Ты простишь меня?
— За что?
— За то, что он… меня… — она всхлипнула.
Он крепко прижал ее к себе, как бы баюкая.
— Тихо, Гринблад, забудь! Ничего не было, понятно?