Наконец, она подошла к двери спальни и открыла ее. Все это время Курт сидел на полу, прислонившись спиной к двери, и чуть не ввалился внутрь, едва успев вскочить на ноги.

Он протянул к ней руку. Эвелина уклонилась.

— Пожалуйста, не трогай меня! — чуть не плача взмолилась она, не поднимая на него глаз.

Курт подчинился.

Она зашла в кабинет и достала его контракт из ящика стола. Она хотела разорвать его в клочья, но сразу поняла, что это ничего не даст. Чтобы расторгнуть договор, ей нужно было явиться к Зиглинде лично, либо послать ей официальное письмо с гербовой печатью. У Эвелины не было никаких сил являться куда-то лично, поэтому она достала лист бумаги и окунула перо в чернильницу.

Курт, стоял, прислонившись к дверному косяку, и молча смотрел на нее. Он увидел, что Эвелина собирается что-то писать, и спросил:

— Что ты делаешь?

— Собираюсь разорвать твой контракт. Ты же этого хотел? — глухо ответила она, не глядя на него. Смотреть ему в глаза было выше ее сил.

— Стой! Тебе нужен телохранитель.

— ТАКОЙ телохранитель мне не нужен! — она почти сорвалась на крик.

— Кто будет тебя защищать?

— Тебе какое дело? Вали к своим шлюхам!

— Да мне никто кроме тебя не нужен, дура! — в сердцах выпалил он.

Эвелина истерически всхлипнула.

— Убирайся! Ненавижу тебя!

Курт глубоко вздохнул.

— Подожди хотя бы, пока я найду себе замену!

— Видеть тебя больше не хочу! Никогда!

— Дай мне месяц! Потом я уйду, обещаю.

— Две недели! И ни секундой больше! — отрезала она.

Курт хлопнул дверью с такой силой, что в доме задрожали стены. Эвелина уронила лицо на руки и зарыдала.

***

После неудавшегося переворота ряды стражи заметно оскудели, и найти надежного телохранителя было непросто. Зиглинда порекомендовала некоего Харада — молчаливого двухметрового детину устрашающего вида с огромными ручищами и густой бородой. Он был, конечно, немного туповат, но, по крайней мере, честен и хорош в бою. Курт представил Эвелине ее будущего охранника. Ей, похоже, было наплевать. В последнее время ей на все было наплевать.

Курт постоянно пропадал в казарме Монетной Стражи и обучал Харада, готовя его себе на замену. Курт был им не особо доволен. Солдатом тот был неплохим, но телохранитель из него выйдет никудышный. Он привык слепо подчиняться приказам, но не умел принимать самостоятельных решений. Да, он отпугивал врагов одним своим видом. Да, он мог свернуть шею противника легким движением рук. Но в ситуациях, где нужно думать головой, толку от него будет немного… Зиглинда лишь разводила руками, ведь это был лучший кандидат, которого она могла предоставить.

***

Удар! Мешок тяжело качнулся назад.

«Что я должен ей сказать? Все стражники туда ходят. Кроме тех, кто крутит шашни со служанками».

Размах! Удар! Еще удар!

«Да и ходил я туда не так уж и часто! Выпустить пар, когда совсем уж становилось невмоготу!»

Мешок летит прямо в лицо! Уклон! Серия ударов!

«Ну давай, расскажи благородной девице, как ты ходишь по борделям! Это как раз то, что она хочет услышать!»

Резкий выдох! Прямой! Боковой! Хук!

«Какого черта я должен оправдываться! Она мне не жена!»

Правой! Левой! Правой! Сердце часто колотится в груди.

«Да если б у меня была такая жена, разве посмотрел бы я на другую бабу?»

Противно заныла кисть. В горле пересохло.

«Ага, помечтай!»

Мощный удар! Пинок! Мешок раскачивается, как труп повешенного.

Пыльный чулан, залитый лунным светом! Шаги стражника. Ее губы мягкие, податливые, вначале плотно сжатые, а затем жадно раскрывшиеся ему навстречу. Аромат полевых цветов от ее волос.

Пот заливает глаза. Кулак! Локоть! Кулак!

Склад. Мириады пылинок в луче заходящего солнца. Горящая рана в боку. Нежные ручки. «Я не брошу тебя!»

Удар за ударом без перерыва! Руки горят огнем!

Пронизывающий холод. Шум реки. Замерзшее тельце в его объятиях. Жгучие прикосновения. Страстные ласки. «Курт, я люблю тебя!»

Вся злость в летящем кулаке! Удар! Мешок треснул по шву, песок просыпался на землю!

Уже третий за сегодня!

Курт пнул разорванный мешок, выбивая из него остатки песка, стащил с рук обмотки и швырнул их в кучу мусора. На сегодня хватит! Он подошел к бадье, стоящей в углу казарменного двора, и плеснул себе в лицо водой, смывая с него пот и налипшую пыль.

На пятнадцатый день рождения новые приятели из батальона Зиглинды презентовали ему поход в бордель. Он не помнил лица той проститутки, помнил лишь ее тело — бледное, рыхловатое, с большими сиськами и крупной задницей. От нее пахло потом и чем-то кислым.

— Твой первый раз, что ли? — лениво поинтересовалась она.

Он смущенно кивнул. Голую женщину он видел впервые, если не считать скабрезные, засаленные до дыр картинки, которые новобранцы тайком передавали друг другу из рук в руки.

— Не ссы, пацан, дурное дело нехитрое, — подбодрила она.

Дело и впрямь оказалось нехитрым, и с тех пор он начал регулярно туда наведываться. Это было удобно — заплатил пару монет, тебя обслужили, и можно жить спокойно до тех пор, пока не припрет в следующий раз.

Многие сослуживцы Курта крутили шашни со служанками, стряпухами и прочими простолюдинками. Некоторым посчастливилось, по их рассказам, присунуть даже дворянкам. Их трепу, однако, мало кто верил. Если кому-то действительно удавалось соблазнить аристократку, то об этом следовало молчать, потому что трупы повешенных с распухшими языками и выпученными глазами, украшенные табличкой «За совращение благородной дамы», сменялись на центральной площади Серены с регулярной частотой.

Курту вся эта возня с так называемыми «приличными женщинами», даже из простонародья, была абсолютно ни к чему. Зачем разводить все эти сопли, рискуя схлопотать вилы в бок от разъяренного папаши или топором по голове от муженька-рогоносца, если можно получить нужное без шума и пыли всего за несколько медяков? Кроме того, проституток в борделе регулярно осматривал специально выписанный из Альянса доктор — Торстену были нужны здоровые солдаты — а кто знает, что подцепишь от той же «честной» супруги начальника таможни, к которой захаживала добрая половина батальона, пока ее муженек пропадал на работе.

В последнее время Курт стал ходить в бордель реже. Понял, что это бессмысленно. Натрахаешься до пустых яиц, а стоит лишь бросить взгляд на Эвелину — черный локон, заправленный за нежное ушко; чуть приоткрытые влажные губки, когда она о чем-то задумывалась; тонкие ключицы в вырезе платья как будто выточенные скульптором — тут же чувствуешь дикий прилив желания, будто и не трахался вовсе. Да и как-то противно ему стало со шлюхами — как будто изменяешь ей. Смешно конечно, она ему не жена, чтобы ей изменять, но все равно, ебешь Гретхен, а перед глазами — она. Проще уж подрочить, так хоть чужое тело меньше отвлекает.

Когда он влюбился в нее? Наверное еще тогда, когда увидел ее выходящей из кареты в лучах заходящего солнца. Даже не сразу ее узнал — так она похорошела за три года учебы! Понял, что любит ее, он намного позже. Вначале думал, что просто хочет. Она казалась ему очень красивой, но не той изящной красотой, которая ценилась аристократами, и не той вульгарной, которую любили простолюдины. Она была особенной, ни на кого не похожей. От нее веяло страстью, чувственностью, необузданностью. Она как будто была воплощением природы — дикой, опасной, неукротимой — ревущих водопадов, отвесных скал, бурлящих рек… Курт и сам не ожидал от себя такой поэтичности — он же не Васко какой-нибудь, чтобы стишки сочинять!

Лишь увидев аборигенок — свободных, раскрепощенных, не затянутых в тесный корсет цивилизации, он понял, почему Эвелина именно такая — она ведь одна из них! А ее метка, возможно, и впрямь давала ей какую-то особую жизненную силу, силу земли Тир-Фради…

Среди книг, которые таскала ему Гринблад, когда была еще мелкой, попадались и женские романы. Он не очень такое любил — ему бы лучше чего-нибудь про оружие или, там, историческое почитать — но выбирать особо не приходилось. Так вот, в этих книжонках писали про любовные страдания и переживания. Курт посмеивался, думал, врут, чтобы девицам интереснее было. Думал, что, на самом деле, увидел сиськи — встал хрен, вот и вся любовь! Но когда сам начал сходить с ума, понял, что не так уж сильно и привирают те авторы. О девке, которую просто хочешь, не будешь думать дни напролет! Она не будет сниться тебе каждую ночь! Ты не захочешь отдать за нее свою жизнь! Так что, есть она, эта ваша любовь, черт бы ее побрал!