— А это еще зачем? — спросила Энджи, когда они вышли из большого зала в буфетную, куда сносили блюда из кухни, чтобы подать их на стол в нужное время, и начали подниматься по винтовой лестнице на верхний этаж, где находились жилые комнаты.

Джим заупрямился.

— Я просто подумал, что он будет лучше себя чувствовать в одной комнате с Каролинусом, вот и все, — сказал он, уставившись на лестницу, по которой они поднимались.

— Ради Бога! — воскликнула Энджи. — Ты обращаешься с этой штукой так, будто она живая. Ты что, действительно думаешь, что у чайника могут быть чувства, даже если это заколдованный чайник?!

— Да, думаю, — сказал Джим, по-прежнему уставившись на лестницу. — Не могу сказать почему, может быть потому, что я сам немного занимаюсь магией, но я думаю, что он будет лучше себя чувствовать рядом с Каролинусом, пребывая, как всегда, в постоянной готовности на случай, если потребуется немного кипятка для чашечки чая.

Энджи вздохнула и замолчала.

Они бережно опустили Каролинуса на кровать в маленькой комнатке, которую Энджи всегда держала опрятно прибранной на случай поздних гостей. Когда престарелого мага уложили, Энджи безжалостно сорвала с него халат и обнаружила несколько серьезных пролежней, что было совсем неудивительно при том уходе, который за ним был раньше.

— Мэй Хизер, — решительно приказала Энджи одной из самых молодых кухонных прислуг, которую прихватила с собой, проходя буфетную, в расчете использовать как посыльную, если вдруг что-то понадобится, когда они будут устраивать Каролинуса, — сходи за Марго, Эдвиной и Мери. Скажи, чтобы начали кипятить тряпки для перевязок, и принеси мне немного свежего сала, которое еще не трогали, и пару кувшинов кипятка, который всегда должен быть на кухне. Если его там не окажется, я спущу кое с кого шкуру! — Она повернулась к воинам: — Один из вас пусть останется здесь, остальные могут идти.

Воины удалились.

Энджи взглянула на Джима:

— Ты тоже можешь идти, Джим. Возвращайся к своим гостям. Я только хочу предупредить тебя, будь вежлив, но держи их подальше от этой комнаты. Больше всего Каролинусу сейчас нужен покой. Мне еще много чего надо здесь сделать, а ты мне в этом не помощник. Каролинуса необходимо вымыть, да и с этими пролежнями надо что-то делать. А теперь все пошли отсюда.

Все, включая Джима, вышли.

Когда Джим уже спускался по лестнице, он подивился своей симпатии к чайнику. Может, Энджи и права, и это просто дурость. С другой стороны, и он уже сказал об этом Энджи, занятия магией заставили его увидеть заколдованные вещи в новом свете. Он спросит об этом Каролинуса, как только тот достаточно окрепнет.

Он отбросил саму мысль о том, что Каролинус может и не вернуться в такое состояние, чтобы быть в силах ответить на этот вопрос. Эта мысль пришла позже и заставила его похолодеть. О том, чтобы жить здесь, в волшебном мире, без Каролинуса, порывистого и раздражительного, каким большую часть времени был старый маг, невозможно даже подумать.

Джим отогнал эту мысль и обнаружил, что его голова занята другим. Совсем недавно Каролинус потратил немало сил, когда в большом зале открыл глаза и просигналил Джиму, чтобы тот не вступал с сэром Губертом в спор о коровах и драконах.

Почему Каролинус не хотел, чтобы он это делал, — второй вопрос. Происходит что-то серьезное. Каролинус слышал, видел и знал очень много о том, что происходит в мире, хотя и казалось, что он никогда не покидает своего дома. А раз уж Каролинус беспокоится, то и у Джима есть все основания беспокоиться.

Холодок в животе, который было улегся, когда Джим прогнал мысль, что Каролинус может и не поправиться, возобновился и давал о себе знать, пока Джим не вернулся к высокому столу в большом зале, за которым обнаружил Жиля и сэра Джона Чендоса беседующими за кувшином вина. Они сидели очень близко друг к другу, Чендос в торце стола, а Жиль — у длинной стороны, вполоборота к нему.

— Ха, сэр Джеймс, — сказал Чендос, прервав разговор с Жилем, когда Джим занял место рядом с этим рыцарем, — хорошо, что ты так быстро вернулся. Я боялся, что наш друг маг отнимет у тебя гораздо больше времени. Может быть, теперь мы найдем укромное местечко, чтобы обсудить важные вещи?

— Насколько укромным ты хотел бы его видеть, сэр Джон? — спросил Джим, мысленно перебирая подходящие места в замке.

В жилищах четырнадцатого века, подобных тому, в котором он жил, не имелось комнат, где можно было бы спокойно побеседовать, если, конечно, такие места не были предусмотрены заранее.

Слуги привыкли заходить во все помещения, кроме личных комнат Энджи и Джима, без предупреждения, а замки стояли только на некоторых дверях. Те немногие комнаты, которые подходили для этой цели, были или заняты, или до потолка забиты разным хламом, начиная от оружия и кончая ломаной мебелью. Одну из таких комнат в данный момент освобождали, мыли и меблировали по распоряжению Энджи, чтобы сделать спальней для сэра Джона и сэра Жиля.

Так что для целей сэра Джона, после того как Каролинус занял гостевую комнату, подходило только одно помещение. Джим незаметно вздохнул.

— Есть солнечная комната, которую леди Анджела и я приберегли для себя. Может быть, перейдем туда?

— Прости меня, — сказал сэр Джон несколькими минутами позже, — за неожиданное и бесцеремонное вторжение в твои личные покои. Но у меня есть для этого веские причины.

— Никаких извинений, — сказал Джим, — можешь пользоваться всем, что у меня есть.

И это была правда. Он был высокого мнения о Чендосе. И в то же время, сидя вместе с сэром Джоном и сэром Жилем в солнечной комнате, на его и Энджи личной территории, куда иногда заходили только слуги, чтобы прибрать или принести поесть, Джим не мог избавиться от ощущения вторжения.

Только в этой комнате они с Энджи позволили себе элементы комфорта двадцатого века. Кресла, на которых сидели Джим и сэр Джон, имели не только подлокотники, но и мягкую обивку, как мебель двадцатого столетия, да и на стуле сэра Жиля были мягкие подушки — и на сиденье, и на спинке.

Места было достаточно, но эта комната принадлежала только ему и Энджи, только здесь они могли в каком-то смысле уйти из параллельного мира четырнадцатого столетия, который, как бы они его ни любили и как бы твердо ни понимали, что им придется провести в нем всю свою жизнь, был не тем миром, где они выросли и привыкли жить. Это было укромное местечко для него и Энджи, их личное убежище. Но сейчас оно уже таковым не являлось.

— …Я должен пояснить, — бесстрастно продолжал сэр Джон, — то, что я собираюсь рассказать, — абсолютная тайна.

Сэр Жиль вряд ли мог лучше подтвердить, что вполне осознает серьезность предупреждения, — Джим видел, как его друг так энергично закивал, что кончики его шелковистых усов затряслись.

— Однако я должен заметить, — с улыбкой продолжил сэр Джон, — что, похоже, ты, сэр Джеймс, притягиваешь неприятности всего королевства, как шпиль башни молнию. Более по этому поводу мне нечего сказать. Я расскажу тебе о наших нынешних затруднениях.

— Как тебе будет угодно, сэр Джон, — отозвался Джим.

— Милорд, — сказал Чендос, — итак, я узнал, не будем говорить, каким путем, о твоем визите к сэру Жилю на шотландской границе. Меня, естественно, заинтересовало, почему вы встретились, но еще интересней был сам факт твоего появления на границе. Мне показалось, что тебя могло привлечь туда только планирующееся нападение шотландцев на Англию, совпадающее по времени с французским вторжением. И, как я выяснил, прибыв в замок де Мер вскоре после твоего отъезда, это оказалось правдой.

Джим кивнул.

— Я все объяснил сэру Жилю, — продолжил сэр Джон, — и сэр Жиль сразу со мной согласился. Мы надеялись перехватить тебя по пути домой. Но так как мы не знали точно дороги, по которой ты будешь возвращаться, то несколько отклонились от маршрута и встретились с тобой только около дома мага.

— И я был очень рад увидеть тебя там, сэр Джон, — заметил Джим.