Генка бережно пожал ее ладошку. Она осталась довольной.

– Очень плохо, что вводить новеньких в курс нашей жизни посылают всяких хамов! – заявила она, отводя глаза в сторону от настойчивого генкиного взгляда. – Вы, Геннадий, меньше слушайте этого хулигана. Приходите завтра к шести часам вечера в клуб. Там собирается вся интеллигенция поселка. Мне кажется – вам место именно с нами. Кстати, завтра я читаю лекцию: «Что в имени тебе своем?» Будет интересно. Обещаю.

– Спасибо, – вежливо сказал Генка. – Приду непременно.

– Вот и хорошо, – сказала она и, обернувшись, крикнула юнцам, – ну, чего застыли?! Холостой выстрел получился. По местам!

Юнцы сиганули в куст, и милая девушка исчезла там же. Денис дернул Генку за локоть.

– Пойдем, – сказал он.

– Что это было? – поинтересовался Кабанов на ходу.

– Так называемый «Добровольный райский патруль». Вид работы. Назначают туда по очереди в четыре смены по шесть часов.

– И чем они занимаются?

– Ловят хулиганов и недобросовестных тружеников. Здесь засели потому, что некоторые работнички не желают разгружать вагоны, а пытаются покинуть станцию налегке и попасть в поселок обходными тропками.

– Хорошая девушка.

– Кто? Собачкина? Не связывайся с ней! Зануда – каких больше нет в поселке.

Святошу из себя корчит. Типа – не шлюха. Я было пытался с ней переспать. А-а-а…

– Что «а-а-а»?

– Говорит: сначала женись, а потом – пожалуйста, и то – если заслужишь. Дурака нашла?! И без нее обойдусь. Других навалом.

Генка существенно оживился.

– Слушай, а как здесь вообще устроено насчет всего этого? И в раю, выходит, можно по бабам бегать?

– Да не торопись ты жить! – воскликнул Денис. – Я все тебе расскажу. Но сначала нужно выполнить ряд необходимых дел.

*

Маленькую площадь, обставленную по краям деревянными лавочками, окружали строения, непохожие на бараки, виденные Генкой ранее. Они были красивыми, а два из них блестели стеклами окон.

Рыжий, показывая рукой, говорил:

– Вот это большое здание – клуб, в который тебя пригласила дура Собачкина. Там собираются по вечерам все придурковатые придурки, и потому ходить туда не советую – сам дураком станешь. Видишь большие часы на фронтоне? Они здесь единственные, по ним и живем. Вот этот трехэтажный застекленный особняк с крыльцом – мэрия поселка. Вон тот двухэтажный флигель (тоже со стеклами) жилой дом администрации. На первом этаже живет семейка Козлаускасов, а второй занимает Очкасов. Самый главный раб божий, ангельское благословение ему в душу… Вот это эстрада, где по пятницам, субботам и воскресеньям выступает наш оркестр. Такие мероприятия называются танцами, и проводятся прямо на площади. Кстати, суббота и воскресенье считаются почти нерабочими днями. Видишь за зданием мэрии плоскую крышу? Это склад. Вот туда-то нам и надо. Только сначала давай на доску объявлений посмотрим.

Спустя несколько секунд они оказались возле главного входа в мэрию, где увидели громадную доску, прибитую к стволам двух ближайших деревьев. К ней было приколото множество листков, испещренных карандашными каракулями.

– Райский Козлаускас! – воскликнул Рыжий.

Генка догадался, что это выражение было ругательным.

– Напишет так, что никакой ангел не разберет, – продолжил Денис, водя пальцем по строчкам одного из листков. – Ага! Все понятно. Тебя поселили в двадцать третий дом. Комната номер восемь. Там жила семья Прищепкиных. Звали их – Ганнибал и Жозефина. Та еще семейка была! Надо же – Ганнибал Прищепкин! Звучит, ух! А Жозефина? Как нужно не любить своих детей, чтоб так на них душу отвести? Га-га-га!

Рыжий посмеялся в удовольствие и продолжил:

– Тебе повезло. Будешь пока один жить. Есть куда баб таскать. А Прищепкиных этих отправили фестивалить две недели назад. Они работать отказались и синхронно плюнули в лицо Инессе Андрисовне. Хорошо впечатали. Долго, видать, тренировались. А попали сюда, знаешь, почему? В аквапарке, будучи в пьяном виде, занырнули по очереди в трубу тридцати метров высотой не ногами вперед, как это принято по технике безопасности, а головами. Прищепкин всплыл нормально, но с дороги жены убраться не успел. Только он приподнялся, как Прищепкина вылетела на дикой скорости, и они встретились лбами. Потрясающий жизненный финал!

– Так они не вернулись сюда?

– Нет, – покачал головой Рыжий. – Тунеядцы не возвращаются. Так. Что тут у нас?

Он опять принялся водить пальцем по строчкам.

– Ага, – повернулся он к Генке. – Тебя до конца недели записали на глюка́льный завод. Там интересно. Как раз с дедом Макарычем познакомишься.

– Кто это такой?

– Главный глюка́льщик. Мастер своего дела.

– И где он живет?

– В обычной комнате.

– Странно, – заметил Генка. – Я так понял, что здесь отчество существенно повышает статус.

– Да, – согласился Денис. – Но к деду Макарычу это не относится. Говорят, он сам настоял. Скромный. Хотя живет в комнате один и никого к нему не подселяют. И у него единственного есть усы с бородой, зато нет фамилии. А имени никто кроме руководства не знает, потому что он его не говорит… Кстати, тут многие живут в комнатах по-одному. Места хватает. Сначала селят по двое, а потом случается, что кто-то, допустим, женится.

В эту минуту двери мэрии открылись, и на крыльцо вышла стройная молодая шатенка. Заметив Генку с Денисом, она легко сбежала вниз по ступенькам и подошла к ним.

– Привет, Рыжий, – сказала женщина. – Что ты здесь забыл?

– О, привет! – откликнулся Денис. – Вот, новенького просвещаю.

Дама с интересом посмотрела на Кабанова. Генка с не меньшим интересом взглянул на нее и пришел к выводу, что жить здесь еще как можно.

В отличие от Саманты Собачкиной эта женщина совсем не прятала своего тела и никакими феминистскими болезнями не страдала. Ее мешок был подогнан впору и подпоясан как надо, а край его, завернутый кверху, выглядел кокетливой, аккуратно подшитой манжетой, отчего ноги слегка выше колен прекрасно обозревались и потому радовали глаз.

Лет ей было, наверное, столько же, сколько и Генке, а если даже и больше, то ненамного, о чем говорили живые голубые глаза и короткая стрижка шариком, делавшая ее обладательницу похожей на одну из звезд кино двадцатого века. Черты лица женщины были немного резковаты, но это ее ничуть не портило, поскольку взгляд любого мужчины поневоле соскальзывал на грудь, туго обтянутую мешковиной.

– Лада, – музыкально представилась она первой.

Кабанов, с трудом оторвав взгляд от надувшегося на груди Лады мешка, встретился с ней глазами и хрипло представился:

– Геннадий.

– Очень приятно, – сказала она, мило улыбнувшись. – Ну, еще увидимся. Рыжий, ты знаешь, что Бублика привезли?

– Да, – ответил Денис. – Я его и определил в тачку, а Грузин доставил.

– Сильно ему влетело? – в голосе Лады сквозило сочувствие, и Генка вдруг ощутил укол необоснованной пока ревности.

– Средне, – авторитетно заявил Денис. – Мне в свое время больше перепало, потому что я рыжий.

– Надо будет его навестить, – сказала она и, повернувшись к Кабанову, продолжила, – а ты, Геннадий, не теряйся. Приходи в пятницу на танцы.

– Обязательно! – порывисто пообещал Генка и облизнул языком пересохшие губы.

Она хотела еще что-то добавить, но на втором этаже мэрии вдруг открылось окно, и из него прозвучал властный женский голос:

– Чемурдосова, ты еще здесь?!

– Уже лечу, Инесса Андрисовна! – крикнула Лада и убежала, не попрощавшись.

– Вот это женщина! – воскликнул Генка, восхищенно глядя ей вслед.

– А-а-а, – махнул рукой Денис. – Все они шлюхи. Эта Лада сейчас состоит в браке с Андрюхой Грузином (ну, блондином, который Бублика на тачке увез). Целых три недели. Но я чувствую – дело близится к финалу. Он, кстати, ощущает то же самое. Сейчас она по графику работает курьером в мэрии… Ладно. Пойдем устраиваться.