– Видал, как делается? – спросил он. – Вторую сплетешь сам. Обувь – дрянь конечно, но другой здесь нет. Ничего, привыкнешь. На пару дней хватает, зато материала – хоть отбавляй, – Рыжий кивнул головой в сторону ближайшей ивы.

– Ножик оставь, – попросил Генка.

– Не оставлю, – покачал головой Денис. – Нож – основное орудие электрика. Изоляция там, то – се… И на складе его не получишь. Вот поработаешь на глюкальном заводе – сделаешь сам из какой-нибудь железяки. А веток тебе хватит. Я нарезал с лихвой.

Генка, выбирая стебель потоньше, спросил:

– А что, ток по забору не идет?

– Ха! – ржанул Денис. – Заметил, что хмель зеленый? Однако наблюдательный ты. Правильно заметил. Пока не идет. Но стоит кому-нибудь приблизиться к забору ближе, чем на метр – пойдет моментально!

– Датчики стоят?

– Возможно. Или в заборе, или рядом с ним. Никто их не видел. Тех, кто пытался увидеть, приплющивало так, что потом они долго вообще смотреть не хотели. Ни на что. Уже давно никто к забору не лазит. Ладно, занимайся, я пошел.

Денис направился к будке, а Генка уселся под ивой и принялся плести вторую сандалию. Получилось у него не так ловко как у Рыжего, но вполне сносно. Кабанов обулся и медленно пошел по берегу вдоль русла реки, привыкая к сандалиям.

За поворотом берег оказался полностью заросшим кустарником и потому Генка слегка углубился в лес. Пройдя сотню шагов, он повернул к речке и вышел на чудесную полянку, которую природа украсила трухлявым бревном. Оно лежало прямо у воды и делало полянку необычайно комфортным местом. Но в момент выхода Генки из леса райская красота улетучилась, поскольку ее вытеснили своим видом два прыщавых юнца, сидевших на бревне.

Они были до странности похожи друг на друга: худые, вихрастые и лопоухие. Даже глубоко засевшие глаза их, испуганно уставившиеся на Генку, смотрели одинаково и выражали единственную тревожную мысль: «Атас, нас почи́кали!» Юнцы молчали и краснели ушами.

Генка, подойдя ближе, рассмотрел, что на самом деле юнцы никакими близнецами не были. Они различались и носами и ушами. Только лихорадочно блестевшими глазами не различались и потому походили на заговорщиков, застигнутых на месте тайного заседания.

Приглядевшись внимательней, Кабанов в одном из них узнал Радия-Палладия. Сопоставив информацию, полученную ранее от Дениса, он заключил, что второй юнец был наверняка Петлюрой Гуцалюком.

– Чего испугались? – спросил Генка.

Юнцам, видимо, сразу полегчало.

– Ничего мы не испугались, – сказал Петлюра. – Кого бояться? Уж не тебя ли? Видали мы таких! Ты вообще кто по жизни?

– Да это новенький, – влез Радий-Палладий. – Сегодня притарахтел. Он с Рыжим бухал. Я тебе рассказывал.

– А-а-а, – протянул Петлюра, вскакивая с бревна.

Он крадучись направился к Генке и тот на всякий случай слегка согнул в колене левую ногу, а правую отвел немного назад, чтобы иметь возможность врезать ей куда надо и по чему попало. Но Петлюра, как оказалось, не имел никаких вредных намерений.

Он остановился в двух шагах от Генки и тихо ему сказал:

– Братан, присоединяйся. Нам нужны верные борцы.

Кабанов догадался, что его вербуют.

– В этом проклятом месте только достойные люди смогут изменить существующий порядок вещей, – продолжил Петлюра. – Зачем тебе царство картошки, населенное чавкающими свиньями? Давай построим новый мир. Наш мир, где не будет всяких узурпаторов-Очкасовых и прихлебателей-Козлаускасов; где все будут равны друг перед другом; где не станет никаких глюка́л и глюкальщиков!

– А дальше что? – совершенно серьезно спросил Генка.

– А дальше мы взорвем этот ч… очкасов забор и понесем наш новый прекрасный мир, и подарим его всем, кого встретим на пути. Нежно понесем, на руках…

Он замолк, глядя на Кабанова безумными глазами. Радий-Палладий уже стоял рядом со своим другом-террористом и согласно кивал головой.

– Чем же можно взорвать забор? – с некоторой долей заинтересованности осведомился Генка. – Картошкой?

Оба террориста с подозрением взглянули на Кабанова, но последний говорил искренне и вид имел не насмешливый.

– Из сахара можно сделать взрывчатку, – сказал Радий-Палладий. – Если его не пропивать, а копить – получится мощная штука.

Теперь Генка знал, что юнцы получаемый сахар не едят, а прячут. Он хотел рассмеяться, но вместо этого почему-то напустил на свое лицо задумчивости и сказал:

– А знаете, интересная идея! Но мне надо подумать.

– Чего тут думать? – недовольно спросил Петлюра. – Действовать надо, а не думать!

– Нет, ну почему же, – не согласился с ним Радий-Палладий. – Революция – дело ответственное. Пусть подумает. И ответ даст завтра. На этом же месте. Ты, товарищ, хорошо подумай. Только о разговоре этом никому ни слова. Понял?

– Хорошо, – сказал Генка. – Завтра приду и дам ответ. А как называется ваша организация?

– Вот завтра и узнаешь, – процедил Петлюра.

Взгляд его опять наполнился подозрением.

Генка пошел через полянку в сторону следующего изгиба реки. Террористы молча смотрели ему вслед. Уже собираясь зайти в кустарник, Генка обернулся.

Увидев это, Петлюра крикнул:

– Смотри, у нас длинные руки!

Генка нырнул в ближайший куст и захохотал в полный голос. Ну не смог он сдержаться! И на протяжении последующих двухсот шагов Кабанов продолжал смеяться, вспоминая разговор с подпольщиками. Спустя пять минут с покрасневшими от смеха глазами он опять вышел к речке и остановился, удивленный открывшейся ему картиной. На берегу сидел рыбак с удочкой и делал вид, будто ловит рыбу!

Генка вспомнил, как Рыжий негативно высказывался о живности, водящейся в речке. По словам Дениса – кроме пиявок в воде ничего не плавало. Сомневаться в его рассказах оснований не было, и потому рыбак на берегу сильно заинтересовал Кабанова.

Генка подошел к берегу и увидел деревянный поплавок, который без всякого движения мирно торчал в воде. На траве сидел маленький щуплый старичок с пушистой седой головой. В одной руке он держал удочку, сделанную из осины, а другой рукой, упиравшейся локтем в колено, поддерживал подбородок.

– Бог в помощь! – сказал Генка.

После сеанса здорового смеха, который провел Кабанов во время пути через кустарник, он не совместил громкость своего голоса с тишиной, висевшей над речкой, и пожелание его прозвучало слишком громко, отчего дед, вздрогнув, чуть не свалился в воду. Но, дернув локтями, он все-таки поймал равновесие и смог удержать удочку.

Обернувшись к нарушителю спокойствия, старичок, гневно сверкнув глазами, крикнул тенором:

– Не ори! Тут тебе не митинг! Рыбалка тишину любит!

На Кабанова смотрело морщинистое лицо, окруженное по овалу седыми стрижеными бакенбардами и аккуратной бородкой. Верхняя губа деда была украшена тонкими мушкетерскими усиками, и казалось, будто Генка общается с ушедшим на покой пенсионером-донжуаном.

– Извините, – тихо сказал Кабанов.

Дед, успокаиваясь, взглянул на поплавок. Деревяшка торчала в воде неподвижно. Старичок опять посмотрел на Генку.

– Клюет? – поинтересовался последний.

– Издеваешься, сосунок? – спросил дед.

– Нет, – покачал головой Генка. – Просто удивлен. Мне сказали, что в этой речке ничего не водится.

Старичок вздохнул, посмотрел на поплавок и снова перевел взгляд на Генку. Глаза его подобрели.

– В том-то и дело, – сказал он. – Но вера в чудо никогда не оставляет. Ни человека, ни… в общем – никого. Вот вроде знаешь, что ничего не выловишь! Ну и тешишь себя мыслью, будто пришел просто посидеть на природе, подумать о хорошем и отдохнуть душой. Но где-то в глубине естества все равно шевелится крохотная надежда: вдруг сегодня заплывет сюда какая-нибудь рыбина, пусть даже не золотая, а обычная, мясная. Отгоняешь эту надежду подальше, а она, родимая все равно не умирает. Вот так и получается… Новенький, что ли?

– Да, – ответил Генка.

– Зовут как?

– Геннадием.

– А по-настоящему?