Сам офис располагался в пятиэтажке на Лесном проспекте неподалёку от станции метро с почти таким же названием. В лихие девяностые ВВ купил две больших двухкомнатных квартиры на первом этаже и после стремительных финансовых переговоров с ответственными инстанциями произвёл перепланировку, получив в своё распоряжение отлично отремонтированное помещение с просторным холлом и двумя большими комнатами, между которыми находилось пространство, занимаемое его личной помощницей. Сам ВВ обитал в комнате, окна которой выходили во двор.
О первоначальном накоплении личного капитала шеф распространяться не любил. Бывало, на не частых офисных посиделках в честь чьего-нибудь дня рождения он мог углубиться в преданья старины глубокой, из которых можно было сделать вывод о том, что жизнь его помотала вполне прилично и нынешний финансовый успех это вполне заслуженная награда за стойкость и верность принципам. Детей у ВВ не было, в силу чего он по- отечески относился к нам, стараясь вникать во все проблемы, о которых узнавал. Приобретением своей однокомнатной квартиры я был обязан именно ему.
И ещё шеф презирал первого Президента России, отзываясь о нём весьма непочтительным образом.
– Ельцин барыга, сволочь и блядь та ещё,– часто повторял он, когда мы слишком громко начинали спорить о политике, пытаясь сравнивать то, что было с тем, что есть,– хорошо, хоть вовремя скинули гада! Всё бы пропил и всех! Ворюга и дурак безмозглый, до сих пор расхлёбываем! Вы молодые, многого не помните: этот подлец чуть Россию не просрал!
Личный водитель и по совместительству телохранитель ВВ Артём, бывший десантник, прошедший через горнило Афганистана и возящий шефа уже лет двадцать, объяснял эту неприязнь так:
– Вячеслав Валерьевич человек очень добрый, не мне вам рассказывать. И поможет, и подскажет, если что. Но как узнал, что Ельцин хотел продать финнам Карелию за пятнадцать лярдов зелёных, его чуть удар не хватил! Такими словами ругался, что я и в армии половины не слыхивал.
Мы знали, что шеф родился и вырос в Карелии, где до сих пор проживала его многочисленная родня, включая сильно болевшую жену, которую он постоянно навещал. Так что его можно было понять.
Откровенно говоря, с мнением ВВ по поводу первого Гаранта согласно большинство граждан нашей федерации. И тут их упрекнуть не в чем.
Я налил кофе в чашку с изображением Петропавловской крепости и пошёл к своему столу. Усевшись в кресло, уткнул лицо в ладони. Надо сосредоточиться и постараться вспомнить сон в мельчайших деталях.
Но чем больше я старался вспомнить, тем яснее перед глазами мелькали светящиеся скарабеи. Они кружились, перепрыгивали с глаза на глаз и вдруг сложились в лицо Рыжей. Кажется, я серьёзно запал на неё.
Подробности сна неуловимо таяли. Я сделал большой глоток из чашки, обжёг нёбо и тут же почувствовал, как горит левая ладонь. Я посмотрел на неё и обнаружил, что скарабей потемнел, а детали его тела стали более чёткими.
Перед выходом на работу я долго исследовал свою руку и пришёл к выводу, что изображение скорее напоминает родимое пятно, чем татуировку или нанесённый рисунок. Правда, я никогда не слышал о чёрных родимых пятнах. Тщательное мытьё рук ни к чему не привело.
Светящийся экран монитора напомнил мне о том, что пора заняться рабочими делами. Синее окно Винды напрягало глаза и мне подумалось, что было бы неплохо установить картинку с изображением скарабея.
Вздохнув, я открыл тетрадь с планом дня. Начнём потихоньку.
Мои обязанности были довольно просты: отследить расход товара на всех точках, подбить денежный итог и составить рекомендации по улучшению продаж для каждого конкретного киоска. Рабочий компьютер был связан со всеми кассовыми аппаратами и в режиме реального времени я в любой момент мог увидеть движение товара во всей сети.
Раз в неделю я представлял шефу распечатанный отчёт, который он при мне просматривал, одобрительно кивая головой и делая довольно дельные предложения, которые говорили о том, что он держит ситуацию под полным контролем. Иногда мне приходилось выезжать на места для урегулирования вопросов, которые неизбежно возникали в силу того, что большинство работавших в киосках продавцов были гражданами Средней Азии, многие из которых плохо говорили на русском и, кроме того, постоянно нарушали миграционное законодательство РФ.
Местные участковые были в курсе, но закрывали глаза. Шеф моими руками регулярно подкидывал им к официальной зарплате, а про бесплатный в течение дня чай-кофе с горячей выпечкой даже говорить не приходилось. Для этих поездок я купил белую механическую «Тойоту Камри» 2008 года выпуска. Офисные шутили, что я зажал сотню тысяч на коробку автомат и в питерских пробках ещё не раз пожалею об этом, но мне нравилось самому управлять большой сильной машиной, которая послушно откликалась на все мои действия.
Несколько раз в день я перекидывал полученную информацию за соседний стол, где сидела Аллочка, отвечающая за наполнение точек товаром.
Аллочка постоянно разговаривала по телефону: искала новых поставщиков и ругалась со старыми клиентами. Кроме того, она отвечала за ротацию среднеазиатских кадров, которые менялись на точках с калейдоскопической скоростью.
– Чего им ещё надо?– вопрошала она иногда в пространство перед собой.– Приехали, устроились, еда под рукой! Так нет же, кочуют с места на место, как тараканы перед травлей! Не нравится,– так сидите в своих Ташкентах!
Ташкентами Аллочка называла все города, из которых многочисленные граждане бывших советских республик стекались в славный град Петров в поисках лучшей доли.
Себя она называла коренной петербурженкой и при случае это непременно подчёркивала.
– Представь себе,– говорила она кому-то в трубку,– вчера вечером соседка говорит, что у подъезда тёрлись какие-то подозрительные личности. У подъезда! Подъезд у тебя в Москве, деревня!
Мне, конечно, нравится слово "парадная", звучит оно торжественно и не буднично, вызывая в памяти картины давно ушедших дней. Так и представляется сцена, когда к нарядному, ярко освещённому дому где-нибудь на Невской перспективе подъезжала красивая карета, из которой чинно выходил господин в статусе целого статского советника и местная челядь, суетясь и мельтеша, наперегонки пыталась поймать, брошенный за здорово живёшь рубль…
Но назвать парадной вход в собственный дом у меня не поворачивался язык. Можно прибить на дверь, какую угодно табличку. От этого мой дом не станет похож на дворец. Осёл останется ослом, хоть и осыпь его звездами!
Аллочка, двадцативосьмилетняя крашенная пухлая блондинка, жила в таком же новоиспечённом районе, что и я, только с другой стороны города. Губы она красила яркой вишнёвой помадой, отчего напоминала слегка располневшую Мэрилин Монро питерского розлива. Она считала себя весьма эмансипированной особой и о современных мужчинах отзывалась очень нелестно, называя их попеременно лосями или оленями. В чём для неё лично состоит разница между этими парнокопытными, Аллочка не говорила, но весь офис знал, что в этой её классификации отчего-то лучше быть лосем.
И ещё все знали, что Аллочка мечтает выйти замуж. Хоть за лося, хоть за оленя.
Для незамужней женщины возраст тридцать лет является неким Рубиконом, не перейти который почти стопроцентно означает, остаться в девках. Не в смысле девственности, а в сакральном смысле создания полноценной семьи. Проще говоря, Аллочка мечтала о нехитрых бабских радостях, заключавшихся в нескольких детишках, готовке борща и семейных поездках на тёплоё море.
Чего уж тут скрывать: в России- Матушке полно тридцатилетних одиноких баб. Да и другие женские возраста, перефразируя классика, незамужности покорны. Мужиков на всех не хватает и женщины с грустью констатируют очевидный факт некоторого несоответствия разнополых особей в рамках одной территории, прямо заявляя, что на десять девчонок по статистике девять ребят!
– Эй, чувак!– мои размышления были прерваны Алексом, системным админом, от которого зависела слаженная работа всей нашей конторы.– Ты чего такой смурной? Опять плохо спал?