Рыцарь удивленно взглянул на Брайена и, чуть помедлив, проговорил:

– Боюсь, сэр, что ты заблуждаешься. Я действительно сэр Дайнден, но только не тот, за кого ты меня принимаешь. Рыцарем Круглого Стола был мой предок. С тех пор в нашем роду сменилось не одно поколение. Всех продолжателей рода в нашей семье повелось называть Дайнденами. Вот и я Дайнден, но только я не думаю, что от поединка со мной ты получишь удовлетворение.

– Так ты не тот сэр Дайнден, который вместе с сэром Тристрамом сразился с тридцатью рыцарями феи Морганы, чтобы спасти от гибели сэра Ланселота дю Лака?

– Нет. Тем храбрым рыцарем был мой предок. К слову сказать, ту давнюю историю со временем исказили, приписав сэру Тристраму излишнюю доблесть.

Брайен открыл было рот, чтобы, как показалось Джиму, возразить сэру Дайндену, но затем поджал губы, словно удерживая слова, уже готовые сорваться с языка.

– Как вы знаете, он тоже был рыцарем Круглого Стола, и достаточно храбрым, – продолжал сэр Дайнден. – Тем не менее, когда стало известно, что сэра Ланселота поджидают в засаде тридцать рыцарей, не сэр Тристрам, а мой предок предложил напасть на них, чтобы спасти Ланселота от грозящей опасности. Однако сэр Тристрам поначалу отклонил предложение моего предка, заметив, что сражаться вдвоем с тридцатью рыцарями безрассудно и что после того, как он лишь чудом уцелел в одном из похожих сражений, в которое был втянут Ланселотом, его кузеном, он дал зарок более не пускаться в подобные приключения.

Сэр Дайнден говорил не задумываясь, заученным языком, и Джим решил, что тот не впервой рассказывает эту историю из жизни своего предка.

Тем временем рыцарь продолжал свой рассказ:

– Лишь вслед за тем, как мой предок предложил сэру Тристраму вызвать на бой всего лишь одного рыцаря из тех тридцати, заявив, что он сразится с остальными, сэр Тристрам устыдился своей слабости и присоединился к моему предку. Он сражался достойно, победив десять рыцарей. И все же мой предок проявил большую доблесть, он одолел двадцать воинов. Я рассказал вам эту историю, чтобы вы не обманывались иной ее версией, которую, возможно, слышали из других уст.

Брайен издал нечленораздельный звук, полный сомнения, непроизвольно дав понять Джиму, что действительно слышал рассказ о спасении Ланселота в другом изложении. Да и насколько помнил сам Джим, по крайней мере у Мэлори в «Смерти Артура», эта история была описана по-иному, а кузеном Ланселота в ней назывался не сэр Тристрам, а сэр Дайнден.

Однако, поразмыслив, Джим решил не комментировать выслушанный рассказ, тем более что, пока он вспоминал Мэлори, Брайен и сэр Дайнден договорились о схватке. Брайен удовлетворился тем, что сразится с потомком славного рыцаря.

Джим было собрался отговорить своего друга от поединка, памятуя о том, что тот недавно получил рану, но быстро сообразил, что его попытка успеха не принесет. Оба рыцаря были настроены по-боевому.

– У меня с собой всего лишь одно копье, – оповестил Брайен противника, – и оно с острым концом.

– Разве у рыцаря может быть другое копье? – удивленно спросил сэр Дайнден. – Или тебе приходилось сражаться тупым оружием?

– Да нет, – смущенно ответил Брайен. – Просто иногда, упражняясь, рыцари используют копья с плоскими деревянными наконечниками. Я согласен с тобой, биться следует лишь острым оружием. Какой край поляны ты выберешь, чтобы изготовиться к бою?

Рыцари принялись обсуждать условия поединка. Джим ждал. Вышло так, что и о нем не забыли. Ему поручили подъехать к середине поляны и дать сигнал к бою.

Как только Брайен и сэр Дайнден стали друг против друга на противоположных концах площадки и изготовили к бою копья, Джим поднял руку и резко опустил ее вниз. Заметив сигнал, оба противника с быстротой молнии ринулись на середину поляны и сшиблись с силой громового удара. Копье сэра Дайндена скользнуло по щиту Брайена и ушло в сторону. Зато Брайен попал копьем в самый центр щита своего соперника. Сэр Дайнден вылетел из седла. За ним грохнулся оземь и его боевой конь. Через мгновение лошадь поднялась на ноги. Сэр Дайнден лежал на земле, не двигаясь.

– Боже милосердный! – вскричал Брайен, успевший развернуться и подъехать к поверженному им рыцарю. – Неужели я сразил его насмерть?

Брайен спрыгнул с коня, склонился над сэром Дайнденом и поднял забрало на его шлеме. Глаза рыцаря были закрыты.

– Сэр Дайнден? – тихонько позвал Брайен.

– Я еще жив, – простонал рыцарь. – К седлу моего коня привязана фляга с вином. Если ты дашь мне хлебнуть из нее…

Через несколько секунд фляга уже была в руке Брайена. Он откупорил ее, вновь склонился над сэром Дайнденом, осторожно приподнял ему голову и поднес флягу к его губам. Сделав несколько глотков, рыцарь открыл глаза.

– Еще! – попросил он.

Брайен снова поднес флягу к его губам.

– Вино воскрешает меня, – тихо проговорил рыцарь, оторвавшись от фляги. – Вероятно, я выживу. Прими мои поздравления, сэр Брайен. Ты заслуженно победил, хотя, надо сказать, я был слишком слаб, чтобы сражаться с тобой на равных.

– Мне казалось, ты полон сил, – удивился Брайен. – Разве ты чувствовал себя плохо?

– К сожалению, да, – ответил Дайнден. – Дело в том, что еще в давние времена к членам нашей семьи прицепилась странная загадочная болезнь, которая с той поры передается из поколения в поколение. Время от времени человек чувствует непомерную слабость, и вот эта слабость нашла на меня как раз перед нашей встречей.

– Почему ты не сказал мне об этом? – спросил Брайен, заботливо помогая рыцарю подняться на ноги.

– Разве я мог? – ответил сэр Дайнден, нахмурив брови. – В моих жилах течет кровь моего славного предка, рыцаря Круглого Стола, который сразился бы и один с тридцатью воинами феи Морганы, если бы сэр Тристрам не присоединился к нему.

– Извини меня, – с раскаянием произнес Брайен. – Я задал неразумный вопрос.

– Охотно прощаю тебя, – ответил рыцарь, сев на коня. Он забрал у Брайена флягу с вином, сделал несколько добрых глотков, привязал флягу к седлу и степенно сказал:

– Кроме того, приступы этой странной болезни проходят сами собой, и я не придаю им значения.

– Как и подобает настоящему рыцарю, – радостно заключил Брайен и вскочил в седло.

Маленький отряд, пополнившись еще одним всадником, снова тронулся в путь. Сэр Дайнден и Брайен поехали во главе отряда, завязав разговор о долге и чести, который постепенно перешел в монолог сэра Дайндена, пустившегося в повествование о славной истории своего рода.

Джим поначалу прислушивался к разговору, однако, не найдя в нем ничего познавательного, постепенно погрузился в собственные раздумья. Какие опасности их ждут впереди? Найдут ли они Роберта? А если найдут, то смогут ли выбраться из Лионесса? Его искусство в Лионессе оказалось бессильным. Выходит, он не достиг высот в магии. На Джима нашло чувство досады и недовольства самим собой, схожее с раздражением путника, осознавшего, что он забыл вещь, без которой не обойтись.

Внезапно раздавшийся впереди треск вывел Джима из глубокой задумчивости. Было похоже, что кто-то пробирается через чащобу, ломая ветки. Через мгновение треск сменился неистовой какофонией, подобной лаю и рыканью огромной своры собак. Еще через несколько секунд, когда лес перед всадниками неожиданно расступился, они увидели, как открывшуюся перед ними поляну пересекает, удаляясь от них и извергая из ноздрей пламя, странное существо с туловищем леопарда, головой змеи и длинным хвостом, покрытым, как у льва, клочковатой шерстью.

– Зверь Рыкающий! – удивленно воскликнул Брайен.

– Он самый, – подтвердил сэр Дайнден и, подняв в приветствии руку, крикнул вдогонку убегавшему существу:

– Рад видеть тебя в добром здравии, Зверь Рыкающий!

Зверь Рыкающий обернулся, поднял лапу и бросился дальше к лесу, оглашая воздух многоголосым лаем и рыканьем.

– За кем он гонится? – спросил Брайен у сэра Дайндена.

– Он бежит по следу короля Пеллинора. Рыкающий Зверь – его ловчий.