– Я научил их думать. Я им дал, ради чего думать. Понаблюдайте какое-то время, как сражаются громахцы и как сражаются ранкезцы. Колонистам есть, что защищать – не меня, разумеется, а свои дома, где их семьи наконец едят досыта и имеют надежду есть досыта ещё много лет… Ну вот, смотрите.
Один из кораблей метрополии наконец решился на таран, полагая, что сметёт более мелкий ранкезский и сам при том пострадает незначительно, но ранкезский внезапно, когда громахский уже не мог замедлить ход, поднырнул ему под брюхо и пропорол его острым выступом на спине, одновременно, по-видимому, выстрелив в упор из развёрнутых на предельный угол верхних орудий. По инерции горящий корабль ещё прошёл сколько-то – и взорвался, разнеся ближайший астероид в мелкие камни. Второй корабль свернул орудия.
– Капитулируют?
– А что им ещё делать? Помощь не успеет, не говоря о том, что сама сильно занята.
– Они не… не боятся за оставленные на Громахе семьи? Они ведь могут пострадать из-за их предательства…
Правитель Ранкезы осушил кубок.
– Они пострадали бы в любом случае, за проигранный бой Марга Тейн всё равно отыгралась бы. Бей своих, чтобы другие боялись. Такая тактика, конечно, даёт результаты… но ограниченные. Обречённые просто готовы умереть, а те, у кого есть надежда, думают, как умереть не зря.
– Резонно, – хмыкнула Виргиния, – я б тоже сменила тиранию Марга Тейн на мягкую олигархию. Я работала в молодые годы с одним гроумским революционером, вынужденным жить в чужом мире, он немало рассказал мне о своей прекрасной родине.
– Вероятно, вы имеете в виду Тай Нару, – кивнул Так-Шаой, – человек, которого, хоть мы и разнимся идейно, мне искренне жаль. Он вернулся на родину, хотя Брима предлагала ему остаться, и получил от родины закономерный удар в спину – когда Марга Тейн пошла на уступки, революция захлебнулась, Тай Нару был схвачен и казнён. Торжественно и показательно, наша обожаемая диктатура любит такие демонстрации. Тогда на Ранкезу прибыло очень много его сторонников, опасавшихся разделить его судьбу – добропорядочное громахское быдло, беспредельно радое тому факту, что ему разрешили жить, да ещё и чуть лучше, чем вчера, без колебаний выдало бы их, да ещё и поучаствовало бы в расправе, чтобы обелиться перед Марга Тейн.
– И теперь, здесь, они готовы поддержать вас?
– А почему нет? Смысл переворота ведь не в том, какого цвета будет флаг и каким словом будет называться общественная формация. Смысл в том, чтобы людям жилось хоть немного легче. Вы лучше меня, знаете, товарищ Алварес, что определённые процессы происходят в своё время. И невозможно проскочить сразу несколько ступеней в эволюции общественных формаций. Бреммейрам, в какой-то мере, удалось это сделать, но это исключение, подтверждающее правило. Развитого капитализма на Громахе не существовало никогда, если переводить на земные мерки, мы зависли на стадии дикого феодализма, где единственной положительной чертой могла бы быть централизация – междоусобных войн нет, это правда, но они с успехом компенсируются разгулом преступности и постоянным балансированием на грани пропасти.
– Вообще-то, вы не совсем правы… – начал Алварес. Дайенн внутренне взмолилась – обзорную лекцию по марксистской мысли 20 века она не заказывала, Валена ради, не сейчас.
– А вы заинтересованы в построении коммунизма? – с большим скепсисом спросил Илмо Схевени.
– Я заинтересован в прогрессивном капитализме, потому что это формация, при которой комфортно бы было существовать мне. Вы же не можете отрицать, что общественный уклад, существующий на Ранкезе, прогрессивнее в сравнении с укладом на Громахе? Я дал этим людям то, что естественно было дать, если я хочу иметь прочный фундамент. Возможность работать и зарабатывать, зная, что при налоговой ставке не более высокой, чем на Громахе, они имеют за эти налоги гарантию своей безопасности и безопасности своих детей. Вы видели город… в нём порядок. Чисто, спокойно и все при деле. Потому что на Ранкезе нет безработицы как факта. И преступности нет как факта – потому что вор, бандит будет не убит, не четвертован, не закопан живьём в землю… Он будет депортирован на Громаху без права возврата. Поэтому за исключением пьяных дебошей и преступлений на бытовой, личной почве полиции Ранкезы заняться нечем – организованной преступности здесь нет, от добра добра не ищут.
– Идеальное общество, – улыбнулся Ви’Фар, – законопослушных граждан, которые торгуют с пиратами и нечестными дельцами всех миров.
Гроум кивнул с довольной ухмылкой.
– Верно. Организованная преступность здесь я и мои приближённые. Очень хорошо и правильно организованная преступность. И я ничуть не стыжусь этого. Я работаю над обеспечением безопасности моего проекта, моего бизнеса. А граждане действительно законопослушны. Они послушны моим законам. И пока я могу сделать так, чтоб им выгодно было мне подчиняться, моё положение будет стабильным. Я провожу политику веротерпимости не на словах, а на деле – мне действительно плевать, во что они верят, пока их вера не призывает к бунту против меня. Я ввёл обязательное среднее образование и начальное профессиональное – мне нужны грамотные, квалифицированные работники, неграмотным здесь просто нечего делать. На самом деле, людям не так много нужно. Дайте им минимум и немного сверх – и они вас поддержат. Тридцать лет колонии – это… интересная цифра. На Ранкезе выросло поколение, которое родилось здесь или было привезено сюда малыми детьми. Они имеют возможность сравнить свою жизнь с рассказами родителей. Сейчас они создают собственные семьи, и понимают, что от них зависит, какой будет жизнь этих семей.
– Значит, вы уверены в своих силах…
– Некоторое основание имею. Я готовился много лет, так или иначе, гражданская война была вопросом времени. Наивно бы было ожидать, что, даже при отсутствии каких бы то ни было моих закулисных интриг, Марга Тейн однажды не обратила бы свой взор на колонию, и не пожелала бы прибрать её к рукам… с печальными последствиями для колонии. В данной ситуации мои действия – не авантюризм и не проявление нездоровых амбиций, а самое логичное, что можно делать, чтобы спасти свою шкуру и ещё около полутора миллиардов. Это не мятеж жадного до власти олигарха, решившего поиграть в политику, это закономерный исторический процесс, а я выступаю его персонификацией, потому что так удачно сложились обстоятельства моей жизни, дав мне необходимые для этого знания, деньги, связи… Если угодно – исторический процесс, которому неизбежно должно произойти, найдёт для себя исполнителей.
– Теория пассионарности, не? – поднял бровь Гидеон.
– Может быть, – отмахнулся Так-Шаой, – я не люблю подобных теорий, в них есть что-то от мистицизма, а я человек практики.
– Не пойму одного, – не выдержал Гидеон, – зачем вам нужны мы? Для чего это было?
– Для чего что? Эскортировать вас на Ранкезу? А для чего мне нужна ваша смерть? Наши внутренние проблемы – это наше дело, но я совершенно не намерен ссориться с мирами Альянса, достаточно того, что в нашем секторе погибло два ваших корабля.
– Три, – поправила Софья, – один до подхода ваших сил.
– Тем более. Возможно, в дальнейшем обновлённая Гроумская Автократия – уже под моим руководством – пожелает заключить договор с Альянсом. Не ограниченный договор, который пару раз заключала, а потом снова расторгала Марга Тейн, а что-то более зрелое и длительное… В таком случае для меня будет не лишним козырем то, что я помог некоторому количеству его граждан. Тем более что… как я понимаю, доблестная полиция Альянса прибыла сюда по душу этих… как вы их назвали?
– Тилонов, – подсказала Софья.
– Тилонов. А в этом я готов оказать содействие, мне здесь эти тилоны совершенно не нужны, они не мои союзники.
– А если они предложат вам союз?
«Софья, вы вот это сейчас зачем говорите?».
Гроум обратил на неё цепкий взгляд.
– А вот это тот вопрос, который я хотел бы обсудить с вами. Получить от вас информацию об этой расе, её возможностях и намереньях.
