– В общем-то, верно. И их, и Ли’Нор с Арвини… Ну, вызывай сначала «Серое крыло», что ли…
«Серое крыло-45» на вызов не отвечало долго, что уже начинало вызывать тревогу. Наконец на экране появился долговязый дрази в форме рядового. Дрази, по-видимому, был недавним новобранцем, возможно, язык знал хорошо, но разговорной практики пока было мало – судя по тому, как старательно и чётко он выговаривал каждое слово.
– К сожалению, я не могу позвать господина Алвареса. В настоящий момент он очень занят. Не беспокойтесь. Я всё передам. Пусть вам будет спокойно – господин Алварес говорил, что лучше всего вам вернуться на Атлу. Он будет доволен, если вы полетите как можно скорее.
– Ну вот видишь, там тоже так считают, – улыбнулся Диус, когда экран погас, – и они правы, только легче им будет работаться, если не придётся постоянно оглядываться, как там мы. Одной проблемой меньше. И нам не придётся встречаться с этой особой, само по себе уже счастье. Как-то совершенно не желаю, чтобы хоть одна живая душа – и даже звёзды с неба, фигурально выражаясь – видели, как это входит в мой номер. Некоторые, может, и полагают, что мою репутацию испортить нельзя… Можно. И я её портить не намерен.
Арвини проводил взглядом удаляющихся Дэвида с детьми – Рефен сидела у полуминбарца на плечах и «рулила», держась за рожки, Эльгард нарезал круги вокруг, то и дело врезаясь в косяки, потом проследил взгляд Винтари в ту же сторону.
– Ваше высочество… простите мне моё любопытство, но я просто не могу не спросить…
Тот рассеянно переставил чашку с места на место на подносе.
– Как я выживаю столько лет в чужих мирах, где всем безразличен мой статус и даже на родном языке редко с кем-то удаётся поговорить? Нормально выживаю. У меня интересная работа, в которой находится место приключениям – о последнем таком приключении я вам рассказывал, поездка фольклористов в горы Асар… А нет, последним, наверное, надо считать всё-таки вот это, но оно с работой не связано… И то, что большинству людей, которых я встречаю, безразличен мой статус, то есть, многие даже понятия об этом не имеют… да меня это не то что не беспокоит, меня это только радует. Даёт необходимую свободу действий и общения. Знаете, вот Рефен, когда услышала, что я принц, очень мило этим заинтересовалась… Спрашивала, где мои корона и мантия. Мы как раз перед этим переводили земные сказки, она их читала, помогала рисовать иллюстрации – те, что были, откровенно, были ужасны, а пересканировать старые не получилось, поэтому мы договорились с правообладателями, что иллюстрируем сами… Перерисовывали с криво отсканированных бумажных оригиналов.
Арвини рассмеялся.
– Это очень приятно слышать, но на самом деле я не об этом. Вы больше двадцати лет живёте вместе… Вы… ну, не ссоритесь?
– По правде, больше тридцати лет, когда мы познакомились, мне было 17… Но именно как пара – да, 23 года. Нет, не ссоримся. Я уже отвечал недавно на этот вопрос одному вашему коллеге, с минбарцем невозможно поссориться. Он не будет кричать и лезть в бутылку и тем более бить об тебя тарелки. Он тебя усадит за медитацию или организует штук пять подряд обрядов для прояснения и устранения конфликта. Поскольку будучи центаврианином, это совершенно невозможно выдержать, то лучше и не начинать. А если серьёзно… Ну, один раз мы почти разошлись. Да, я даже доехал до вокзала… Задумчиво посмотрел на расписание… Развернулся и поехал обратно. Приехал к закрытой двери – он поехал за мной на вокзал, мы разминулись в дороге… Нет, правда, почему многих удивляет, что мы до сих пор вместе? Мы кажемся настолько разными, несовместимыми?
Полицейский пожал плечами.
– Если говорить лично обо мне… вы, думаю, можете представить, почему я это спросил. Всегда необычно и интересно видеть, что кто-то прожил вместе столько лет, когда это было добровольно, когда он мог этого не выбирать. То есть…
– Понимаю. Одно дело брак, от которого людям зачастую никуда не деться, если развод запрещён или невыгоден, и другое дело мы, можем разойтись в любой момент, но не делаем этого.
– Я где-то читал, что по мнению землян, по статистике, то есть, гомосексуалы не очень склонны к образованию устойчивых пар…
– Правильно всё-таки – по мнению, статистику такую мы знаем, оба центавриане, знаем, как статистика делается. С последующим резюме, что гомосексуальный союз неестественен, потому и непрочен… я мог бы сказать, что союз мужчины и женщины тоже неестественен, при чём на основании их же слов о том, как трудно двум полам приходить к взаимопониманию. Союз двух мужчин в этом смысле получается перспективнее, мы понимаем друг друга лучше, чем поняла бы женщина. Но вообще-то это с ориентацией никак и не связано. Гомосексуалы расходятся не чаще, чем гетеросексуалы, просто их само по себе меньше, поэтому это заметнее, и болезненное внимание более пристально, вы понимаете… Да и поскольку их меньше, выбор-то тоже меньше… Но в целом те же шансы встретить подходящего партнёра или наоборот, совершенно неподходящего.
Арвини выставил поднос с чайным сервизом на специальный столик за дверью и вернулся в номер.
– Значит, вы в предназначенные друг для друга половинки не верите?
– Строго говоря, мы оба не верим. Точнее, просто не любим оперировать такими понятиями. Чаще всего те, кто говорят «мы созданы друг для друга» либо глупы, либо лукавят. У человека в жизни может быть более, чем одна большая, настоящая, сильная любовь. Это совершенно точно так, когда говорят, что только одна – имеют в виду, что острота чувств разная, степень взаимопонимания разная, но ведь это зависит от разных факторов, иногда виноваты люди, иногда обстоятельства… Например, человек, после тяжёлого расставания разуверившийся в любви, будет бояться полюбить вновь. Даже если какие-то родственные души и существуют – Дэвид, как минбарец, верит в реинкарнацию и в то, что души могут путешествовать вместе, встречаясь воплощение за воплощением… ведь не гарантия, что за всю жизнь мы сможем эту родную душу встретить. К тому же, они вовсе не непременно воплощаются супруги – супругами, братья – братьями, в прошлой жизни это могла быть твоя мать, а в этой супруг, или сын, или лучший друг… Думать, что в жизни тебя ждёт встреча с идеальной любовью, предначертанной тебе свыше – слишком часто превращается в – ставить вселенной условия, какой эта идеальная любовь должна быть, чтоб ты уж точно понял, что она истинная. Но истинна любая любовь, в которой человек не врёт и становится лучше. И если люди провели вместе пару ночей и оставили светлый след после себя – их любовь более истинна, чем у тех, кто прожил вместе до глубокой старости, заполнив пустоту привычкой, и родил детей, которые вслед за родителями не научились верить в любовь. А остаётся человек с тем, кто лучше всего отвечает… вопросам его души. Дэвид как-то сказал, что мы хорошо понимаем друг друга потому, что оба хотели стать иным, чем мы есть, лучше, чем мы есть. И потому, что полюбили то, что делали вместе, полюбили одних и тех же близких, а потом и, через это – друг друга. Чему вы улыбаетесь? Вам кажется, что я говорю… ну, как-то слишком с налётом юношеской романтики? Уверяю вас, это не налёт, это высокопробная и беспримесная романтика. С ним иначе и не могло быть. И со мной иначе не может быть. Поэтому нам так комфортно в мире ранни – для них наш возраст ерунда, они называют нас «молодые люди» и не удивляются этому… фону страсти, как они говорят.
– Я не удивляюсь, – ответил Арвини, – я завидую. Я видел почти своих ровесников, которые уже постарели. Это страшно.
Винтари расхохотался.
– Удивили и порадовали. Насколько знаю, на родине мне завидовать не принято. Это надо ж так, как я, плюнуть в лицо всем женщинам Центавра – предпочесть иномирца-полукровку… Мало того, что родину кинул, так ещё и мать-природу. Но лучше быть довольным жизнью извращенцем, чем уныло влачащим существование и тихонько грешащим добропорядочным гражданином.
Арвини нагнулся к чему-то блеснувшему под креслом – это оказался информкристалл, оброненный, видимо, Ли’Нор. Интересно, хоть спасибо скажет?
