Это была неправда – не хватало…
– Мария, нам нужно на большую землю. Тебе необходимо показаться врачу.
– Так, перестань! До сих пор всё было нормально, вообще с каких пор беременность приравнивается к болезни? Моя мать двоих родила. Думаю, и я двоих-то уж хотя бы осилю. А то, что я немного простыла – тоже не повод… Лекарства у нас есть, с простудой я ещё по больницам не бегала.
– Ты же видишь, эти лекарства не помогают тебе.
Мария поправила подушку и посмотрела на Раймона сердито – тёмные глаза на белом, осунувшемся лице смотрелись просто огромными.
– Не бывает такого, чтоб выпил таблетку – и раз, всё как по волшебству прошло. Привыкай, у нас такая физиология. Для тебя это всё такая трагедия потому, что вы не болеете. Я ещё помню, как ты пугался, когда я просто спала, подходил, слушал моё дыхание… Я поправлюсь, и достаточно скоро. В детстве я тоже один раз болела. Папа тогда тоже просто на ушах стоял. Но мама ему быстро мозги вправила – я ж у неё уже второй ребёнок, она помнила, как Дебби болела, а ведь она младше меня была на тот момент…
Кажется, тогда он впервые услышал имя её сестры – Дебби. Но какое ему в тот момент было дело до какой-то сестры…
– Давай начистоту – ты боишься, что я умру? Только потому, что людям свойственно болеть, что мы вообще живём меньше, чем вы, ты боишься, что я умру? Так вот, я не собираюсь этого делать. У меня на жизнь большие планы. Мы переждём здесь то время, пока мой отец приутихнет со своим розыскным рвением, поймёт, что моя взяла…
– Сколько? Сколько подождём?
– Столько, сколько нужно. В чём дело, ты несчастен здесь?
– При чём здесь я. Тебе не место здесь, в холоде и безжизненности… – Раймон склонился над девушкой, гладя её по щеке.
– А я так не считаю, – она перехватила его ладонь, сжала в своих руках, – не навсегда, положим, но сейчас – да. Это место прекрасно, и не только тем, что здесь нас нипочём не найдут. У этого места совершенно особая атмосфера – здесь умели сохранить самое ценное несмотря ни на что. Здесь как нигде умели любить и верить… И здесь у меня есть самое главное – мы двое, а скоро – трое. Я говорила тебе, мои желания склонны исполняться. Вспомни о том человеке, встреча с которым повлияла на меня. Отец думал, что я влюблена в этого человека – нет, было б примитивно так говорить. Просто он был загадкой, над которой я ломала голову. Но он не был моей загадкой. Просто я хотела понять его, увидеть мир, может, не его глазами, но глазами тех, кому он был дорог… Видишь, и это моё желание исполнилось. Странно исполнилось, конечно… я полюбила существо, которое невозможно просканировать. Ирония судьбы, правда? Андо бы оценил эту шутку, если бы вообще знал, что такое чувство юмора. А вот ты – моя загадка. И я не думаю, что уже разгадала её. Я думаю, мне нужно намного больше времени для этого. И оно у нас будет, потому что мои желания исполняются. Ведь я хотела, чтоб у нас были дети – потому что вы, ранни, существа стайные…
Да, она хотела. Он – видят боги всех миров – не хотел, не помышлял, думал, что это невозможно. Как можно было, встретив такую вот женщину, утро за утром видя, как она просыпается рядом с тобой, как судьба всё ещё не разлучила вас, хотя давно должна была – помышлять ещё о каких-то детях? Но не такова Мария. Такая самоуверенная, не допускающая, что может ошибаться, что может быть не по-её…
– Да вот я такая, вся в отца. Он упрямый и я упрямая.
Быть может, если б он любил кого-то до этого – он мыслил бы иначе. Но эта любовь, эта первая за сто лет близость с другим живым существом просто захватила его, как гигантская волна малую щепку, и он учился видеть мир её глазами, жить её желаньями, а как же иначе?
– И да, раз уж мы о важных в нашей жизни людях заговорили – я думаю, будет неплохо, если мы назовём нашего сына в честь того твоего друга, Лораном. Тебе ведь должно быть приятно снова произносить это имя…
– Тяжело?
– Нет-нет, – помотала головой Дайенн, и это было правдой. Не было ничего трудного в том, чтобы вкатить коляску на открытую галерею в восточной части дома, над садом – по всему дому были обустроены удобные пандусы и другие приспособления для передвижения инвалида.
– Я люблю здесь бывать. Ветер… Искусственный, но ветер ведь. Мне и такого довольно, я не мог бы, как Мэри, прогуливаться за куполом в песчаную бурю… Ваши товарищи сейчас там, а вы остались…
– Не чувствую себя обделённой, песка за шиворот я со своей работой ещё где-нибудь наберу. Тем более, ничего такого они там прямо сейчас не приобретут. До прихода техники могут только потоптаться вокруг этого камня с умным видом.
Майк усмехнулся.
– Понимаю, для вас, как для врача, это естественно – остаться здесь, со мной… Я рад. Вы мне столько можете рассказать… Вы говорили, вам уже встречался такой камень, как этот?
– Не совсем встречался, мы потому в том числе здесь и оказались, что вот такой же камень был украден. Не только он, в смысле…
– Я про подобные камни читал. Можно не сомневаться, что они одинаковые, или почти одинаковые, в разных мирах. Камень, исполняющий желания. Но так всё-таки не совсем правильно говорить. Он не все желания исполняет, и не всегда… Он иногда, когда считает нужным, даёт человеку то, чего он действительно хочет. Это не обязательно то желание, которое человек произнёс вслух, которое держал в мыслях. Это скорее корень, из которого это желание росло. А если камню не понравятся намеренья человека, он его убьёт.
Дайенн присела напротив.
– Интересно…
Майк подтянул сползающий плед – движения неестественно тонких рук были скудными, неловкими.
– Мама рассказывала… Один из людей, которые умерли возле этого камня, очень хотел быть самым умным, хотел удачи в бизнесе… Но на самом деле он хотел расквитаться с конкурентами, и особенно со сводным братом, которому всегда по-чёрному завидовал. Несмотря на то, что это этот брат вырастил и выучил его, всё ему дал… Камень понял, что перед ним человек злой и завистливый, с тягой к разрушению… и остановил его сердце. Ну, такая легенда, может, конечно, всё люди сочинили. Но вот про Мэри-то, наверное, правда.
– Мэри? А она тут при чём?
Майк отвёл взгляд, смотрел на открывающуюся с галереи панораму, щурясь на ветер.
– Ну, мама, опять же, говорила… И потом один раз Дебби обмолвилась, хотя вообще она говорить об этом не любит. Она терпеть всякую мистику не может, наша Дебби, и уж тем более не выносит, когда мистику приплетают к имени Мэри, говорит, это дурная спекуляция… Мэри же росла обычной девочкой. А потом, в восемнадцать лет, у неё неожиданно проснулись телепатические способности. Ну да, так бывает, хотя обычно всё же если случается – то случается раньше… А у Мэри во всей родне к тому же никакого, даже самого завалящего телепата не было… Мама говорила, Мэри верила, что это дал ей камень.
– Она попросила у камня стать телепаткой? – Дайенн чувствовала, что разговор вообще приобретает странно бредовую окраску, но в этом деле, пожалуй, звучало даже уместно.
– Нет, конечно нет. Не прямо так. Я же говорю, камень исполняет не то, о чём его просят. А то, чего на самом деле хотят. Мэри просила возможности снова встретиться с одним человеком, которого недолгое время знала, которого, кажется, даже немного любила… Он был телепатом, его звали Андо Александер. У его матери с нашим отцом в прошлом были дела, и вот в 79-80 Андо гостил тут у нас. Он потом женился, и уехал с женой на Минбар, Мэри, конечно, это всё понимала, что у него семья… Она просто скучала по нему и хотела что-то узнать о его жизни. Но на самом деле, видимо, она хотела понимать Андо, глубоко понимать… смотреть на мир его глазами, в какой-то мере… А может быть, иногда думаю – она вот об Андо себе запретила думать, но внутренне всё равно желала любви, любви вопреки тому, что она и объект её любви слишком разные… Вот ей и встретился этот мужчина. Вот знаете, госпожа Дайенн, поэтому я думаю – может быть, и очень хорошо, что я никак не могу попасть к этому камню? Вдруг на самом деле я хотел бы стать здоровым, а не узнать о судьбе Мэри? Я бы хотел, чтоб камень слушал меня, а не моё сердце.
