– Для вас имеет некоторое значение, что она телепатка? Моя сестра Виргиния как-то сказала мне: «Многие полагают, что телепаты как-то по-особенному безнравственны. Что у них как-то всё очень скоропалительно. Мне, честно, плевать, что они там полагают… Телепат на то и телепат, что способен с первого взгляда понять о человеке больше, чем нормал после десятистраничной исповеди. Да, мы способны сразу понять, что вот это – наш человек. Это, конечно, не значит, что мы глупостей не делаем… Но нам для того, чтоб понять, что чьё-то внутреннее содержание совпадает с твоим, как родное, не надо изматывать километры нервных волокон. И для чего тянуть? Для видимости приличия?» О том же как-то рассказывал мне и Дэвид – об одной своей беседе с Адрианой, телепаткой из Ледяного Города, в центаврианскую кампанию… Об искре нужного цвета… Если Софья полагает, что вы – её человек, что ваша искра – нужного цвета, так может быть, она знает, что делает? Конечно, вы не можете… руководствоваться теми же соображениями… Ну, в таких случаях говорят, что нужно спрашивать своё сердце. Послушайте… – он перевёл взгляд на портрет, – это же… Это не Люсилла Ленкуем? Та самая девушка, с которой сбежал Лоран?

Эркена обернулся молниеносно.

– Очень жаль, что вам пришлось увидеть это, господин Алварес.

– Да уж, странная случайность, портрет этой девочки у вас в чемодане… На фото «Их разыскивают» непохоже. Вы… Вы ведь отец Люсиллы, да? Это то самое «личное дело, которое давно уже взрослое», о котором говорил Альтака? А она знает?

– Нет.

– Почему?

– Господин Алварес, вам кто-нибудь говорил, что вы невыносимый человек?

– Случалось.

Эркена сердито дёрнулся, забирая портрет из рук Вадима, потом бессильно и как-то виновато осел на кровать.

– Потому что я сам этого долгие годы не знал. Потому что, если ты не растил ребёнка, не заботился о нём… Ты не можешь просто придти к нему и сказать: «вот он я, отец». Ты не имеешь права так называться.

– Но вы ведь не виноваты в том, что просто не знали!

– Возможно. Но в этом всём… в этом всём слишком много сложностей пока… до сих пор…

– И вас беспокоит то, что Софья тоже… знает об этом всём? Что об этом думает она?

Руки с портретом дрогнули.

– Она… не касалась этой темы пока. Но иногда, по её взгляду, мне кажется, что она принимает… принимает вообще всё.

– Вы любили её? Мать Люсиллы?

Эркена кивнул.

– Очень. Это было, конечно, давно, и с тех пор многое… перемололось… Я не знал о ребёнке. Она скрыла это от меня, исчезла. Я и подумать не мог, что она могла вздумать родить от меня ребёнка. Она была телепаткой, вы знаете, у Люсиллы это от неё. И она… вы знаете вообще, кто она была. Я думал, потом, что она обманула меня, блистательно играла моими чувствами, как многих других кроме меня, и потом бросила, доиграв свою игру со мной. Она ведь читала меня, как открытую книгу. Долгие годы я переживал эту обиду, ждал, пока она перемелет, пересилит любовь.

Вадим неловко опустился в стоящее рядом кресло.

– Вы… боитесь повторения этой истории? Боитесь того, что Софья тоже телепатка?

– Нет… Да. Я боюсь того, что… она может читать меня, но я не могу читать её. Я бессилен тут. Женщина, которую я любил когда-то, ушла, руководствуясь своими соображениями, если б я мог видеть её сердце, как она видела моё, я бы удержал её, я бы знал о ребёнке… Я был слеп, что я мог поделать с этим?

– Прошлого не воротишь и всё такое. Но… Эта женщина сделала свой выбор, неизвестно вообще, смогли ли вы бы её разубедить. Может быть, она считала, что вам не преодолеть никогда тех различий, что жизнь поставила между вами… Не пожелала, например, отказаться от своего ремесла ради вашей любви.

Эркена упрямо мотнул головой.

– Но я мог бы её убедить, мог бы найти слова! О да, я злился на неё… Злился, что она и Люсиллу сделала такой… моего ребёнка… Но в то же время, я не имею права так говорить, это не я давал этому ребёнку хлеб. Я счастлив, по крайней мере одному – что Люсилле не передался мой недуг… Довольно того, что передалось от матери.

Вадим коснулся его руки.

– Если она видела ваше сердце, то не могла сомневаться в вашей любви, если, всё о вас зная, зная вот хотя бы о вашей болезни, она решилась родить ребёнка от вас, и при том ушла, больше не подавая о себе вестей… то она не вас считала плохим, а себя. Простите ей этот выбор, что ещё остаётся тем, кто ушёл от нас навсегда. Простите себе то, что не были всеведущи. Вас любили – и любят – не всеведущим. Как вы думаете… Люсилла – любит Лорана?

Эркена посмотрел Вадиму в глаза.

– Если бы я знал тайну женского сердца, я бы не был, наверное, несчастен столько лет. Я хотел бы, очень хотел верить, что эти дети будут умнее и счастливее нас. Что Люсилла взяла от матери – уроки обмана или урок, что от любви не стоит отказываться? Я доверился господину Синкара, и хотя сердце моё всё равно неспокойно… У него больше возможностей, их не сравнить с моими. Он обещал не причинять Люсилле вреда, и только это имеет для меня значение. Безопасность моего ребёнка. Велика Экалта, человеку спрятаться можно, чувству нет…

Старый особняк, который некоторые старожилы по-прежнему называли Эдгарсовским – но сколько их было, настолько старожилов, так что происходило это всё реже – впечатление производил. Именно такое, которое и планировалось – умения жить хорошо и делать деньги. Поэтому Вадим на особняк толком и внимания не обратил, он любовался улицей вокруг, газоном, глазеющими из-за угла ограды ребятишками – не каждый день увидишь столько диковин разом, Иглас, Аличе, Дрим, Илмо… Иглас, грозно растопырив руки, сделал шаг к ним, детвора, оглушительно взвизгнув, дала дёру.

Проходящие мимо мужчины, логично, пялились больше не на врия или токати, а на Ли’Нор, Дайенн и Софию. Женщина есть женщина, особенно красивая, тут хоть толпу инопланетян рядом поставь.

Мелкие камешки выщербленной временем тротуарной плитки мягко шуршали под ногами, где-то справа в траве жужжало какое-то насекомое – экосистема Марса, будучи искусственной, и сейчас скудна, но Гидеон хвастался, что видел здесь стрекозу…

– Уж извините, – объяснила по дороге Дебора, – но Майк настоял. Сказал, что без завтрака у нас он просто никого никуда не отпустит. Я с ним предпочитаю не ссориться, всё-таки он мне не только брат, но и работодатель. Да и, я так рада, когда ему лучше, что готова сделать ему любой подарок.

– У вас с братом внушительная разница в возрасте.

– Ну да, и можно сказать, я заменила ему мать – насколько могла… Мама умерла, когда ему было тринадцать.

– У вас ведь и свои дети есть?

Женщина обернулась со смущённой и гордой улыбкой.

– Да, дочь, Энжел. Она на год старше Майка… Они ладят, как это ни удивительно. То есть… я не ожидала такого даже, Энжел с пелёнок была очень живым, непоседливым ребёнком. А вот, сидела с ним, читала книжки, модельки всякие собирала… Мы перебрались сюда окончательно, когда погиб Грег, ей тогда было семь, Майку шесть. Мама уже сильно болела, требовалась помощь…

Если это малая гостиная, внутренне присвистнув, подумал Вадим, то что там тогда за большая? Как актовый зал в его школе? Вот начерта, начерта одной семье такой дом? Который и содержать в порядке не сможешь сам, не нанимая слуг… Понятно, конечно, что сейчас работа слуги – это уже не так унизительно, как лет 200-300 назад, то есть, не так унизительно в восприятии самих слуг… А для самих хозяев то, что простую работу по дому выполняет кто-то за них, почему-то унизительным и не было, даже почётным…

Кое-что Вадим в этом странном устройстве жизни других миров уже понимал. Например, ввиду совершенно другой организации рабочих процессов и ритм жизни здесь другой, и люди, которые чем-то руководят, оказываются хронически слишком заняты – всё время на бегу, всё время в суете, вон, у миссис Эштен многие дни расписаны буквально по минутам, порой заняты настолько, что у них не находится времени на собственных детей, и с ними сидят няни. Но при том, конечно, они держатся за видимость семьи, Корианна с её отказом от семьи, освобождением взрослых от родительских обязанностей кажется им ужасной…