Лоран приобнял Люсиллу за плечи, позволяя опереться о его грудь, изо всех сил давя разрастающуюся панику. И без того чувствовал он себя сейчас, мягко говоря, бесполезным, как никогда. Сколько раз уже он спрашивал её, что он дал ей, кроме проблем… Закономерно получал по голове, но легче не становилось. Она могла применить свою безрассудную храбрость и лучшим образом…
Сколько ни готовь себя к предстоящему – в момент, когда оно происходит, понимаешь, что до сих пор ничего о страхе на самом деле не знал. И огненно, жгуче вспыхивали в памяти все слова отца, всё сказанное, а более того – несказанное, всегда молча и безусловно присутствовавшее рядом, в их жизни. Не приближайся к ним, не привязывайся. Они другие, эта разумная «голодная плоть», они краткоживущи, они смертны. Они бесконечный источник боли для тебя, если они станут для тебя чем-то значимым, необходимым. Но боже мой, как же можно не привязываться ни к кому? Сколько можно так прожить? Смерть их, жизнь их – всё это бесконечно пугает, сколько боли в этом… Они часто чем-то болеют, они могут умереть без пищи за неделю, в их организмах часто происходят какие-то страшные патологические процессы… Он вспоминал – таинство рождения новой жизни, так волновавшее воображение его одноклассников, внушало ему и тогда смутный, но очень сильный ужас. В первом классе, они тогда жили среди дрази, он слышал, как одноклассник шептался с другими мальчишками – в их семье родился ещё один ребёнок, такое волнительное и радостное событие, собрались Ведающие и сообщили, что, по всей видимости, это девочка, это такая радость, сокровище семьи, в которой до сих пор только сыновья… Правда, мать чувствует себя очень плохо, и, говорят Ведающие, возможно, умрёт, но хотя бы девочку сумели спасти, она выживет… Лоран немедленно отошёл на другую сторону коридора, чтобы не услышать чего-нибудь ещё, всё это слишком больно для ребёнка, который своим рождением убил мать. Позже, уже в человеческом классе, тоже одного одноклассника поздравляли с рождением брата. Роды начались внезапно, дома, все перепугались страшно, но медики приехали быстро, всё закончилось благополучно… Понятно, конечно, что жизнь существует лишь благодаря тому, что женщины рожают детей, но нельзя ли, думал Лоран, чтобы лично его жизни это не касалось совсем, никогда, раз уж рождение должно быть так неизбежно связано с риском? Люсилла только смеялась над его словами, припоминая каких-то знакомых, которые имели по нескольку детей и ничего, припоминая свою мать, которая выносила и родила её в условиях далеко не привилегированных, и толку возражать ей, например, что её мать рожала обычного ребёнка, бракири и от бракири…
- Лоран, прекрати трястись, пожалуйста! Такое чувство, что рожать предстоит тебе, а не мне… Нет, я не говорю, что мне не больно. Но мне не настолько больно, как ты, похоже, думаешь.
Лоран не стал ничего говорить. Глядя на то, как глубоко, почти до крови, впиваются ногти Люсиллы в его руку, как судорожно подгибаются, скользя по мокрой простыни, её ноги, ему вообще говорить не хотелось, и думать не хотелось, хотелось, чтоб это поскорее закончилось, раз уж не может оказаться просто сном. Сейчас способность чувствовать процессы, происходящие в её теле, казалась ему проклятьем…
- Разрешите заявить, поведение гиперпространственного двигателя мне совсем не нравится!
- Что-то такое я уже слышал. Не хотелось услышать ещё раз, конечно…
- В прошлый раз просто не нравилось. Сейчас – совсем не нравится.
- Конкретнее можно? – фыркнул Илмо, – он что, не работает? Мы же, вроде бы, на Тиррише всё проверяли?
- Да отнюдь не всё, на всё не было времени…
Викташ мотнул головой.
- Почему же, работает. Только некорректно работает. При попытке открыть зону перехода грозит перегревом и взрывом.
- Отли-ично… И что теперь делать?
- Полагаю, прямо сейчас – ничего, – пожал плечами Гидеон, – починим, когда выдохнем. У Яноша есть зона перехода, идём по приводному маяку, и всё. Постучимся, откроют.
- Надеюсь… Надеюсь, что так просто всё и будет. Что у нас ещё что-нибудь так же неожиданно не поломается…
- А что вы хотели, после всего, что на долю бедного кораблика выпало? Спасибо, что летает, а мог бы уже и не…
- Они здесь, – кивнул Ан’Вар, едва они сошли на крытом ажурным куполом, имеющим в основном декоративное значение, перроне, густо засыпанном мелкой опавшей листвой – каждый шаг пружинил, словно под ногами был надувной матрас. Даже при том, что перрон продувается со всех сторон, осыпалась эта листва в течение долгих десятилетий… – они здесь.
- Как ты это понял? – Билл окинул взглядом, насколько хватало обзора, длинную кишку из металлопластикового кружева – ряды корпусов автоматов по продаже прессы и прохладительных напитков, заваленные той же листвой скамьи и урны-утилизаторы, резко обернулся на шорох в ближайшем пустом металлическом каркасе, но тилон махнул рукой:
- Это крысы. Ну, не крысы, а… не важно. Но они – здесь, – он указал на виднеющееся на полу в просвете листвы зеленоватое пятно, – их слюна.
Все, конечно, к возможной малоприятной встрече себя как-то готовили, но напоминание о её вероятно скором наступлении не обрадовало никого. Как ни крути, отправляться в неизвестную локацию при столь размытых данных о численности очень вероятного противника при невозможности обвешаться оружием как гирляндами (с большей частью любимых тилонами штучек-дрючек месяц только надо учиться обращаться) – нужен истинно тилонский авантюризм. Под бледное зеленоватое небо маркабского мира выходили, нервно озираясь – даже всегда внешне самоуверенный тилон держал руку на бластере. У экспресса в городе было две остановки, обе примерно равно удалённые от центра, и сейчас очень радовало, что идти придётся не через весь город, а только его центральные районы. Тишина пустых улиц не радовала, она давила. Пустые глазницы выбитых окон на нижних этажах смотрели в спины тяжёлым, хищным взглядом, заставляя оборачиваться чаще, чем хотелось – а точно ли там никого нет? Да, если уж где бояться призраков, то вот здесь, здесь их должно быть до чёрта.
Солнце ещё только выплывало из-за крыш крайних домов, перед гостями, чуть скошенные влево, ползли длиннющие дистрофичные тени, Лаура время от времени поглядывала на тень Лорана, стараясь запомнить это невообразимое зрелище, однако было уже довольно жарко, это чувствовалось сквозь скафандры, которые Ан’Вар не счёл нужным поставить на терморегуляцию, а прочие не додумались, как. Может быть, во многих отношениях этот материал был безупречен, но прогревался он отлично. А ведь это, наверное, не предел, Ан’Вар упомянул, что здесь сейчас глубокая осень. Когда-то, без сомнения, это был райский уголок… На Маркабе, в отличие от многих миров, жизнь зародилась как раз в холодных широтах и потом распространялась в более тёплые. Возможность не тратить 90% времени и энергии тупо на выживание была главным толчком к становлению этого вида как разумного. Разумеется, ещё в те времена зародилось стойкое противостояние между жителями «исконных земель» – холодных широт, и колонистами. Первые считали вторых изнеженными и развращёнными – за эволюционно приобретённую стройность (в солидных жировых запасах больше не было нужды), пристрастие к гигиене, более лёгкой одежде, украшениям и искусствам, вторые первых – соответственно, дикарями. Вторые превосходили в техническом отношении, но сильно отставали в численности ещё столетия, за счёт этого баланс и держался. Со временем раса, конечно, объединилась и до известной степени смешалась, но периодические выяснения отношений на предмет, кто конкретно неправильно живёт, ведёт цивилизацию не туда и навлечёт-таки гнев богов продолжались вплоть до всем известного итога. Лаура о маркабской цивилизации знала ровно то, что можно было почерпнуть из учебников, но видеть один из древнейших городов «культурного континента» в таком состоянии было больно.
- Вымирая, обычно за собой не прибирают, – хмыкнул Ан’Вар, обводя процессию вокруг композиции из обгорелых остовов машин. Сложно глазами иномирца постичь логику потомков маркабов холодных зон (если не в непосредственно генетическом, то в культурном плане), которые на пороге смерти не нашли ничего лучше массовых беспорядков и вандализма – может быть, надеялись своей агрессией против «развращённых вырожденцев» умилостивить богов и отменить неизбежное? Но боги, видимо, не умилостивились, продолжалось всё это недолго, город не успел значительно пострадать. Однако целые кварталы пожарищ, опрокинутые статуи, отбитая с фасадов мозаика и лепнина, грустно хрустящая под ногами… Ну да, многие города, говорят, вообще сгорели дотла. В столицах всё-таки охрана правопорядка держалась до последнего, сдерживая разрастающуюся ещё более страшную эпидемию – ярости обречённых.
