- Вообще-то не у нас, там было ещё промежуточное звено… Ну, если нам посчастливится столкнуться с этими замечательными созданиями, ваша ирония сильно приуменьшится. Впрочем, вам-то вряд ли посчастливится, вы остаётесь на корабле. Выходим – я, мистер Мейнард, мисс Солнерски и мистер Морзен.

Энжел понимала, что спорить бесполезно, команду тилон собрал очень продуманно – так, чтоб в начинённый потенциальными опасностями мир выходили наиболее сильные и психологически готовые, так, чтоб у каждого, кому он не имеет оснований доверять, на корабле оставался кто-то, кого тот не посмеет оставить (хотя надо быть действительно двинутым, чтоб попытаться совершить попытку побега ЗДЕСЬ, да и чёрт возьми, у них действительно была возможность сойти с дистанции ещё на Нарне, но вот к ранни и нефилим это уже не относится), так, чтоб за ними было, кому присмотреть… Но всё-таки совсем без возражений она не могла.

- А Морзен там зачем? Из соображений, что уж он точно не покажется этим тварям аппетитным?

- В том числе. Кроме того, насколько я понял из данных диагностики, да и с его собственных слов, внешним видом обманываться не стоит, это очень сильные и живучие ребята.

- В целом – возможно, а вот касаемо этого экземпляра… А скафандр по его пропорциям на корабле что, есть?

- Есть, – усмехнулся Давастийор.

- А это нормально? Это так и должно быть? – Диус поскрёб по плотному матовому кокону, – в начале он был такой тонкий и… студенистый, что ли, прикоснуться было страшно. А теперь твёрдый и непрозрачный.

- Вполне нормально, – кивнула Софья, – с моим отцом было так же. Это как скорлупа, которая потом расколется. Точнее, её, скорее всего, нужно будет расколоть, изнутри это не всегда реально сделать…

- Ну да, древо тучанков действует, кажется, по тому же принципу, оно заключает перерождающихся во что-то вроде ореховой скорлупы… Как они не задыхаются там, это, конечно, сложно представить…

- Не волнуйтесь.

Кажется, глаза центаврианина влажно поблёскивали, впрочем, она не могла бы за это поручиться.

- Я не волнуюсь. Я знаю, что всё будет хорошо, потому что иное немыслимо. Потому что иное означает смерть вселенной, не меньше, для меня…

Софья присела рядом.

- Нет, я не считаю это слабостью и детскостью, как вы хотите сейчас предположить. Наш страх разный, но он одинаково силён, у вас – потому, что боль потери вы уже испытали, у меня – потому, что это новое для меня. Мне приходится привыкать к мысли о смерти, о смертности, это страшно после Парадиза, где нет смерти… Я пытаюсь представить, насколько сейчас тревожнее Таллии. Вавилон-5, конечно, место не из спокойных и безмятежных, но не идёт в сравнение с местами, где случалось бывать нам. По видеосвязи, понятно, она старалась не показывать волнения, но я-то его хорошо видела… Я так давно не чувствовала её рядом, кажется, целую вечность…

Диус откинул со лба волнистую прядь.

- Вспоминаю, как поразила меня эта странная мысль – не помню, кем высказанная впервые – что тот, кто по-настоящему любит, должен желать пережить любимого человека. Чем сильнее любовь, чем больше страх потери, тем больше он должен бы желать, чтоб эта боль и жизнь с пустотой в сердце досталась ему, а не дорогому существу. Увы, я не научился по-настоящему не быть эгоистом. Я не хочу его пережить. Я не способен, я не выдержу, я не согласен. Я знаю, что я эгоист и капризное дитя, но я не согласен, и всё. От одной только мысли – вернуться в дом без него, всё равно, какой дом, на Атле, на Корианне, на Минбаре, в любое место, где есть хоть одна вещь, которая нас связывает, напоминает о проведённых вместе днях, где есть книги, которые мы не дочитали или не допереводили, сувениры, которые мы покупали вместе, фотографии и инфокристаллы, историю которых я помню… Нигде из таких мест я не смогу жить, зная, что он не выйдет через пять минут из соседней комнаты, что его невозможно вызвать по видеосвязи… никогда уже не возможно… А другого места во вселенной мне не найдётся тоже, потому что где бы я ни был, я всегда буду стремиться вернуться домой. То есть, к нему. Дом может быть под солнцем любого цвета, среди зелёных, синих или бурых деревьев, под красными флагами Корианны, под бессолнечным небом Атлы, но в доме непременно должен быть он.

- За эти годы вы где только не жили… Преимущественно, конечно, на Корианне, но по долгу работы где только не бывали… Кажется, меньше всего – на Центавре? Вы не скучаете по родине?

Диус усмехнулся.

- Скучаю, конечно… в какой-то мере… насколько возможно скучать по тому, что не очень долго, не очень хорошо знал. По тому Центавру, с которым я имел дело первые шестнадцать лет своей жизни, скучать мог бы только мазохист, а по тому Центавру, который я узнал за время нашей миссии там, который узнавал заново в ходе переводческой работы… Скучаю, да… немного… У меня не успело выработаться крепкого чувства родины, и это хорошо, наверное – я встретил за свою жизнь очень много мест, которые есть за что, и даже невозможно не любить, и гораздо приятнее приносить хоть какую-то пользу родине, находясь от неё вдали, чем быть бесполезным там. Без ещё одного праздного аристократа Центавр вполне неплохо обходится, а вот лишний переводчик сгодился. Центавриане могут идти тем или иным политическим курсом, бросаться в те или иные социальные крайности, но они остаются читающей расой, думающей, высоко ценящей культуру. Когда я знаю, что мне есть, что дать им, я счастлив вполне. Забавно, правда, любви к родине, и умению находить ей выражение, меня учили самые разные существа, не всегда и не в первую очередь центавриане.

Выбор места посадки был очевиден – самый крупный космодром на континенте.

- Как-никак, вторая столица. Ну, в междумирном отношении можно сказать, что первая – главный торговый узел, средоточие политической и общественной жизни. Формальная столица – исторический центр, больше всего храмов и прочих святынь и плотность жрецов на душу населения, имела значение единственно для самих маркабов. Соответственно, самый богатый регион, во всех отношениях – климат благодатнейший, почвы неистощимые, даже крайне безобразное земледелие на заре освоения этого края не убило их, несколько крупнейших месторождений, давших толчок бурному развитию индустрии… Первые космодромы, естественно, появились тоже здесь, первые иномирные товары – тоже.

Билл нахмурился.

- И они точно приземлились здесь? Глупейший выбор из возможных. Логично же предположить, что предыдущие мародёры пошли по тому же простейшему пути, и всё разграбили до них.

- Ну как сказать. Они прибыли сюда в 65, но всё-таки одними из первых, первые пару лет соваться даже самые отмороженные остерегались. Так что осталось ещё достаточно. Кроме того, у них и интересы свои, не всегда в общем направлении. К произведениям искусства они довольно равнодушны, своё искусство, при всей его примитивности, считают лучшим. Только из соображений перепродажи могут что-то умыкнуть. Вот к драгоценным металлам имеют слабость, это да. А в основном их интересы довольно приземлённы – чтоб было тепло и сытно. В этом смысле этот регион для них находка. Немаловажный фактор – здесь больше всего электростанций с полной автоматизацией. То бишь – не знаю, как сейчас, а в 60х всё исправно продолжало работать, придти на всё готовенькое – это же их идеал.

- А этот ваш… артефакт зачем прихватили?

- Вот у них и спросим, если получится. Разобраться в его устройстве им едва ли было по уму, может, надеялись кому-нибудь перепродать… Или кто бы знал их соображения. У них такая манера – забирать у уничтоженных врагов всё, что сочтут мало-мальски ценным. Ну а понятия ценности у них сложные, местами противоречивые…

Для столь долгой заброшенности космодром был в более чем приличном состоянии, лишь кое-где истёртое покрытие вспучилось и пошло трещинами, в которые пробивалась трава. Впрочем, заброшенность нельзя было назвать абсолютной – явно с поры последнего старта здесь приземлялись не раз…

- Вон и их корабль, что я говорил! И ещё какой-то явно пиратский… Надо будет позже глянуть, что там есть полезного.