- Что?

- Я слышу их. Их много. Они ещё здесь. Они всегда здесь. Они не мертвы, хотя уже не живы…

- Да кто?

И в этот момент спустился мрак.

Видимо, успела подумать Дайенн, клуб тумана закрыл узкий просвет. И она всё ждала, когда он проплывёт дальше, рассеется… А потом поняла, что в темноте не видит ни стенок «туннеля», ни своих товарищей. И страх, страшнее этого жёлтого тумана, заполз, клубясь, обвил её ноги, не давая сдвинуться с места, сковывая движения, сковывая речь.

- Эй… Эй, кто-нибудь! – с губ срывался только шёпот, – я что, осталась одна?

- Не одна, – в темноте мелькнуло что-то, сперва она подумала, клуб всё того же жёлтого тумана, – ты не должна быть одна, ты не будешь одна.

Из темноты к ней вышел учитель Бадмагуро. Сухонький, облачённый в оранжевые буддистские одежды, выцветшие до цвета местного неба, его босые стопы ступали по песку совершенно неслышно.

- Господин Бадмагуро! Вы же… умерли?

- Разве я говорю не с минбаркой? Что есть смерть, юная Дайенн? Смерти нет.

- Я всё не могу забыть ваши слова… Когда Дэвид Шеридан говорил… про хлорциан, про особенности перевода и прочее… Я подумала, может быть, ваши ученики неверно перевели ваши последние слова? «Трое вошли под эти своды, один из них – Будда Майтрейя». Может быть, не «один из них», а «среди них»? Это может означать, что это не обязательно один из троих, может, это кто-то из оставшихся внизу, кто-то из прибывших с ними вместе?

- Будда среди вас.

- Или никто именно… Все вместе… Как мне это понять, учитель Бадмагуро? Здесь, сейчас – я как никогда ясно вижу, что потерялась… Как мне найти выход?

- Тогда дай мне руку, Дайенн. Я выведу тебя.

- Нет… нет, не могу… Я виновна, я не смогла вас спасти…

Викташ не любил темноту. По правде, терпеть не мог. Особенно когда она наступала вот так внезапно и сразу. В детстве однажды, когда у них из-за какой-то большой аварии отключилось электричество, а он как раз находился в подвальном, без окон, помещении дома… Он считал себя тогда уже большим мальчиком, но разревелся, как малыш, и не мог успокоиться, пока взрослые не нашли его и не вывели наверх, в комнату, где уже зажжены были свечи и масляные лампы…

- Эй! Эй, что это за гадость ещё?

Голос дрожал, но он старался справиться с собой. Не хватало ещё, чтоб товарищи услышали, что он боится. Страх-то – он заразен… Они где-то рядом, Андо Колменарес всего в двух шагах стоял… Главное найти ещё кого-то, или дойти до стенки ближайшего гриба, тогда, по стенкам, сможет выбраться, а там и остальных вытащит, далеко-то они там не разбредутся, некуда там – далеко…

Но ни Колменарес, ни стенка так и не обнаруживались, зато – из темноты раздался знакомый голос… Пугающе знакомый.

- Чего орёшь? Давно не маленький уже, нашёл, чего пугаться!

- Г’Вок?! Ты… ты мёртв! Тебя не может быть здесь! Ты мне кажешься! Я… сошёл с ума?

- Эвона, – улыбающийся Г’Вок сделал ещё шаг к нему, – если мёртв, так тебе уже не товарищ? Ой, Викташ, сейчас ещё начнёшь вспоминать всякие суеверия бабкины, от мертвяков охранные… брось! Опасным я при жизни был, а смерть меня от кровожадного вируса вполне излечила… Разве ты не рад меня видеть?

Дрази замахал руками.

- Г’Вок, пожалуйста… пожалуйста, уйди… Мало я тебя в снах видел? Не знаю, когда видеть-то перестану… Никогда себе не прощу, никогда, да ты, думаю, знаешь…

- Брось, дурачок! За что тебе себя прощать или не прощать? Моя глупость и неосторожность меня погубила, ты-то что мог сделать? Ну, хочешь – ну скажу, прощаю тебя! Не хочу я уходить, зная, что ты остался и мучаешься. Дай обнять и почувствовать, что лёгким стуком стучит твоё сердце…

Илкойненасу, в какой-то мере, повезло больше – он сразу инстинктивно схватился за руки Дэвида и Диуса.

- Господин Шеридан, что вы имеете в виду? Кто – они?

Диус вдруг резко отпрянул, едва не сшибая его с ног.

- Прочь! Прочь! Я не желаю тебя видеть, я не желаю о тебе помнить! – дальнейшее Илкойненас разобрать не мог, принц заговорил на центарине, лорканец смутно видел только его лицо, перекошенное ужасом, его руки, которыми он отмахивался, угрожая или защищаясь. Когда контакт разорвался, Диус медленно начал таять в темноте, вскоре стих и его голос. «Кого он увидел? К кому он может обращаться на центаврианском? Всевышний, да что происходит?»

Он почувствовал, как рука Дэвида в его руке напряглась.

- Ты? – в голосе Дэвида не было ярости, как в голосе Диуса, только страх, горечь, протест, – зачем? Зачем ты приходишь ко мне? Что я могу для тебя сделать, что я мог тогда? Я простил тебе свою смерть, ты был лишь орудием… какого ещё спасения ты ждёшь от меня? Я пытался… ты был глух…

«О чём он? Кому он это?»

Рука Дэвида тоже выскользнула из его руки, и он остался один в темноте. А потом из этой темноты к нему вышла Лионасьенне. Улыбающаяся. Как живая. Так что ненадолго он готов был представить, что, каким-то чудом, она не погибла в том взрыве…

- Ну да, теперь хоть смерть – достойная причина, почему нам никогда не быть вместе? Смешно всё вышло… Тебе не позволила твоя так и не отпущенная тобою прежняя любовь, точнее – твоё мучительное цепляние за память об этой любви, мне – слишком свежая потеря… А на самом деле – как бы, где-то другой стороной сознания, мы ни жалели об этом, это не было, и никогда бы не стало, любовью. Ты уважал и восхищался мной, а я – тобой. Да, восхищалась. Ты замечательный, Илкойненас. Любой девушке повезло бы с тобой… Да и парню, пожалуй, тоже. Так что, можешь чуть меньше винить себя за то, что меня не спас. А лучше совсем не вини. Я большая девочка, Илкойненас, и я не принцесса, которую нужно спасать. Я достойно завершила свою жизнь…

- Лионасьенне…

- Я хочу, чтоб ты жил с лёгким сердцем, без вины передо мной, которой на самом деле нет. Дай, я тебя поцелую. Уверена, при жизни у нас никогда бы до этого не дошло. И ты увидишь, что никакой страсти у нас и в помине быть не могло.

Ли’Нор вздрогнула, увидев, как из темноты проступает врачебный халат, а затем и лицо пожилого нарна – родное, любимое лицо, которое годы не стёрли из её памяти.

- Отец? Отец, ты… здесь?

- Какое место может быть слишком плохим для отца, чтобы встретиться со своим дорогим ребёнком? Я очень скучал по тебе, Ноф. Знаю, что и ты по мне. Не говори, не рви сердце, я знаю это. Знаю, что искала, что верила… и не смирилась с ужасной правдой. И винишь себя за это. Не надо. Если ты действительно любишь своего старого отца, Ноф – ты должна ему поверить, ты должна простить себя и жить с лёгким сердцем. Потому что дети не должны приносить свои жизни в жертву родителям. Это наша, родительская задача перед детьми… Позволь взять тебя на ручки, Ноф – как редко я делал это в твоём детстве, много реже, чем ты заслуживала – и почувствовать, что ты простила себя и меня…

А потом Ли’Нор увидела мать. Не «земную», другую – Литу Александер.

- Не дай себя обмануть, – прошептала она одними губами, и её глаза зажглись ярким ворлонским светом. А затем Ли’Нор увидела саму себя… как будто ею, а у её ног копошилась маленькая она – пятнистая девочка с взлохмаченными рыжими волосёнками.

- Мама, расскажи мне о своём путешествии!

- Что же тебе рассказать, малышка?

- Всё! Как вы гонялись за тилонами, а находили что угодно, только не тилонов! Там был мир, где людей превращал в монстров ужасный вирус, а ещё мир, где люди не умирали и не могли иметь детей, а ещё?

- Ну… После этих миров мы прилетели на планету странных грибов… На планету, где, по-видимому, и ждал нас тот самый корабль, который так хотели открыть тилоны. Только до него ещё надо было дойти…

- Как много планет! Нарисуй! Ну, рисуй! А то я запутаюсь!

Ли’Нор смутилась. Ну, когда-то она неплохо рисовала по памяти карты… Может, пришла пора вспомнить…

- Смотри. Вот сектор хурров, здесь Андрома, здесь Ракума, здесь Хитка. Вот здесь Брима, где живут бреммейры, вот здесь – Охран’кни, планета-пустыня, где живут носители вируса, которым самим он не опасен, а вот это – Деркта, планета аэм-лабиф, которые благодаря чудесной машине перерождаются вновь и вновь, а благодаря чудесам этой планеты – почти не болеют… А вот это – планета, куда мы направились дальше.