Лорканец шумно выдохнул.

- И они теперь вместе?

- Понятия не имею, до окончания школы они дружили, это да, а дальше мы разошлись по разным институтам… Ну, лично я знаю не так много историй, когда школьная любовь перерастала в любовь взрослую… Да разве это важно? Даже если это не любовь на всю жизнь, а кратковременное романтическое увлечение, оно тоже имеет своё место, свою роль в жизни человека. Если б ваш школьный роман не был оборван так грубо велением условностей общества – может быть, вы, прожив его до конца, и не остались бы вместе, что в этом такого страшного?

- Не знаю, – Илкойненас продолжал нервно теребить волосы, – не знаю, что сам я думаю об этом, на самом деле. Умом я понимаю – никто не может заранее знать, выйдет ли из этого чувства что-нибудь, хватит ли этой любви на всю жизнь, ведь мы узнаём человека постепенно, все же сперва хорошими сторонами показываются. И да, наверное, продлись наше общение дольше того волшебства скромных школьных встреч – мы разочаровались бы друг в друге, может, мне только кажется, что я хорошо её знал… Даже наверняка. Но где-то внутри сидит этот страх или стыд, не знаю, как лучше назвать, тоже из детства, из воспитания… У нас не принято искать и выбирать. Вцепился в одного и держись, особенно уж если сам выбрал. Верно, потому многие и боятся сходиться по своему выбору, тем более против решения родителей – это надо быть уверенным, что это настоящее, это навсегда, если вы расстанетесь вскоре – как потом смотреть в глаза окружающим, в которых вопрос, за что же вы боролись…

- Знакомая картина. То же было и при борьбе за межрасовые браки и гомосексуальные, во многих мирах.

- Да… К чему вообще здесь об этом. Просто минуты слабости будут мне уроком, что не всё я знаю о себе, не вполне собой владею… И как ни велико искушение забыть об этом, как о кошмаре, который был и прошёл, как о чём-то извне, а не из меня самого, я не должен этого позволять. Но это только моя внутренняя работа…

- Ты заранее убеждён, что объект твоего интереса отвергнет тебя, или тебя пугает сам факт? Ох… возможно, я сейчас, конечно, ломаю дрова, и нужно опять же предоставить тебе право и возможность самому преодолеть нерешительность… Хочешь, я поговорю? Ну, не обязательно прямо поговорю… намекну… Или хотя бы, зная, кто это, скажу, есть ли у тебя шансы, или… Часто, конечно, посредничество приносит больше вреда, чем пользы, но иногда это способ, неплохо работающий…

- Так с собой поговори! – Илкойненас подскочил, намереваясь убежать, скрыться, раствориться в густой ночной темноте, но ветки, покрывающие крышу, неловко скользнули под ногами, и он сел обратно, сжавшийся, нервный, злой на себя.

- Я?!

Тёмный силуэт рядом нервно колыхнулся, пытаясь принять устойчивое положение и при том не задеть плечом соседа.

- Быть может, это и не является для тебя оскорбительным, конечно… Быть может, ты сможешь, с корианским спокойствием, подсказать мне, как вести себя, чтобы не раздражать тебя… Но спокойными, незамутнёнными приятельскими наши отношения не будут уже никогда. Вот этого я боялся. И всё от того, что я не заметил, когда благодарность, признательность к тебе, цепляние за тебя, как за жизнь и рассудок, перешло опасную грань… Хотя это было б неправильно, как неправильно и то, что я вообще говорю это тебе сейчас.

- А в чём неправильность-то? То есть, да, я понял вот это всё, про живучее наследие воспитания даже там, где уже господствует доктрина о добром боге, которому не позарез лишать своих последователей всего, что только есть в жизни приятного, и принцип не признаваться в чувствах, если не уверен на 200%, что они до гробовой доски…

- Да, не признаваться! Пока ты можешь от чего-то удержаться – нужно удерживаться, таков лорканский характер.

- Ууу… Нет, теперь, конечно, я спокоен, вирус тебя точно не сломил бы, куда ему…

- Вирус, говорит Дайенн, меняет наше сознание, ведь не так-то легко заставить человека убивать. И он уничтожает самоконтроль, активируя всё то, что человек подавлял в себе, чему не давал ходу, чем бы это ни было – затаённой обидой, презрением, ревностью… Завистью.

- Завистью?

Илкойненас оставил в покое волосы и теперь ожесточённо, до боли, стискивал пальцы.

- Не знаю, как вы все, а я довольно быстро, когда заметил… это усиливающееся притяжение между Илмо и Вадимом… Я начал завидовать им, их близости, тому, как они поддерживают друг друга. В какой-то мере, как кажется мне, Вадим похож кое-чем на меня…

Эремо расхохотался.

- В плане, должно быть, удерживаться, пока возможно удержаться? Ну, не всё, но кое-что я об этом всё-таки знаю, сложно, долгое время работая вместе, не знать о коллеге хотя бы чего-то… Возможно, конечно, это по природной скромности Вадим никогда не упоминал ни о каких близких отношениях в своей жизни, но скорее – он действительно, позволь так сказать, немного лорканец… Если бы не Илмо, наверное, можно б было номинировать его на рекорд отделения, у нас всех, в смысле, небогатые условия для личной жизни, ввиду характера работы, но кому надо, тот найдёт, хотя бы иногда…

- То есть, конечно, большей частью – я был счастлив за них. Это прекрасно, и я и ужасался, и восхищался их смелости…

- Ну, я б волновался за них, но не при этих условиях. Когда твой начальник – Винченто Альтака, волноваться по поводу неуставных отношений глуповато. Впрочем, я не помню, чтоб где-то вообще придавали этому особое значение…

Илкойненас развернулся, в его глазах блеснул отсвет огней далёких окон.

- Эремо, поймёшь ли ты, если я скажу, как я, наблюдая за Вадимом и Илмо, пытался, не знаю уж, зачем, представить их чувства, посмотреть на одного глазами другого… Это было для меня нормальным и прежде, но всё же относительно разнополых пар, других-то на Лорке пока что не увидишь. А в отделении я услышал про господина Синкара и…

- И был в культурном шоке, представляю.

- Конечно, они не держались за руки или что-то в этом роде… Как и некоторые дрази, да. Вообще ничего не говорилось прямо, и это иногда сбивало с толку, но в то же время было как-то… правильно. И я не боялся говорить об этом, потому что многие говорили, потому что в этом не было никакой угрозы. Я никогда не подумал бы, что это может хоть как-то относиться ко мне. А потом случилось всё это, сначала Шериданы, потом они… И я смотрел, как Вадим держит руку Илмо, поглаживая его кисть с таким явственным наслаждением и внутренним нетерпением… что мне хотелось коснуться его тоже. Обычно подобное всё же тянется к подобному, и схожие расы скорее могут найти друг друга привлекательными. Вот земляне с центаврианами – это понятно, а корианцы, наверное, могут нравиться нарнам, хаякам, ещё кому-нибудь… Нет, понятно, есть и любители экзотики, я не стану это осуждать, это… понятно, если не смотреть на мир так, как мы, лорканцы. Не привыкать к таким ограничениям. Я понимал, что Вадим ведь вырос на Корианне, конечно, он привык видеть вас, таких… но «привык» – это просто ничего не выражающее слово. Вот как любой из вас поймёт, как это мы, лорканцы, привыкли к тому-то и тому-то? Я хотел понять, как это Вадим находит Илмо красивым, настолько красивым, что не может сдержать своей страсти, меня, наверное, обуяла гордыня, желание во что бы то ни стало разгадать эту загадку, я смотрел на него и заставлял себя увидеть его красивым. Увидеть, как можно желать этих прикосновений и поцелуев, гадать об испытываемых ощущениях. И… Илмо – нет, но какой-нибудь другой корианец… Когда я понял, что сравниваю вас, оцениваю, кто из вас нравится мне больше, это шокировало и напугало меня.

- Ну, а ты сейчас сумел шокировать меня.

- И напугать? – голос Илкойненаса дрогнул.

- С чего бы так? Да, такое действительно нечасто услышишь… Как кто-то сам себя, получается, обучал сексуальному интересу.

- Потому-то я и говорю, что сам повинен в том, что сейчас омрачает мою душу. Много наши жрецы говорили об иномирной скверне, и правильно говорят те, кто говорят, что скверну прежде всего надо искать в себе. Я лучшее тому доказательство.