Идти сама она, конечно, и подавно не могла, Алварес нёс её на руках. Идти, опираясь на плечо Гидеона, мог только Арвини. Она смотрела на проплывающие над ней верхушки светло-зелёных деревьев – ей казалось, она плывёт, река уносит её… Потом послышались голоса, и деревья над головой поредели, а затем внезапно сменились деревянным навесом. Её положили, кажется, на что-то мягкое – сквозь костюм и при общей слабости, она и в этом была не уверена. И после долгого спора, кто-то расстегнул маску на костюме, и, придерживая её голову, влил ей что-то в рот. Что-то вкусное, немного напоминающее мамин ягодный чай…

- Так устроен её организм. Он бросил все силы на борьбу с вирусом, и почти победил его, но ей самой сил осталось мало, очень мало… Это поможет. Она справится быстро, быстрее всех.

- Вы уверены, что не коснулись её руками? Кожи, рта?

- Удивительно, но, скажу вам, друзья, – Альберт пожирал глазами экран портативного сканера, – это действительно работает. Никогда не видел, чтоб эти диаграммы ползли вверх на глазах… Количество вируса в крови стремительно приближается к нулю, более того, одно из этих соединений, работающее, по-видимому, как адсорбент…

- Здоровый мир делает и жителей здоровыми, – Общая Мать опустилась рядом с Арвини, он, покачав головой, забрал из её рук небольшой кувшин и сделал пару глотков самостоятельно, – природа, мать этого мира, долго не имела детей, которым могла б дарить свою любовь. Она копила эту любовь, и теперь щедро изливает её на каждого.

- По-видимому, что-то из этого является мощным катализатором химических процессов. Интересно, что именно… Это, это и это – витамины, это – по-видимому, иммуномодулятор… Довольно необычно работающий… Я бы сравнил это с работой органелл, но органеллы направляю я, а кто направляет это?

- Мать-природа, – улыбнулась Будущая Мать.

- Э… хорошо, – Гидеон оторвался от экрана сканера, в котором безуспешно пытался что-то понять, – вы хотите сказать, что вы не болеете?

Сидящий рядом, подвернув ноги по-турецки, Хранитель энергично затряс косматой головой.

- Нет, не болеем. В этом мире неизвестны болезни. Конечно, мы помним, что такое болезнь, из нашей прежней жизни… Мы понимаем, что такое болезнь, да. Что такое слабость, и боль, и разрушение. Болезнь извне, болезнь изнутри. Ты, и ты, – он указал жёлтым загнутым ногтем на Алвареса, потом на Цэрин, – должны знать, да. Пока вы здесь, совсем не уйдёт, но будет медленно, очень медленно. Но там, в ваших мирах – быстрее. Очень, очень плохие вещи. Но не здесь, нет, не здесь.

- Но такое невозможно! Может быть, вы скажете, что здесь и смерти нет?

- Смерть есть. Конечно, есть. Как везде, хищные животные поедают травоядных, и трава отмирает в свой срок… Смерти нет только для нас. Есть перерождение, не смерть.

- Что?

- Мы не умираем. Мы засыпаем, чтобы возродиться вновь. Двести тридцать пять нас прибыло сюда, двести тридцать пять аэм-лабиф есть и сейчас.

- Из нашего родного мира мы спасли немного. Свои жизни. Это оружие, которое помогло нам отразить несколько нападений тилонов, и которое теперь подходит к концу. И машину.

– Времени? – уточнил Арвини. Удивительно, но в его лицо, напоминавшее совсем недавно гипсовую маску, вполне вернулись краски жизни.

– Она управляет временем, – кивнула Общая Мать, сейчас расставляющая на широкой скатерти блюда для тех, кто выразил готовность поесть, – но для отдельного существа. Когда мы стареем настолько, что понимаем, что наше тело устало быть живым, мы подключаемся к этой машине, и она возвращает нас вновь в то состояние, в каком мы прибыли сюда, отматывая наши годы назад. Когда мы прибыли сюда, одни из нас были лет уже преклонных, а другие ещё молоды, и нам удалось установить очерёдность. Одни из нас стареют – другие возрождаются им на смену. Машина возвращает нам молодость, забирая часть нашей памяти, иногда больше, иногда меньше. По очереди мы друг для друга воспитатели и воспитуемые. Мы передаём знания тем, кто заменит нас в свой срок, чтоб в свою очередь вернуть эти знания нам. Я – нынешняя глава нашего народа, Общая Мать, мне скоро уже двести лет, скоро придёт мне пора отправляться к Машине, чтобы вернуться оттуда вновь тридцати лет, она – Будущая Мать, кто сменит меня тогда, и будет учить меня, когда Будущей Матерью буду я. Так и у Хранителя Истории есть Будущий Хранитель, так у каждого из нас.

Гидеон, с некоторой опаской покосившись на двух аэм-лабиф, с натурально детской непосредственностью рассматривающих и ощупывающих врия, которого это, кажется, не напрягало, а даже забавляло, пересел поближе к Альберту, всё ещё, озадаченно хмурясь, изучающему показания диагноста.

– Фантастика… Нет, мы не удивлены. Мы слышали о том, что некоторые из ваших машин способны… как там точно было сказано… возвращать тело к любому желаемому состоянию. То есть, однажды ваши дети… становятся родителями для собственных родителей?

– У нас нет детей, – возразил Хранитель Истории, – никто не родился здесь с тех пор, как мы прибыли сюда – было нас двести тридцать пять душ, ровно столько и осталось. Плюс лишь две души, не наши по крови… Мы бесплодны, и не имеем надежды получить кого-то нового, кроме друг друга.

Два аэм-лабиф, закончив изучать Игласа, теперь сидели поодаль и вполголоса, видимо, обсуждали впечатления, сами явно считая, что делают это достаточно тихо. Ну или успокаивая себя тем, что гости всё равно не знают их языка, тоже резонно.

– Вот почему вы легко согласились, чтоб телепаты Земли поселились здесь. Вы и не имели надежды заселить однажды всю планету. Но почему всё так?

Хранитель развёл руками.

– Мы не знаем. Возможно, машина делает нас такими. Первые, кто прошли перерождение, были преклонных лет, возможно, машина запомнила образ бесплодного существа… Но ведь и земляне, мужчина и женщина, живут у нас только вдвоём, за четыре жизни ни разу не родилось у них дитя.

– Земляне?

Другой старик – он представлялся, когда их процессия прибыла под своды дома, но Гидеон не запомнил имени – покачал совершенно седой головой. Кажется, подумал Джеймс, это первый кандидат на встречу с Машиной в самое ближайшее время, удивительно, что эта высохшая мумия ещё шевелится.

– Триста лет тому назад были у нас первые гости. Добрые гости, которые стали нашей радостью. Корабль-исследователь, когда-то давно стартовавший с Земли, заблудившийся в космосе, прибившийся к нашей тихой гавани. Это они, мужчина и женщина, научили нас земному языку, рассказали о космосе и других мирах, которые мы никогда не увидим, что знали сами. Они увлеклись изучением нашего мира и нашей культуры, в те времена, когда они улетали с родной планеты, ещё не известны были другие миры, мы были первые живые инопланетяне для них. Земляне живут не столько, сколько занеф, они вскоре состарились и однажды мы обнаружили, что они умирают. Мы не нашли ничего лучше, как поместить их тоже в нашу машину. Машина вернула их нам в свой срок вновь такими, какими они прилетели к нам, только не помнящими ничего о себе. Мы воспитали их, взрослых телом и младенцев душой, рассказали им о их мире всё, что когда-то рассказали нам они, мы показали им их корабль… Но они не захотели возвратиться в родной мир – прошло очень много времени, сказали они, неизвестно, что там… А что здесь – известно. Они сказали, что полюбили этот мир, полюбили нас. И остались здесь ещё на жизнь, и ещё… Может быть, мы плохо поступили, что не дали им умереть, как умирают все, что воспитали их немного тоже аэм-лабиф, внешне они не похожи на нас, но внутренне они как мы… Но было так заманчиво и прекрасно – иметь рядом с собой ещё два новых лица…

Широкая морщинистая рука Общей Матери нежно перебирала волосы Дайенн, в то время как взгляд её, исполненный теплоты и грусти, переходил с Рефен на Эльгарда.

– Дети – это счастье. То счастье, которого нет у нас, возможно, поэтому оно такое заманчивое для нас… Каждый желает того, чего у него нет. Мы желали бы новых детей, которых бы мы ещё не знали, малых частиц нас самих, которые были бы и в самом деле новыми для нас… Но у нас есть другое счастье, и мы не ропщем, нет, не ропщем. Нам так хотелось, чтоб Лита осталась с нами, так хотелось увидеть, как родится её дитя, как оно будет расти… Это было бы и нашим счастьем. Но мы боялись, вдруг здесь, среди нас, в мире, где невозможно изменение, он не сможет родиться? Или же, если и родится, то уже у него, когда он вырастет, никогда не будет детей? Мы просили её, чтоб однажды, быть может, её дети посетили нас, чтоб мы увидели, какими они стали, и порадовались за них…