Фиме было тяжко от того, что она не знала, что ему сказать. Что сказать человеку, который, как и ты, приготовился сыграть роль. Роль дурачка, к которому просто на улице подошла девушка, попросилась на ночлег, и он понял, что девушка не из простых, и поскольку он знаком с разными не очень порядочными элементами, оказывающими базе разные щекотливые услуги – ну, типа поимки подопытного материала, вот он и сообразил, с кого за эту девчонку он сможет сорвать приличный куш. Он был готов к смерти. К тому, что его просто уберут, как ненужного свидетеля. Это невозможно было представить, как это может быть так, но это было так. И разве можно плакать о его смерти, если его застрелили – походя, в упор, в затылок, его не пытали, его не отдали на опыты… Об этом не печалиться надо, это надо благословлять!
– Так значит, девка, ты Эферрахтидо дочь?
Молчать. Как можно больше молчать. Таково правило.
– Отвечай!
– Да, господин генерал… Господин генерал, я ничего не знаю! Я никому дурного не хотела! Отведите меня к господину моему будущему супругу, о чём скажете, о том буду помнить, о чём скажете – забуду…
Сокрушённый вздох.
– Да не генерал я покамест, ну да ладно. Ох… девка… Ладно б парень был, а то – девка… Чего с тобой делать, век бы ты мне лучше на глаза не попадалась!
Молчать. Сжаться ещё больше, будто этими словами, словно плетью, ударили.
– Ну ведь поди же, если тебя за попроще кого, за рабочего, выдать, так ты никому же уже и не опасна? Ничего там не наследуешь, это поди ещё докажи…
Время требуется, чтобы понять – ответа ждёт.
– Как будет угодно господину… Господин мой отец выбрал мне жениха… Я ему уже обещана… я слышала, он здесь, у вас…Умоляю. Отведите меня к моему жениху, исполните волю отца моего…
– Да кому интересна воля твоего отца? Сам виноват, предлагали ему, как по-доброму… Так что извини уж, а отца своего вини, так много о себе думал, что о детях подумать не по уму ему было… Поделом ему, конечно. Вас-то жалко, понятно, и моя б будь воля – да живи ты… Но нельзя. Нет наследников – нет и вопроса больше.
– Господин! – надо ведь заплакать… а что такого вспомнить-то, чтоб не слезу даже, рыдания из себя выжать? Что вспомнить, если жизнь твоя – счастливая, и ты, жертва, перед палачом стоишь счастливая, победительница, понимаешь, у тебя правда есть, святая твоя борьба есть, а у него – ничего нет! Нет родителей там, за плечами, в Руваре – мать квашню, как всегда, месит, отец помогает оружие солдатам Галартиатфы чинить… А Галартиатфа… – господин! В чём я виновна перед вами? Пощадите, отпустите меня!
– Да ничем не виновна! – злится… каждый слабый злится… – просто надо так! Приказ у меня! Сами мы люди подневольные!
И ведь в этой-то комнате никакого компьютера нет… Вот как знали, куда вести – хотя знать не могли, конечно… А ну-ка, если…
– Господин! – с воем повалилась в ноги, схватилась за руку, пытаясь целовать, – господин, жизнь моя в ваших руках, будьте милосердны, пощадите, без отца, без жениха моего не на кого мне надеяться…
Отшвырнул – устало, досадливо, не на неё даже злясь, на обстоятельства… Сжалась в комочек у стены, проверяя на датчике браслета – успела… Часы у военного чина – ну не генерала, да чёрт, не важно, кого – больно подозрительные. Есть, слышала уже Фима, многофункциональные такие устройства… Эти же часы – и органайзер, и приказы, сигналы через них отдавать можно… Ну, ближайший-то час точно он ничего через них не отдаст. Вот информации-то на них вряд ли много было, не больно-то много удастся товарищам передать…
– Уводите её!
Попыталась заныть – честно, кажется, не очень хорошо получилось. Грубые руки схватили её, она обмякла, жалостно скуля.
– Куда вести-то? В какой блок?
– Какой к чёрту блок, ты туда час ползти будешь и обратно столько же, а поверку за тебя кто сделает? Не до того сейчас… Кинь её тут вон… к этому хотя бы. Давай, чтоб мигом, на шуры-муры у тебя времени нет! Господи… Вот надо было не раньше и не позже, а!.. Эти столичные хлыщи того гляди уже здесь будут, а у нас всё на том же месте… Ну, вот пусть зато они и думают, как там с ней дальше быть…
Аскелл сволочь. Он был отвратительно спокоен. С самого выхода из города, и вплоть до сего момента, когда чудом, иначе не скажешь, они едва не столкнулись с каким-то солдатом нос к носу. Когда в очередной раз они замирали под брюхом самолёта, и Дайенн старалась не дышать даже порами кожи, молясь, чтобы тяжёлые солдатские ботинки остановились в каких-то полутора шагах от них не по их душу, и казалось, что сердце сейчас оборвётся, а морда Аскелла хранила всё ту же самодовольную улыбочку, она могла только ещё больше утвердиться в мысли, что сердца у него нет. Или проблем с самомнением нет. В общем, чего-то у него нет. Хотя возможно, подумала она, когда лепила к брюху самолёта предпоследний «маячок» – последний на той стороне лепил Аскелл – он всё же боится. Ну, по крайней мере, что ли, волнуется. Только вот гордыня, которая, видимо, расово у тилонов развита не меньше, как склонность к очень альтернативной этике, ни за что не даст это показать. Прежде кого только во вселенной не считали образцом и эталоном гордыни… Явно надо пересмотреть стандарты.
– Что теперь? У тебя есть какой-то план? – да… Это очень удачно было, что им сумели найти примерно такую форму, в какой ходят тут технические работники… Она, конечно, успокаивала не слишком сильно – если мягко говоря нетипичные для местного населения морды издали и незаметно, то нетипичные же волосы, даже заколотые и забранные под головные уборы – вполне. Очень уж контрастируют по цвету с тёмной формой. А теперь и вовсе, перепачканные в земле и траве, с растрепавшимися гривами, они не вызовут подозрения только у клинического идиота.
– Вы полагали, госпожа Дайенн, что в отличие от вас у меня больше надежд прожить так долго? Ну, хоть какая-то польза от меня есть… Вон, видите приоткрытую дверь? Двигаем туда. За последние минут пятнадцать я не замечал, чтоб туда кто-то входил… Это, конечно, не значит, что там никого и нет…
Дайенн осторожно выглянула. Расстояние-то порядочное… Впрочем, это ведь действительно ближайший вариант. С другими шансов попасться ещё больше.
– А что там?
– Понятия не имею! Во-первых, план я наизусть не помню, во-вторых, на том плане, который у меня, далеко не вся информация. Для того Фима и должна скинуть уточнённый план, но вот, пока…
Оставалось только вздохнуть. Ну да, пока. И хочется надеяться, что это потому, что она ещё не добралась до нужных сведений, а не потому, что… уже и не доберётся…
– Ладно, при всём богатстве выбора других альтернатив, кажется, не предвидится.
Как можно было предположить, это боковой выход, оставленный сейчас открытым то ли по случаю каких-то работ, то ли вследствие хуррской безалаберности. Даже после рассветных сумерек, глаза не скоро привыкли к темноте, пару раз Дайенн обо что-то споткнулась.
– Куда теперь?
Аскелл приложил палец к губам и потянул её в один из боковых коридоров. Тут было чуть посветлее, и, к счастью, тоже ни души.
– Само это помещение на карте есть. Но без каких-либо пояснений. То ли настолько секретное, то ли настолько не важное. Интересно будет посмотреть… Там вдалеке я вижу, кажется, лестницу вниз. Часть помещений базы находится под землёй. И вот о них мы совсем ничего не знаем. Разве не любопытно бы было узнать?
Дайенн – любопытно не было. Ей было интересно, как выйти отсюда поскорее. Но Аскелл уже тащил её вперёд по коридору.
– Интересно, откуда такой оптимизм полагать, что мы так уж везде сможем пролезть? Хуррская безалаберность имеет пределы, одну открытую дверь оставили и довольно!
Тилон ухмыльнулся, быстро оглянулся и нырнул в черноту, пожирающую огромные, несуразно неровные ступени – в мелочах не парятся и тут, пришлось последовать за ним, торчать снаружи в ожидании какой-нибудь малоприятной встречи хотелось куда меньше. Ну, если подумать, в темноте прятаться резоннее… Правда, вопрос, как потом встретиться с коллегами с «Квинраса», которые как-то, убей бог не придумаешь, как, должны их вытащить…
