– Хорошо, я… поговорю с ней, – выдохнула дилгарка, слегка ненавидя себя за подобный приговор самой себе.

– И если да, вы можете помочь, как врач.

– Помочь, простите, в чём? – окончательно запаниковала Дайенн. Не хотелось прямо откровенно говорить, что она надеется не задержаться здесь настолько, чтоб получить опыт в принятии родов.

– Чтобы не было.

– Что?!

– Бедная целомудренная минбарка, – хохотнул сзади омерзительно знакомый голос, – жизнь была так хороша, пока можно было осуждать разводы, происходя из мира, где они, действительно, редки, потому что для начала заключить брак – квест, который можно пройти, только если тебе действительно очень надо…

– Аскелл!

Нет, Вален свидетель, она молилась сейчас, чтоб этот хурр наконец убрался и не попросил её ещё о чём-нибудь, что заставит усомниться в здоровье своих ушей и уповать на плохое знание языка, но она не имела в виду, чтобы заменить его этой изощрённой карой небес.

– Что? Добро пожаловать в мир, куда более печальный и несовершенный, в котором иногда дети ну совершенно некстати своим родителям. Им и одного, как понимаю, за глаза, лучше б не было…

– Аскелл, что вы здесь делаете вообще?!

– Шёл сообщить вам, что Миштуртуакко пришёл в себя. Да как пришёл! Странно, что досюда не слышно. А я сразу сказал, что принимать пациентов с алкогольными отравлениями очень плохая идея, не трогали б хоть эту форму естественного отбора… Ну, если я вас так напрягаю, где б вы хотели, чтоб я был? Получается, вам совсем не лишний помощник, который по крайней мере говорит с вами на одном языке, покуда Альберт не закончил этот проклятый ретранслятор, а учитывая, что предыдущая попытка его подключения оставила без света весь госпиталь, это и не скоро может произойти…

Миу постаралась, конечно, от души, перерыв все сундуки, которые не смогло вывезти её семейство и все шкатулки – всё золото она, конечно, обещалась отдать новому революционному правительству, разве что оставить себе кое-что особенно любимое, но пока толку с этого золота, при условиях блокады города, было немного, его не едят и им не сражаются. Вот прорвать блокаду – так можно обменять его… много на что… Ну что ж, пока хоть так послужит благому делу.

– Миу, у меня уже шея сейчас переломится.

– Ничего не переломится, у меня не ломается, а ты меня покрепче будешь. А ты что думаешь, у дочери-то этого Эферрахтидо золота мало? Да она меньше чем с килограммом и не выходила поди… Хотя говорят, она и вовсе не выходила никуда… Ну всё равно! У неё одной, поди, заготовлено для смотрин было поболе, чем у всего моего семейства разом. Ах ты ж, это с этим не надевают… Ну да и ладно… Ух ты, ну посмотри, Фима, ну красота ж какая! Всегда знала, что наряди тебя как следует – да мне рядом с тобой делать нечего! Что во мне славного – волосы только одни… Ух, ну всё, не Миукарьяш я, коли у Гуаносфато слюна не до пола будет! Позабудет всех баб, каких за всю жизнь видел… Ох, ты прости, что я такое болтаю, ай, ай! Но и вообще – да все генералы базовские твои будут, ты вот так ножкой топнешь – и никакой войны им не надо, между собой передерутся… Ой, прости-прости глупую, всё болтаю, болтаю… Однако ж хрен им, конечно, одно слово. Ох да что ж это такое, на боевую операцию наряжаю тебя, а на свадьбу-то не нарядить… Что за свадьба-то, уж не знаю, как там во времена Галартиатфы делалось, а вот как корианцы рассказывали, революционеры женятся в кожанках и с винтовками, и прямо со свадьбы отправляются воевать с врагами… Спросить надо, какие такие на вид эти кожанки, да можно ли их тут пошить, да как-то покрасившее бы хотелось…

– Это тебе корианцы рассказали? – охнула Фима, отсмеявшись после этого красочного рассказа, – а ты что, понимаешь их уже?

– Ну, мало-мало, через слово как-то понимаю, не корианский, конечно, земной, учу как могу, я ж в госпитале помогаю, а там без того никак… Ох и в шальное же времечко мы попали, Фима, ну да не жаловаться ж теперь… Эх, вот всё жалела я тебя, хотя и уважала, конечно, слов нет, а теперь смотрю – счастливее меня ты получаешься! Ну да для подруги это и радость. Ты только вернись живая-здоровая, а я с корианцев живых не слезу, нарисуют они мне честь по чести наряд этот свадебный, уж я как-нибудь соображу, чай, руки у меня к нужному месту приделаны…

– Миу… Ты это сейчас о чём?

Рыжая болтушка отвернулась, шмыгнув носом.

– Да понимаю я всё, конечно… Не водите вы даже разговоров таких, не до того ведь, такая ситуация тут… В самом деле, прямо со свадьбы на войну!.. Да только вот тут правда, и никакой свадьбы не надо, без надобности оно, когда… как сказал кто-то – венчает история… А я ж и жалела, и смеялась, и подумать не могла, что буду завидовать… Он из другого времени, конечно, и всё такое… Да вот он рядом с тобой! И вообще, вот он – одной с тобой расы…

– Миу?

– Ай, всё, прекратила болтать! Вот кстати лента очень хорошая… Папаша её купил – ещё лет семь мне было, дорогущая была, говорят – жуть! Привезли чёрте откуда, чуть не с другого полушария, здесь-то таких не делают – ты посмотри какие узоры!

– Нет уж, Миу, болтай. Всегда мы друг друга слушали, какие ни разные наши жизни. Когда это ты от меня скрывала, что у тебя на сердце? Я тебе говорю – и не узнать Миу, раньше по воздуху летала, а теперь по земле ходит. А ты всё отмахиваешься.

Миу швырнула обратно в сундук не устроившую её по рассмотрении юбку.

– А чего говорить-то? Вот и не летаю, вот и хожу. Правильно так потому что. Ходить надо, смотреть, делать. Всю жизнь мы здесь как жили? Как давали жить, так и жили. Такое вот счастье было – дочь такого-то, жена такого-то, мать такого-то. А счастье – самой по себе. Вот госпожа Дайенн например – какая же умница, какая славная! Ничья не дочь и не жена, полицейский и врач… Вот это здорово. Сколько ж всего может женщина делать! Это теперь только я и поняла, как это обидно, когда на тебя за красоту только смотрят, как цветок – сорвать и у себя дома посадить… Ты всё говорила, а я не понимала. Что красота моя, ну что она? Умной надо быть! Да мне теперь за всю жизнь такой умной не стать… Вот и что они мне, наряды эти все? Продать, да и только. Да ума себе прикупить немного… На врача выучиться, на полицейского…

– На техномага.

Миу так и замахала цветастыми тряпками.

– Ай, и не говори, не говори! Нехорошо это прямо! Разве хорошо это – так о нём говорить, будто о бездельнике соседском? Будто я эдак в шутку хотя бы ему в невесты мечу? Да он же землянин! Да он же колдун! А я кто? Что я? Ой, Фима… Ой, Фима, так он же ещё и мысли читает? Так это ж он что, всё, что я там себе думала, слышал? Ойёоооо… И вот сегодня… Ой Фимааааа… Ой, что теперь делааать… – обняв колени, Миу заревела, усевшись в кучу тряпья.

– Эй, Миу, эй, ну перестань! – Фима кинулась утешать плачущую подругу, – нет, ты прости меня, бестактная я… Но как не сказать. Всё ж я знаю тебя сколько-то, и вижу, когда ты увлечена кем-то. Да и как это не увидеть-то? Когда женщина любит – она как цветок расцветает, так говорят. Самого цветка не видно, а аромат его на всю улицу… Да вот если ж сама говоришь, что поняла, что жить надо по-новому – разве женщина должна стыдиться своей любви? Корианцев тех же спроси – пережиток это! И ничего ты не глупая! Разве глупую госпожа Дайенн в помощницах бы держала?

– Фима… Да всё ерунда и всё неважно, потому что нипочём он меня не полюбит… Я же хуррка, а для землян мы страаашные…

Фималаиф вздохнула.

– Ну, во-первых, он не землянин строго-то говоря. То есть, он человек по расе своей, но техномаги не живут в мирах Земного Содружества, а… где только не живут. И среди техномагов не только люди есть, а кого только нет. Может, и хурры есть, не знаю. Ты вот опять же, и об этом с корианцами поговори. У господина Алвареса тётя в юности была хорошо знакома с одним техномагом…

– Хорошо, смотрю, всё у господина Алвареса с родственниками, – улыбнулась сквозь слёзы Миукарьяш, – Элайя Александер это же ему брат?

– Да уж не Илмо Схевени, человек же… Ух, тебя не было, зашли мы раз зачем-то ко мне домой… Забыли, зачем зашли! Матушка, как услышала, что это Вадим Алварес, так стряпню побросала, я только головой вертела, она его вопросами засыпала! Так сокрушалась… Вот его бы сюда, он, мол, навёл бы порядок… В общем, а во-вторых – ты хоть с тем же Алваресом поговори, хоть с кем из пришельцев. Это у нас тут дело невиданное, а в мирах Альянса кто только с кем ни женится… Тот же Алварес наполовину центаврианин, а оно не больно и ближе к землянам, чем хурры-то. Ну а не успокоишься – так я ж на базу иду! А там тилоны, говорят, кишмя кишат. Вот отберу у которого-то этот прибор мудрёный, и решай свои проблемы радикально! Уж не знаю, узнаю ли я тебя в земном обличье, вдруг ты вовсе беловолосой станешь или наоборот… такие у них есть, с чёрной кожей…