А вот стоят на углу, у заброшенного сарая, уцелевшего от пожарища, молодёжь. Та молодёжь, что в происходящем, может, и мало пока поняла, но интуитивно, на чувственном уровне, была в восторге. Эти молодые люди устали от власти своих семей, от обязанности пресмыкаться перед теми, кто сильнее и презирать тех, кто слабее, от насильственных браков и повсеместной лжи. Тут Сажарлако, племянник главного инженера с минерального завода, и Сазундорахо, сын ведущего судебные книги, и Алганаморхо, сын учётчика казначейства и внук Ревнителя Веры (примерно так здесь назывались священники). С ними стоит и Лалиш – дочь владельца винного магазина, она коротко остригла волосы, на ней мужские брюки – при всей балахонистости, они всё ж удобнее, чем пышные юбки. Анархисты. Сажарлако с семьёй поссорился, живёт теперь в Городском Управлении, где квартируется войско Галартиатфы и часть пришельцев, днями вместе с товарищами занимается обходом туннелей, описью их состояния. Сазундорахо пришёл в дом дяди – начальника тюрьмы, вместе с судьёй и прочими предпочетшего сбежать, взял ключи и выпустил всех арестантов. Арестантов было-то 24 человека, тюрьма в Руваре ещё меньше госпиталя, за что-то мелкое жандармерия просто бока намнёт да отпустит, а за что серьёзное можно и жизни лишиться, а всё же такой масштабной амнистии Рувар не знал. Семья была в истерике, Сазундорахо было плевать. Алганаморхо начал с того, что отказался вместе с дедом и родителями покидать город, а продолжил тем, что сказал, что в гробу он видал быть следующим Ревнителем Веры, да и работу в казначействе видал, в общем-то, в том же гробу. А Лалиш пришла к Галартиатфе и сказала, что её помолвку с жандармским офицером Камаркуаро следует считать расторгнутой, и если он посмеет на неё покушаться – следует его арестовать, хоть он и офицер и задушевный друг семьи судьи. Для женщины это, мягко говоря, большая смелость, семья теперь Лалиш на порог не пускала, но той мало печали, она пошла жить в дом Алганаморхо. Замуж за него, правда, пока не собиралась, тут всё-таки выжить сначала надо, а потом о замужах думать.
– Нас обсуждают, – хохотнул Илмо, всё-таки не заметить взгляды, периодически бросаемые на них компанией, было сложно.
– Понятное дело, обсуждают, – кивнул Вадим, перебрасывая ружьё на другое плечо, хуррские ружья такие тяжеленные, что понятно, почему у всех жандармов и военных такие квадратные фигуры, кто-то субтильнее эту штуку просто долго не удержит, – тут как ни сдержанно себя веди, а глаз у жителей таких маленьких городков острый…
Хурры, кроме того, что ксенофобны, ещё и очень гомофобны – ну, для отсталой расы иное было б странно. Вершиной терпимости пока что были Галартиатфа – вот это было вообще сюрпризом, от человека-то, жившего 500 лет назад, и Забандиакко, с которым было несколько сложных морально и продуктивных по итогам разговоров ещё на Ракуме – Вадим с Илмо тогда ещё как-то не палились, а про переводчиков-то всё известно. Забандиакко заявил, что по итогам всего этого в жизни его больше ничего не удивит, и что в постельные дела инопланетников даже и вникать не собирается и другим не советует, в иных мирах какой только дичи не бывает, некоторые вон не на два, а на три пола делятся, ну так что ж теперь, такими их бог создал. Предупредил просто, что хоть он со своими ребятами разговор составил, но мало ли, так если будут какие проблемы, чтоб ему сообщали, он быстро мозги вправит. Не хватало ему ещё тут внутренних свар… А Галартиатфа удивил всех, заявив, что нетерпимость к однополым связям – это тоже внушено простому народу богачами, которым нужно, чтоб побольше рождалось для них рабов и чтоб процветала традиция торговли невестами, соответственно, кто от этого уклоняется – угроза их прочному положению. Ведь тот, кто не обременён необходимостью кормить десяток иждивенцев, страхами, не откажут ли в хорошем браке сыну или дочке – уже не будет так покладист и сговорчив. Потому-то и женщинам запрещается работать – не для удобства мужчин, не для заботы о самих женщинах, а для того, чтоб они висели на шее своих мужчин кандалами. Потому и контрацепция на Андроме мало распространена – хотя во времена Галартиатфы её и вообще не было, рабы должны рожать как можно больше новых рабов. Если часть поумирает от лишений – что ж, это вселяет в сердца родителей покорность перед судьбой, тем смиренней они будут работать, чтобы сохранить хотя бы остальных детей. Хурры современные слушали, разинув рот – но спорить не решались, к гостям из прошлого многие испытывали прямо-таки суеверный страх.
– А почему ты не думаешь, что это самый что ни на есть примитивный обывательский интерес? Как мне показалось, многие женщины на тебя просто обычным женским взглядом смотрят, ну а мужчинам, соответственно, интересно, с которой-то у тебя что-то было или будет.
Вадим вытаращил глаза.
– Ты это шутишь сейчас? Чтобы добропорядочные хурры, да посмотрели на инопланетян?
– Ну, мы не раз по работе наблюдали, что не добропорядочные – очень даже смотрят, так что само по себе невозможного нет. Вадим, здесь рушатся основы, здесь многое становится нормальным. А для молодёжи закрутить такой роман было б вызовом обществу… Молодёжь, на которую долго давили, при первой возможности идёт в отрыв.
– Да я же… Мы, по их меркам, безносые. Им, может, те зенды понравились бы… Жаль, ты их не видел…
– Странное мнение, что понравиться может только подобное, особенно когда сам такому мнению опровержение. Ты действительно не видел, как вокруг Ви’Фара бабы вьются? А в госпитале их чего столько? Это ж какой удар для многих был, когда узнали, что Дайенн – женщина…
Вадим посмотрел на друга кисло. Есть тут, чему улыбаться! Если и в самом деле на какую-то долю это соответствует реальности – это ж, чего доброго, жди в морду совершенно ни за что, хуррские мужчины народ горячий и к культурному разрешению подобных вопросов по умолчанию мало склонный. Его морде, конечно, не привыкать получать за женщин, с которыми у него ничего не было и не планировалось, но как-то некстати сейчас.
Да, если уж о госпитале… До госпиталя – «нового», который владетельский дом, было ближе, но пожалуй, нет. Помыться, после второго дня дежурства в такой-то духоте, нужда была уже зверская, а чего уж не было в здании Управления, где они, как и многие, разместились, так это ванных. В общем-то, и странно б было, если б были. Воины, кто не слишком стеснительные, ходили к новым товарищам из новоруварцев, кто слишком – в старый госпиталь, который как раз был недалеко. Обе ванных там, правда, были в аварийном состоянии, но хурры народ выносливый, философски воспринимающий даже падающий в ванну во время мытья пласт штукатурки. Вчера, правда, в мужской ванной таки порвало давно обещавшие это сделать трубы, и сегодня несколько новобранцев совместно с наиболее здоровыми из пациентов проводили невиданный по масштабам и дерзости ремонт – трубы на замену взяли из дома Варахалито, после владетельского это был самый большой и богатый дом в городе из ныне пустующих. Так ему и надо, в общем-то.
В доме владетеля ничего такого не ожидалось, трубы там были в достойном состоянии и ванные – роскошнейшие, по хуррским, конечно, понятиям. В этом, строго говоря, небольшом бассейне могло одновременно мыться человек 20… И вот в этом и была проблема. Илмо было б просто неловко занимать ванную и тратить столько воды для них двоих, а Вадим был слишком стеснительным, чтоб мыться в большой компании, да и… ну, не очень-то легко б было это делать, учитывая вот эти-то все шепотки за спиной.
Это существенное отличие хуррских традиций от, к примеру, земных на Ракуме было не увидеть – на Ракуме рабочая обстановка и чисто мужской коллектив. Поэтому общие душевые – так уж надо, потерпите. А вот в жилищах – совсем иное дело. В приличных домах ванных, между прочим, минимум две – потому что мужчины и женщины моются раздельно и даже без крайней нужды не входят в ванные другого пола, уборка в мужских ванных – единственный вид работы по дому, которым мужчины семьи не гнушаются, но чаще, конечно, это поручается слугам – тоже мужского пола. Таково хуррское понятие чистоты. Это туалеты могут быть общими, туалет-то такое дело, вошёл, испражнился, вышел. А ванная – место практически святое. Беднота потому и считается народом грязным, что моются в одном помещении – не вместе, естественно, боже сохрани, обычно в доме даже разные дни для мытья мужчин и женщин, но всё же. Беднота, для экономии воды и времени, могут мыться по нескольку человек разом – отцы с сыновьями, братья, дяди. Приличный человек себе никогда такого не позволит. Отцы моют малолетних детей (опять же, одна из немногих обязанностей по уходу за малышами, которая лежит на мужчинах, не на женщинах), внуки моют немощных дедов, но даже братья или сёстры избегают мыться вместе. Это считается грязным. А у бедноты норма жизни, когда мать моет всех детей, без разбора пола – отцы на работе так устают, что им этого вот только ещё не хватало. А уж если взрослые, половозрелые юноши или девушки моются вместе – с тем же успехом они могли б предаться разнузданной оргии прямо на улице, эффект будет тот же. Пациенты, понятно, этими условностями пренебрегали – частью потому, что инопланетяне ж, будто если будут их соблюдать, то хурры их за своих примут, частью вынужденно, по физической слабости – тут дай бог до туалета и обратно самостоятельно ходить, а мытьё дело посложнее. А Вадим и Илмо решили, что нервяков в жизни и так хватает, поэтому направились к дому Миукарьяш.
