Миу фыркнула.

– Вот, смотри, – Фима остановилась и вытащила из-за пазухи что-то, видимо, очень хрупкое и драгоценное для неё, – я нашла это в прошлый поход. Нашла ведь, хотя бы уже что-то…

Миу вытянула шею, заглядывая через плечо подруге.

– Рисованный, что ли?

– Естественно, фотографии тогда ещё не было.

– Ну, нарисовано-то очень хорошо, прямо грамотно так, за фотографию сперва принять можно… А всё равно, не доверяю я рисованным-то изображениям. Нарисовать что угодно можно. Так-то если посмотреть – красивый… Ну, то есть, как по мне – староват, конечно, и вообще лицо мог бы и попроще сделать… Но может, это просто так нарисовали…

– Тебе не нравятся слишком серьёзные, – улыбнулась Фима.

– Ну наверное, не нравятся. Ай, не знаю. Вот если так посмотреть – Аыркрамто этот зануден до невозможности, только и знает, что про своё жутко важное положение рассказывать, если послушать – так он не младший инженер будто, а капитан звездолёта! Но Ластамара или этот Кируадаффо не лучше. Сами себя считают весёлыми и заводными… Дебилы конченые… А этот как, популярностью у женщин пользовался?

– Ну, женат не был, – Фима издала короткий смешок.

– Чего ж это так? Ну, что не женат, это правда, ничего ещё не значит… Не хотели, видать, за него никого отдавать, а с новыми-то порядками город уж недолго простоял… Хотя, всё равно ж некоторые успели пожениться… Много он, наверное, счастливых пар так устроил, да? Жалко, недолгое у них счастье было… Да неужто ни одна женщина за него замуж не захотела? Или ему никакая не нравилась?

– Миу, ну ты всё только об одном думаешь! У него было дело, такое, с которым не до личной жизни… – Фима бережно взяла из рук подруги ветхий рисунок, некоторое время смотрела на него, закусив губу, руки её заметно дрожали, – удивлена, что ты назвала его красивым. Хотя я правда считаю его красивым… Знаешь, я часто пыталась представить себе, как он выглядел. И никак не могла, лицо мне представлялось как в тумане, светлом тумане… Но когда увидела – поверила, что он такой и был, он таким и должен быть. Красота – она пустое, Миу… Богатые женихи нашего города – красуются, всячески выставляют себя, а ты нос от них воротишь, хоть и не можешь порой объяснить, почему. Я думаю, инстинктивно, потому что видишь, что нет под красотой чего-то важного, одна пустота и бахвальство… Трусливые, поверхностные они люди. Видишь, в этом лице ум и воля. Это не пустая оболочка, без души… Пойдём, Миу. Может быть, сегодня мы и не дойдём до… Если б только я могла знать, где он был… где он был, когда…

Миу тронула Фиму за плечо.

– Э, да ты не плачешь, подруга?

– Нет-нет, не плачу.

– Ох, совсем ты ненормальная, Фима. Ты это что же, в мертвеца вздумала влюбиться?

Фима досадливо фыркнула, усилием воли отгоняя слёзы, сунула рисунок обратно за пазуху.

– Он как никто, заслуживал жизни… Он, и город… Почему же так мало я могу, Миу…

– Ну ничего себе, мало! Ты по этим страшным норам километры исходила, каждый камушек переворачивала, сколько нафотографировала – представить страшно! Другие с техникой, с командой, со всем, что нужно, столько бы не сделали. Ох, если б ты эти свои труды издать могла… Может, можно как-нибудь мужской псевдоним взять, или через подставного кого-нибудь?

Девушки с огромным трудом взобрались по дребезжащей конструкции – рухнувшая крыша правого крыла Малого Судилища, чтобы перебраться в следующий тоннель.

– Изломанный, искалеченный город… Похож на птицу, рухнувшую на камни, на дно ущелья… Но он не мёртв, не мертва мечта о полёте. Мы в долгу перед этими людьми, их именами, их историей… Как они могут обрести покой, пока мы не поднимем обратно к небу правду о их жизни…

Миу вскрикнула и больно впилась в руку Фимы. Из-за поворота вынырнул сперва яркий конус света, затем трое… Девушки попятились, Миу ободрала ногу об острый железный край – и не заметила, ужас, охвативший её, был впереди каких-либо вопросов, слишком уж лица неожиданно встреченных не сулили ничего хорошего. Двое были в военной форме, как солдаты с базы, а третий…

– Ластамара, ты что здесь делаешь? – пискнула Миу, тряся головой – не видение ли?

– Это ты что тут делаешь, Миукарьяш? Ты ж должна сейчас на свидании быть.

– Ага, с тобой, козёл!

Губы парня скорбно дёрнулись.

– Жаль, Миукарьяш, ты ведь мне и правда нравилась. Не хотел я для тебя такой судьбы. А теперь придётся и тебя забрать.

– Куда это забрать?

Фима покрепче перехватила шест, готовясь защищаться. Наивно для слабой девушки надеяться одолеть троих взрослых мужчин, но без боя она не сдастся точно.

– Ну что ж ты дура такая, Миукарьяш. Зачем же ты сегодня-то попёрлась. Посидела б с Кируадаффо, а там бы и я подошёл… Всё бы хорошо было. И не ходила б ты больше в эти тоннели, сама ж говорила, тебе не нравится тут…

– Ты то ли рехнулся, Ластамара? – девушка судорожно озиралась, путь отступления был, мягко говоря, под вопросом, запрыгнуть на крышу так же легко, как спрыгнули с неё, не получится, – что это вообще такое? Мы никогда не слышали, чтоб в тоннелях гулять запрещено было! Мы закон не нарушали! Зачем здесь солдаты? Имей в виду, мой отец тебе…

Ластамара рассмеялся.

– Твой отец? А что он может? Если б твой отец был Гуаносфато, может, и мог бы… А кто-то мельче мне не начальник.

– Балованная ты, – грубо гаркнул один из солдат, – много воли тебе дают, так с мужчинами разговаривать. Больше воли у тебя не будет. Айда, сестрички!

– Лапы убери!

– Ни шагу дальше! – лицо Фимы было бледным, как полотно, её всю трясло, пальцы, сжимающие шест, посинели, – вы не жандармы, чтобы нас арестовывать, сидите на своей базе, занимайтесь своими делами!

Солдат, ухмыльнувшись, сделал резкий выпад и схватился за шест, выкручивая Фиме руки. Миу повисла на нём, как кошка, метя в глаза, он отшвырнул её, как пушинку. Острый камень пропорол ей при падении плечо, она взвыла от боли и ярости.

– Пошёл прочь, скот! Отцу скажу! Брату! Свету белого не взвидишь!

– Ламо, да тюкни ты её, не ровен час, до города доорётся! Зря мы тут эту выпасали, пока подальше зайдёт?

Фима, которую солдат схватил за волосы, шипела и билась, пытаясь сбросить мешающий движениям рюкзак.

Вдруг что-то просвистело над головами, что-то негромко хлопнуло, одного из солдат – кажется, Ламо – словно отшвырнуло невидимым ударом.

– Отпусти женщину, подонок, – раздался сверху спокойный, очень молодой голос.

– Кто там? – хватка солдатской лапищи ослабла, и Фима тоже смогла поднять голову. На уступе, в проёме частично обрушенного тоннеля уровнем выше, стоял человек, по виду землянин, темноволосый, в тёмной одежде – большего Фима не разглядела, – подвигов захотелось? Ластамара, сними этого говоруна!

«Говорун», не дожидаясь, пока Ластамара выхватит оружие и прицелится, спустился сам. Миу вытаращилась, не веря, что видела действительно то, что видела – человек спустился прямо по воздуху.

– Земной мальчишка? Ты что здесь делаешь?

– Проходил по делам, – в голосе и тёмных глазах землянина – Фима прикинула, что он и правда должен быть очень молод, наверное, младше их даже, такие гладкие лица у очень молодых землян и детей – звенела ядовитая насмешка.

– Ну вот и проходил бы, – Ластамара, решивший, что стадия переговоров закончена, выбросил кулак… И отлетел, как Ламо до этого.

– Не терплю, когда так обращаются с женщинами. Не терплю и не прощаю. Но я рад нашей встрече, ребята. Судя по вашей одежде, вы с базы. Сейчас вы мне кое-что расскажете – и о том, что вам нужно было от этих женщин, если только вы в самом деле не решили так обзавестись невестами, и ещё кое о чём…

Ламо, грязно ругаясь, поднялся на ноги и выхватил оружие. Незнакомец едва уловимо шевельнул пальцами, словно задел невидимую струну, и пистолет в руках хурра вдруг превратился в змею. Настоящую живую змею, причём, против всякого закона сохранения массы, огромную, с тёмным, покрытым острыми шипами телом. Она моментально обвила его руку, хурр, увидев перед глазами тупую оскаленную морду, только жалко пискнул.