– Ладно, у меня можно сказать, что были… ну, не комплексы, может, но сомнения, из-за моей нестандартной физиологии, которая не каждому ещё подойдёт… А у тебя что?
– Насчёт нестандартной физиологии… не отговорка, у тебя вон… светлый пример дяди, которому ничто не мешало и не мешает. А я… ну, я всё-таки не совсем пропащий, у меня была Энар… И Альето, если уж честно…
– Альето? – Вадим едва ли не подпрыгнул, – это… тот твой приятель с параллели, или я это путаю?
– Ну да. Не важно, это было один раз выпимши в стройотряде… А, нет, два, если считать поход… Ну, когда у нас оказалась дырявая палатка… В общем, мы не только портвейном грелись. Но тогда это было без… В общем…
– Совместное самоудовлетворение, то есть.
– У людей попроще это взаимодрочкой называется. Не важно, в общем. Потом Альето нашёл себе Лаанса, а я Энар… Так, ладно… Давай… надо идти, пока они не решили, что мы здесь утонули, раз не утонули в болоте.
Вадим, опираясь о борта ванны, медленно поднялся, шипя.
– А может, и хорошо, что так вышло… По крайней мере, ни у кого не будет вопросов, чего это я еле ползу и постанываю.
– Ты бы всё же Дайенн показался.
– Нет уж.
– Там она тебя осматривать всё равно не будет.
Всё так же с помощью Илмо Вадим облачился в то, что им наскоро смогли найти на смену – размера на три великовато, ткань для тела довольно жёсткая, но пока сойдёт и так. Главное – что сухое и чистое.
– Как хорошо, что мы с тобой, как обычно, занимаем одну комнату. Всё хорошо, младший Даркани, эту ночь, по крайней мере, ты имеешь право заснуть без мыслей о пришельцах и их заговорах. А утром мы определимся, как действовать дальше.
====== Гл. 22 Молитвы самоубийц ======
Маленькое пояснение, возможно, несколько запоздалое, для читателей, если они у меня есть. В разговоре промеж собой любые расы – корианцы, минбарцы, хурры, кто угодно – говорят о себе “люди”, и это не косяк, а отсутствие возможности в русском языке показать разницу между human и people.
Виргиния отдала распоряжение ранкезским кораблям окружить капитулировавшие громахские и отконвоировать их к месту предполагаемой посадки, после чего остаться сторожить, чтобы искушения вернуться на поле боя и не возникло. Бой, по всей видимости, подходил к концу – отдельные группы громахских кораблей ещё отстреливались, но их оставалось всё меньше. Первые прорвавшиеся ранкезцы уже десантировались на Громаху, на посланное Так-Шаоем предложение о капитуляции, кажется, ответа пока не было…
– Я на месте, – сквозь множество помех донёсся до неё сигнал Талик, – всё хорошо, держусь…
Виргиния покачала головой – движение это у лекоф-тамма вышло довольно неловким и забавным. Синхронизация у Талик плавала где-то на уровне 30%, на то, чтобы двигаться, держать под контролем то немногое, что было доступно, уходило нереальное количество сил. Виргиния, получая вместе с сигналом некие общие сведенья о состоянии систем, поражалась, откуда их в этой женщине столько. Согнувшись в три погибели в морозильной камере она явно чувствовала бы себя лучше – там, по крайней мере, не нужно б было двигаться, при ощущении, что на руки и ноги подвесили по хорошей ледяной глыбе, а в позвоночник постоянно упирается кромка лезвия. И при том Талик удавалось держать контроль, не позволяя машине увеличивать температуру раньше времени, всё равно что голыми руками зажимать пасть разъярённому дракону, не позволяя ему выдохнуть огонь и сжечь всё вокруг…
Господи, ну нелепо же всё вышло. Если бы она только успела бы сюда раньше! Хотя, всё равно ещё часа три минимум вот эти её отсюда не отпустили бы… Как ни крути, всех не прикроешь. И Колменарес вот тоже успел улететь, не раньше, не позже… Впрочем, разве хоть его, хоть того же Илкойненаса Талик смогла бы просить ринуться в самое пекло? Как-то сложно о подобном просить…
Новый сигнал от Талик был нервным, растерянным всплеском. «Они окружили меня, я «отпустила» систему, мотор греется, но медленно… Если они успеют… Готовятся стрелять… Что мне делать?» Виргиния чертыхнулась. Издалека чем поможешь? Только советом, действительно… А как поможешь, совершенно неподготовленному пилоту полуразбитой машины на совершенно другой нейросенсорной основе?
Впрочем, принципы-то всё равно похожие… «Талик, успокойся. Тебе нужно заставить их сгрудиться и напасть, так? Продемонстрируй им слабость, раззадорь их. Не используй орудия дальнего действия, лучше всего – режущие лезвия. Они ещё целы?»
Демонстрировать слабость – это, положим, Талик даже советовать не надо, слабость и так при ней. Но ведь враг должен не заподозрить никакого подвоха. Значит, лекоф-тамма должен двигаться, должен пытаться сражаться, словно бы из последних сил. Она скидывала Талик образцы своих команд, надеясь, что она сможет перевести их на язык своей системы… Был бы её аппарат хотя бы тоже человеческим…
Виргиния ещё раз «перебрала» все позывные. Лекоф-тамма образовывали среди них особую, отдельную группу. Сейчас самым ровным, спокойным был сигнал лекоф-тамма Колменареса – он равномерно ослабевал по мере удаления в сторону Хитки, но это угасание было незначительным – радиус чувствительности машин таков, что хватит как минимум до Бримы, если господам полицейским зачем-нибудь вдруг приспичило бы отправиться туда. С некоторым удивлением Виргиния осознала, что чувствует сигнал лекоф-тамма Эркены – сигнал шёл с Ракумы и был стабильным, что означало, что лекоф-тамма, по-видимому, стоит в ангаре и, скорее всего, разделён с пилотом… Хотя здесь нельзя поручиться – у Эркены ведь тоже довольно низкая синхронизация. Виргиния насилу отмахнулась от тревожных мыслей. Какого чёрта он вообще полез… Знал, очень хорошо знал, какой это риск и почему… До сих пор ему везло, он не попадал в ситуацию, когда низкая синхронизация окажется критической, когда рефлексы его тела войдут в конфликт с запросами системы, и она отключит его – как норовистый конь сбрасывает с себя неподходящего седока, или, быть может, как организм исторгает эмбрион с другим резус-фактором… В следующую минуту, впрочем, нечто новое отвлекло её от этих печальных мыслей. Сигнал второго лекоф-тамма, Илкойненаса, изменился. Пребывавший до сих пор в стазисе, он был активирован… Но, судя по болезненным, судорожным всплескам, это был не Илкойненас. «Что за чёрт?»
Лионасьенне медленно шла, опираясь о стену практически всем больным, усталым телом. Ноги подкашивались и разъезжались, перед глазами всё кружилось и плыло, но страшнее было ощущение пустоты, разрывающее изнутри и жгущее снаружи. Лионасьенне слишком хорошо понимала причину, природу этой тоски, и бороться со слабостью тела было легче, чем с тоской. Врач надеялся, что по мере удаления увечного лекоф-тамма прочь от их корабля ей станет легче.
– Она ведь не ранена, ни один удар не добрался до сердечника. Это следствие высокой степени синхронизации, на неё спроецировались повреждения, полученные машиной, и продолжают проецироваться.
Лионасьенне понимала, что, видимо, она должна как-то прекратить это, ведь её машина летит сейчас к месту своей гибели, и будет, наверное, как-то неправильно, если она унесёт жизни сразу двух пилотов… Но к сожалению, она видела тому только один способ. Здесь, совсем рядом, она чувствовала лекоф-тамма Илкойненаса – не получивший никаких существенных повреждений, он влёк её своей здоровой, успокоительной пульсацией, это могло её излечить, перебить эту связь…
Илкойненас поймёт. Он ведь летел сюда единственно для того, чтоб не дать ей умереть… При воспоминании об этом Лионасьенне грустно улыбнулась. Сперва она думала, что его симпатия – обычный интерес мужчины к женщине, и очень злилась на него. Но нет, это другое, чему и определение подобрать сложнее, по крайней мере, сложнее выразить словами… Уважение, сострадание… Ответственность даже, быть может… Она остановилась у последних дверей, переводя дух – волна от лекоф-тамма была почти осязаемой.
Всё ощущается совсем иначе, чем при первом соединении с её прежней машиной. Хотя это соединение будет тоже первым, но у лекоф-тамма уже был другой пилот до неё, и у неё уже была другая машина. Будет в чём-то легче, в чём-то тяжелей. Но машина не отторгнет, совершенно точно, не отторгнет…
