Дайенн отвлеклась на размышление, как всё-таки надо представлять гроумскую красавицу. Не так много женщин она успела рассмотреть во дворце Так-Шаоя, чтоб, даже слыша, что такая-то красива, а такая-то не особо, выделить и опознать эти критерии.
– Ну да сколько сопли ни развози, будет так, как будет. Вон ребятам на передовой легче, что ли. Ясно ж, будь каждый храбр как пьяная птица, домой не все вернутся. Кому-то на войне и погибать надо, такое дело. Но так тошно, если Архан даже судьбы моей не будет знать…
– Я уверена, она знает главное – что вы любите её.
Гроум ополовинил стакан с чаем – Дайенн невольно передёрнуло, вкус этого пойла она, увы, знала, налила как-то по ошибке.
– Нет, страшное оно дело, что ни говори – лежать, вспоминать, переоценивать жизнь свою, думать, все ли долги отдал – не денежные, понятно, имею в виду, с денежными проще всё… Все ли слова сказал, какие надо, и каким тебя помнить будут… Вибап тут сказал, мол, будь у него такая жена, так он бы сроду никуда не дёргался, жить бы не мыслил без того, чтоб каждый день с ней миловаться. Ну, это уж как знать, тоже он по натуре своей беспокойный бродяга… Я-то так думал – надо время от времени расставаться надолго, чтобы не надоесть друг другу, чтоб свежесть чувств беречь. Потому как любовь любовью, а характер у меня не подарок, а женщина век в долгу не останется, всё же у наших женщин некоторое достоинство есть… Хоть и из скотства мы все вышли, в смысле Громахи-то, но вот если с хуррами сравнить – небо и земля. У хурров женщина вообще не человек, обслуга для хозяйства и размножения, в большинстве своём тупая беспросветно. От такой, пожалуй, и в такие вот прекрасные края сбежишь… У нас женщины и образование, и должность иметь могут, женщина и Марги может стать. Ну, вот на Талик посмотрите – быть ей Марги, вот просто к гадалке не ходи. Так-Шаой её побольше, чем сына-то, любит. Эх, знать бы, как оно всё там сейчас… Да поди, скоро узнаем, как глушилки-то Маргусовы отключат. Вы за нашу победу болеть, понятно, не обязаны, хоть и болеют некоторые – из своих, конечно, резонов, ну так что в том неправильного?
– Вы имеете в виду корианцев? – Дайенн в следующий миг устыдилась, что произнесла это вслух, потому что Даур уставился на неё удивлённо.
– Да нет, я дрази и нарнов имею в виду, которым покой на границах надобен и торговля с Ранкезой напрямую, а корианцам-то что, где они и где мы.
– А чем интерес корианцев хуже, чем любой другой? – тихо и холодно произнёс Дэвид, – тем, что не импонирует лично вам? И ради этого можно не принимать во внимание, что перемены в Автократии реально дадут миллионам что-то похожее на жизнь, а не существование? Прогрессивно – это не значит идеально, это значит – лучше, чем было. А лучше, чем сейчас на Громахе – не сложно… Да, корианцы не идеализируют ранкезскую модель. Зато её идеализируют громахцы. Вашему миру не предпочтительнее ли иметь дело с чем-то более цивилизованным? Или будете морщить носы на тему захвата власти, свержения законного правительства и всё такое? Вроде бы, это не в принципах Альянса. В принципах Альянса стоять в стороне, не вмешиваясь во «внутренние дела», а потом принять любой итог… Чем вам такой не по нраву? Будто, в самом деле, Марга Тейн – это законно избранное правительство, выразитель воли народа – ну хотя бы в земном смысле, где этот «народ» хотя бы формально не можно перечислить поимённо?
– Кажется, вы уже не считаете себя гражданином Альянса, господин Шеридан? – спросила Дайенн резче, чем ей самой хотелось бы. Голубые глаза переводчика сейчас были тёмными, как море в грозу, и что только не метали молнии, и где-то на задворках перегруженного всем этим, чего уж слишком, чересчур, сознания мелькнула странная мысль, что не стоило б злить того, чья сила, уже известно, способна на ужасные вещи… – может быть, и минбарцем тоже?
– А я минбарец? – ответ был вполне в тон, Даур, кажется, попытался что-то сказать о том, стоит ли им ссориться из-за чужого для них обоих мира, Дайенн запоздало пожалела, что разговор их происходит на земном, а теперь как-то поздно переходить на минбарский, – я минбарец всегда в сравнении с землянами, скажите, только честно, что не считаете так. Я действительно рад, что рос на Минбаре, потому что в противном случае пришлось бы расти на Земле, но я не стал своему миру полностью своим, я оставался чуждым элементом, который внешне, показательно – приняли, но вздохнули с облегчением, когда я стал бывать в этом мире наездами, передав роль объекта невысказанного раздражения, в частности, вам.
– А Корианна, значит, приняла?
– По крайней мере, в большей мере, чем Минбар. По крайней мере, когда корианское общество смотрит на меня с недоверием – это не из-за волос или рогов. Так что вам не нравится, госпожа Дайенн? Гражданские войны? А что, можно было ожидать, что Маргус однажды утром проснётся с осознанием, что тирания – это плохо, и намереньем покаяться перед народом? А народу пока жить с надеждой, что следующий Маргус будет получше нынешнего, допустим, чуть снизит налоги и даже из тюрем кого-нибудь амнистирует, бывало ведь такое? Смену шила на мыло корианцы овациями не встречают, но для них совершенно очевидно, что доносить марксизм легче до тех, в ком уже хотя бы отчасти проснулась гражданская сознательность, до грамотных, имеющих самоуважение рабочих, а не нищих забитых рабов, счастливых уже тем, что живы, дышат. Конечно, доведённые до ручки люди тоже способны на многое… но сколько бунтов на Громахе было утоплено в крови или захлебнулось в жалких подачках. Когда силы разобщены, народ задавлен тяжёлой работой и постоянным страхом, ни оружия, ни связи, ни толковой организации – так и бывает. И очень хорошо, если перемены в своей жизни гроумы будут воспринимать не как единственно милость Так-Шаоя, но и как собственное достижение. Или всё дело в том, что вы боитесь осуждения старших за сопереживание мятежникам – как будто, в самом деле, в здравом уме можно сопереживать Марга Тейн, или как будто можно в этом вопросе действительно остаться в стороне, где-то над – жизнями и страданиями живых людей… Почему бы вам не принять как данность, что вы лишний элемент, как принял это я?
– Ничерта ж себе! – присвистнула Виргиния, обозревая смыкающийся вокруг неё плотный строй кораблей противника, – не думала, что вас сразу столько можно увидеть… Честно, и обошлась бы без того, чтоб увидеть… Ну да ладно, познавательно. Чёрт, это ж сколько работы-то… Ну, ребята, давайте, покажите, чем вы можете повысить моё мнение о вас!
По правде говоря, вообще-то было страшновато. Силы противника по крайней мере в поле её зрения превышали их силы раз в пять. Ну, конечно, это не считая лекоф-тамма, которые в «обычных силах» исчислялись с трудом. Но, как известно, даже слоёные пирожки имеют шанс выиграть войну, если их наберётся миллиард-другой…
Ребята «показали». Ну, опыт прошедших поражений должен же был их чему-то научить… Десять ближайших кораблей сосредоточили огонь в одной точке. Конечно, была эта точка таковой недолго – лекоф-тамма молниеносно прянул, одновременно вперёд и в сторону, уходя из-под огня, но на броне остался довольно глубокий, внушительный оплавленный след. Левый бок жгло – переводя в человеческие ощущения.
– Вашу ж мать! Вы знаете, сколько эта штука стоит? Кто за ремонт платить будет – вы?
Надо думать, немало словесных баталий было в обсуждении, где у лекоф-тамма могут быть жизненно важные центры. И надо думать, об этих точках они договорились заранее, как и об очерёдности стрельбы, потому что договариваться на поле боя уже некогда. Что ж, мысль во многом здравая – одновременный огонь десяти, не говоря уж – больше кораблей мог нанести серьёзный ущерб… Значит, стоит полагать, они выстроились сейчас в наиболее удобный для такой стрельбы порядок. Значит, следует заставить их этот порядок нарушить…
Виргиния, активировав режущие лезвия, спикировала на небольшую группу кораблей в правом фланге – они не стреляли, и того, что первыми атакованы будут они, не ожидали… и напрасно. Тем, стрелявшим, нужно время для перезарядки главных орудий, а вот одной из следующих групп с вероятностью были бы эти… Корабли поддержки, по её сигналу, всем невеликим строем врезались в наиболее плотный строй кораблей противника в центре. Громахцы, решившие, что чокнутые ранкезцы все разом вздумали пойти на таран, бросились врассыпную… Ранкезцы разделились, выбрав каждый ближайшую цель из наиболее крупных и наименее маневренных кораблей, загоняя их в неудобную для стрельбы позицию и смешивая их построение ещё больше. Десять из пятнадцати кораблей Ранкезы представляли собой илпу – довольно своеобразной конструкции средние крейсеры, получившие своё имя в честь одной громахской океанической рыбины… У илпу, которые рыбы, мягкий, совершенно ничем не защищённый лоб, зато по бокам – ряд острых шипов, которыми она, врезаясь в стаю врагов, колет и рвёт их слабо защищённые бока. У илпу, которые корабли, нос имеет крепкую броню и орудия ближнего боя, но основная мощь всё же принадлежит боковым орудиям, являющимся одновременно и таранными, и орудиями залпового огня. На Громахе такая конструкторская идея признания не получила, возможно, потому, что военное руководство, обладая весьма малым опытом собственно военных действий, а не подавления слабовооружённых мятежей и усмирения пиратских дрязг, не видело нужды в подобных приёмах. Не так уж часто им приходилось иметь дело с плотным строем кораблей, а не группой максимум из десяти. Так-Шаой тайно выкупил пробную партию за бесценок, внёс некоторые конструктивные улучшения… При существенном увеличении скорости илпу стали довольно эффективны, врезаясь в строй противника и, стремительно вращаясь, пропарывая бока менее поворотливым кораблям – уничтожать в основном не уничтожали, но из строя выводили качественно. Похоже, хотя бы частично цель была достигнута – вести прицельный слаженный огонь противник уже не мог.
