«Мы не слишком разные. Не более, чем любые два мира, делающие шаг к слиянию».
– Ничего не понимаю… Эти модули – они ведь лицензионные?!
– Самые что ни на есть. Да, осмелюсь предположить, господин Гарибальди и не нашёл бы, где здесь купить нелицензионные.
– Сообщите в компанию.
– Уже. Они, разумеется, примут все возможные меры… Но это определённо не их вина. Выход выключен изнутри. Не знаю, как, но именно это и имеет место быть.
Рыжий энфили вытаращился на старого нарна в шоке.
– Но разве такое возможно?
– Парень, я объяснить тебе всего не смогу, я продвинутый пользователь, а не специалист. И я всё же имел дело с обучающими симуляторами, а не с подобным… Но я хорошо вижу, что само устройство в порядке. Но механическое отключение питания не поможет…
– Почему? Если мы просто снимем эти штуки, разве не…
– Нет. Их сознание застряло там, в модуле. Их мозг настроен на генерацию импульсов, соответствующих той реальности. Хуже мы этим сделать можем, лучше – нет.
Молодой доктор вцепился себе в волосы.
– Через несколько часов сюда прибудет его сестра… Что будет, если мы до тех пор не сумеем привести их в чувства?
Из-за толстой перегородки прозрачного оргстекла Софья наблюдала за происходящим. Лекоф-тамма «сидел» – нижняя гибкая часть его корпуса, свернувшись в кольца, поддерживала верхнюю, словно на постаменте. Машины были разными. То есть, при общем единообразии конструкции – руки, голова, туловище, хвост – они различались деталями. Софье хотелось бы знать, отображение ли это «расовых различий» – ничто прямо не указывало на это, по внешнему виду лорканских лекоф-тамма сложно было определить, что они именно лорканские, и машины Илкойненаса и Лионасьенне различались между собой.
Этот выглядел каким-то более… хищным, почему-то хотелось сказать. Может быть, дело в форме лезвий наручей, более угловатых чертах «лица», более тёмном пластике трилистника, изображающего, кажется, глаза. Короткие, сейчас неподвижно свисающие до острых «плеч» щупальца-стрекала тоже были тёмными и казались прямыми и жёсткими, как гвозди.
У машины, разумеется, нет своего сознания. Но сложно было сказать, что у неё нет своего «я». Смотря как определять само понятие «я». Если как совокупность памяти, эмоций, привязанностей и сокровенностей – то, конечно, не было. Но некая разновидность желаний, предпочтений, склонностей – была. Софья чувствовала эти импульсы – слабые, сонные… примерно как у животного. Можно ли сказать, что у животного нет индивидуальности? Животное очень хорошо понимает свою отдельность от всего остального вещественного мира, когда ставит перед собой задачу победить соперника, добыть пищу, найти место для гнезда. Оно меньше всего думает при этом о том, что им руководят инстинкты, общие для всех представителей его вида. Для него это – ЕГО желания, самое главное, что есть в нём… Если понимать «я» как способность к абстрактному мышлению и философским вопросам – то его у машины нет. Если понимать как волю – то есть.
Джани прошёл по мосткам-креплениям над кольцами хвоста лекоф-тамма. Софья уловила слабый импульс – отклик нейросенсорной системы на родственную ДНК. Просто отклик. Ни положительного, ни отрицательного смысла. Джани обернулся, прижал сжатый кулак ко лбу в неком молитвенно-клятвенном жесте, блеснула в свете ламп цепочка. «Ты оправдаешь. Ты будешь достоин…»
Внутренняя лифтовая система понесла его вверх, туда, где ждала его нейросенсорная система – студенистое тело, прошитое тонкими проводами. У неподготовленного страх наступит уже на этой стадии – от самой мысли, что в это странное тускло мерцающее желе он будет погружён с головой. Не вздохнуть, не закричать… Конечно, даже при условии низкой синхронизации риск гибели несостоявшегося пилота невелик – система просто вытолкнет его… Если только страх и паника не парализуют его. Тогда возможно всё…
Если бы тело могло выбирать себе мозг, душу – что бы это было? Вообще, что именно тело выбирало бы себе – мозг или душу?
Софья верила в душу – отчасти ввиду проведённого на Минбаре детства, отчасти благодаря памяти тех на Парадизе, кто имел некий экзистенциальный опыт – клинической смерти или воспоминаний о прошлых жизнях. Однако она не могла бы – а кто мог бы? – сказать, что есть то «я», то понятие личности, с которым мы взаимодействуем в этой жизни и которое собственно и называем человеком, как оно соотносится с душой или с мозгом. Подискутировать на эти темы до сих пор любо-дорого очень и очень многим, при этом одни, будучи в большей степени материалистами, полагают, что всё, что касается индивидуальности и самосознания, есть исключительно продукт работы мозга, с мозгом развивается и с ним же умирает – окончательно и полностью, другие же не сомневаются, что не функционирующий мозг делает тело живым, а наличие души делает живым и тело, и мозг, как центральную его часть. Может быть, душа располагается в мозге, может быть, в сердце, может быть, как верят некоторые – покрывает и пронизывает собой всё тело, каждую его клетку. Есть представление и о трёхчастной структуре человека – тело, рождающееся на одну жизнь, дух, вырабатываемый в течение этой жизни, вероятно, как продукт работы мозга, средоточие памяти и воли личности, каковой она является именно в этой жизни, в этом теле и с этим именем, и душа – некая над-личность, которая существовала прежде этого рождения и будет существовать после смерти этого тела. Такой взгляд был наименее популярен в силу того, что оставлял слишком много неотвеченных вопросов, но он казался Софье, как и многим её соплеменникам, наиболее вероятным путём к истине. Как определять призраков – как заблудившуюся в этом мире душу, не ушедшую после смерти в следующее воплощение или в некую загробную жизнь в раю или аду, или по какой-то причине не умерший, не рассеявшийся дух? Ведь память призрака – это память только одного этого воплощения. Оцифрованная, записанная на носитель память, матрица личности – такие эксперименты проводились многими развитыми расами, древними – более успешно, современными – пока менее – является духом или душой? Если человек, имеющий опыт метемпсихоза, встретится с такой оцифрованной личностью своего прежнего воплощения – можно ли считать, что он встретил самого себя? Можно ли считать, что его уже двое?
Больше, чем минбарцы, о душе рассуждают только парадизцы. Логично, для мира, в котором решены все основные проблемы, нет более важной задачи, чем найти ответ на вопрос, кто мы есть. На Парадизе до сих пор никто не умер, и никто никогда не умрёт. Могло раствориться, умереть физическое тело – хотя во власти Айронхарта было продлить физическое существование на столько времени, сколько хозяин тела пожелает. Во власти Айронхарта было остановить, запустить, повернуть вспять процесс старения. Софья могла, ради любопытства, побыть день девяностолетней старухой или таким же ребёнком, каким она когда-то покидала Минбар. Имея доступ к памяти каждого живущего на планете, можно было прожить тысячи жизней. И кроме развлекательной цели, это, разумеется, имело общую и главную цель – познание. Взгляд одного, восприятие одного – всегда несовершенно. Взгляд множества глаз, объединённый в один, даёт картину мира. И таким образом было достигнуто многое, но, конечно, не всё…
Она улыбалась, вспоминая, как удивлялся и протестовал Джани по поводу того, что она приняла участие в их экспедиции. Для неё, при её статусе – можно ли так рисковать? И ещё больше удивился, когда узнал, понял. «Разумеется, ты был одной из причин. Увидев тебя и осознав, что не смогу тебя отпустить, без уверенности, что увижу ещё раз, я восприняла это, если угодно, как ещё один знак. Каждой из причин хватило бы, чтобы оправдать мой выбор, две их не оставляло места сомнениям». Как-то при ней Дайенн думала, глядя на Вадима, думала достаточно «громко», над давно мучившим её вопросом – о трилюминарии, светившемся в его присутствии. Вопрос, может ли Вадим быть потомком Синклера-Валена или тем более его перевоплощением, не единственный и не главный, который занимал Софью. Трилюминария на Минбаре три. В превращении Синклера, как и Деленн, участвовал один. Откуда и для чего остальные два? И который из трёх был тот, с которым столкнулся малолетний Вадим? И если тилоны были расой, создавшей трилюминарии – «ключ жизни», то может ли для посла Парадиза быть что-то более важное, чем раскрытие хотя бы этой тайны?
