– Иногда, когда говорят «поздно» – действительно поздно. Посмотрите на экран.

Дайенн повернуть голову не могла, она только скосила глаза. На экране был корабль. Много думать было не надо, чтоб догадаться, чей. Товарищи Аскелла…

– Что это там верещит? Ответить, что ли, требуют? Так, давай этого оттащим… Что-то надо с Дайенн делать, как-то привести её в себя…

В рубку выбежал Арнух – и застыл на пороге, вытаращив глаза.

– Дружище, будь добр, возьми леди и бережно отнеси в капсулу. На сколько, говоришь, это? На час? Потом возвращайся сюда, всё-таки без тебя мы тут… с ходу не разберёмся… Ты, не дёргайся. Минбарские пояса крепкие, это уже не единожды проверено. Где-то тут я видел некую… кладовочку… Вроде, снаружи запирающуюся…

Тилон снова рассмеялся сквозь гримасу боли.

– Ладно, меня одолели… Как собираетесь одолеть целый корабль?

– Не твоя забота, приятель. Сиди, отдыхай. Ты за что Роджера-то… подозревать начал?

– Полез куда не надо, – усмехнулся арестант уже из-за закрытой двери.

– Увидел, что координаты заданы… немного не те, что говорились, – пояснил за него Дэвид, – мы летим не к Арнассии. Мы летим к Карнеллии.

Арнух провёл рукой над панелью.

– Если собираетесь им сказать, что Аскелл пока не может подойти, а они могут подождать в сторонке, то вообще-то – мы не знаем их языка.

Дрази, кажется, грязно выругался.

– Что будем делать?

– А что сделаешь… Орудий тут, как я понял… целое одно?

Арнух удручённо кивнул. Диус почувствовал, что впору благодарить судьбу за Центаврианскую кампанию, когда-то существенно обогатившую его знание родного языка в ненормативной его части.

– Ни гиперпривода, ни орудий… Ни каких либо кораблей вокруг, кроме этого самого… Когда такие задачки задают на уроках стратегии, студенты обычно спрашивают: «Вы за кого – за нас или за противника?»… Мы хоть сигнал СОС подать успеем? Хотя толку… Мне лично всё равно, отправят ли мои останки моей матушке, которая, кажется, всё ещё жива…

Арнух вдруг обернулся с лицом, явственно озарённым идеей.

– Господин Шеридан… Если правда то, что тут о вас говорили… Ну, дети говорили, и вообще… Вы же можете их… Ну, прямо отсюда? Дистанционно?

Дэвид покачал головой.

– Не можете?

– Не стану. Тут он прав. А вот закрыть корабль щитом – хотя бы попытаться могу. Если, конечно, эти стены… пропустят…

– Ну, самое время пробовать. Похоже, они уже поняли, что что-то нечисто, и разворачивают орудия.

В детстве маленькая Виргиния, когда смотрела мультики, всегда возмущалась, когда видела что-то вроде вылета героев с планеты без скафандра и прогулки среди звёзд – пятиконечных и жёлтых, как любимый мамин сыр «Маасдам». Потому что уже тогда папа накупил ей много энциклопедий – уступив уговорам, правда, продолжая предупреждать, что доча наверняка ничего не поймёт. Поняла Виргиния действительно далеко не всё, но главное, что она из этих энциклопедий усвоила – что в космосе нечем дышать, да к тому же и очень холодно, так что без скафандра там делать нечего, что звёзды – вовсе не пятиконечные, и не рассыпаны вокруг Земли этаким праздничным конфетти, что Солнце – тоже звезда… Милли называла сестру занудой и прогоняла, когда она начинала громко и ехидно критиковать эти мультики, которые теперь с увлечением смотрела младшая сестра. Мультики, которые предпочитала Виргиния – фантастику, с боевыми роботами и большим количеством боевых сцен – Милли в свою очередь считала тупыми и бессодержательными.

Лет в 13 Милли с замиранием сердца читала на каком-то форуме стихи молодых дарований, которые, как ей казалось, очень точно отвечали её внутренним ощущениям. Она, конечно, пыталась писать и своё что-то подобное. Когда Виргинии попалось на глаза что-то про «босиком ухожу среди звёзд, в космическую пустоту, вдыхая холод безразличной вселенной»… В общем, с тех пор Милли очень хорошо усвоила, что лучше хотя бы разлогиниваться, если забываешь компьютер включенным и оставляешь открытыми любимые страницы.

– Что-что ты там вдыхаешь?

– Джин, у тебя совершенно нет поэтического воображения. Ты зануда и сухарь.

– Да не, поэтическое воображение у меня есть… Просто есть и более простые и менее заезженные образы, чтобы выразить меланхолию. Раньше хоть уходили босиком просто в ночь, по пустынной дороге через поле и бла-бла, а теперь для идиотов дороги в космосе построили… Что такое метафора, Милли, я как-нибудь знаю. Просто я люблю, когда описывают что-то, что хотя бы могут представить. А не просто что красиво звучит. Ночь, Милли, ты можешь ощутить, но на земле. А космос ты ощутить не можешь, между тобой и им всегда будет скафандр.

– Самой-то слабо хоть что-нибудь написать? – разобиделась Милли.

– Слабо, – пожала плечами Виргиния, – писать что-то стоит тогда, когда можешь сказать что-то умное и новое.

Теперь у Виргинии была возможность рассказать Милли что-то о том, как именно ощущаешь себя босиком среди звёзд. Лекоф-тамма, правда, не дышал, потребности не испытывал. А вот холод чувствовал. Так же, как и регистрировал все излучения, так что про прикосновения звёздных лучей тоже что-нибудь можно б было сказать…

Однако сочинять стихи Виргинии было совершенно некогда – из раскрывшейся воронки гиперперехода выплывал эклектичный строй кораблей Громахи.

Для того, чтобы внушать такой ужас, граничащий с суеверным, подумала Виргиния, лекоф-тамма были слишком маленькими. Самый мелкий из кораблей противника был больше по крайней мере раза в три. Скорее уж это ей надо было чувствовать себя среди них охваченной страхом, паникой, хрупкой, уязвимой, почти голой. В следующую минуту ей пришло в голову, что, возможно, в этом и дело. Генерируемое нейросенсорной системой поле – слабое, но достаточное для того, чтобы воздействовать определённым образом. В том, кто привык драться, а не убегать – а пилот лекоф-тамма по определению тот, кто дерётся, а не убегает – страх пробуждает ярость, стремление уничтожить опасного противника раньше, чем он попытается атаковать. При том нельзя сказать, чтобы это были «мысли машины», нет, она всего лишь обращалась к соответствующим механизмам, заложенным в каждом разумном существе, точнее, считающем себя таковым. Усиленная яростью, ментальная волна накрывала уже пилотов вражеских кораблей – тех, до кого могла дотянуться, но и небольшого радиуса хватало, внезапный страх неминуемой расправы дезориентировал их, заставляя выбирать наиболее проигрышную стратегию. Возможно, дело было и в чуждости ментальных полей – забитый куда-то вглубь сознания страх перед инопланетянами вырывался, распускался во всей красе. Ксенофобия, обращённая против самих боящихся. Остальное происходило уже естественным путём – видя, как легко лезвия лекоф-тамма кромсают корпуса соседних кораблей, пилоты, до которых ментальная волна не добралась, сами уверяли себя уже не то что в силе, а в непобедимости Змея Пустоты – так переводилось древнее слово лекоф-тамма. Не обязательно визуализировать кошмары, не обязательно застить взор. В каждом из нас найдётся рычаг, открывающий ту дверь, за которой сметающая сознание лавина ярости, паники, хаоса. Только, конечно, действовать так было совершенно не в интересах Виргинии. Всё равно что размахивать пистолетом, как дубинкой. Был и другой, хотя, естественно, более сложный и требующий большей концентрации путь. Подавив первую ментальную волну, заставив машину сосредоточиться на анализе возможностей противника, Виргиния сменила заряд второй ментальной волны на просто парализующий. Конечно, проще б было действовать так, будь кораблей… ну, несколько поменьше… Ладно будем считать, такой у этой игры уровень сложности. Лекоф-тамма прянул – и в три «прыжка» пронзил самым тонким лезвием левой руки три ближайших корабля в точки возле кабины. Вроде, уязвимое место у змеи… Забавно, учитывая, что змеёй был скорее сам лекоф-тамма. Хотя Виргиния предпочла бы видеть его кошкой. Сильной молодой кошкой, вышедшей против армии крыс – крепких, злых, опасных крыс, которых она, однако же, не собирается рвать в клочья – много чести им – а парализовать, вонзив клыки точно в основание позвоночника. Энергетический контур кораблей у лекоф-тамма как на ладони – словно скелет на рентгене. Опомнившись, несколько кораблей – ментальная волна их не коснулась, и они просто видели хоть и проворный и хорошо вооружённый, но очень маленький боевой механизм, который своими, видимо, достаточно слабыми ударами не уничтожил атакованные корабли и даже не нанёс им существенных повреждений. К тому же, увидев атаку левой рукой, они, видимо, решили, что пилот левша… «Это вот вы зря, ребята…»