Адрес получателя: «Командиру 4-й роты капитану В.Л. Хорошевскому»

Адрес отправителя: «Твоя совесть»

Свои действия, «Ящик» объяснил, что травмированный Нахрен может потребовать служебного разбирательства. А такая надпись наведет «душевных, но дотошных пацанов из особого отдела» на неожиданную мысль о заранее спланированном заговоре. И тогда с нас живых не слезут. Все согласились с Женькой. Береженого Бог бережет.

В положенное время 4-я рота построилась для следования на обед, но капитан Хорошевский не вышел на плац. По телефону через дневального он вызвал старшину и передал ему все полномочия по руководству личным составом.

Когда мы вернулись в казарму, ротного уже не было. Особо не скрывая гаденько-ехидной улыбки, дневальный на тумбочке рассказал, что хромая и корчась от боли, капитан уполз домой.

Честно говоря, мы ждали кровавых разборок и жестоких репрессий, но, к приятному удивлению, ничего подобного не последовало.

Больше всех переживал Петрович. Он обоснованно опасался, что как «первопричину событий с посылкой», могут притянуть и его.

Дабы успокоить «пензюка», все парни из 45-го отделения договорились, что если начнется официальное расследование, то все, как один, напишем рапорта о непристойном поведении командира 4-й роты. Мы понимали, что подобный демарш от неминуемого отчисления из училища нас не спасет, но неуравновешенных людей с хамскими замашками, наверное, все же нельзя допускать к руководству личным составом.

Тем временем, Нахрен официально оформил больничный лист, доложив комбату Серову, что повредил ногу, нечаянно запнувшись на проклятой лестнице образца 1943 года.  Пиночет сделал вид, что поверил.

Через месяц Володя Хорошевский вернулся в роту. Он заметно прихрамывал, но открытых расследований не проводил и в репрессии не ударился. Возможно, его верные «сексоты» тихонько и шуршали по роте, выискивая зачинщиков и активных участников минувшего заговора но никто из 45-го классного отделения не пострадал.

Более того, «урок с пенальти» пошел капитану Нахрену на пользу. На третьем курсе курсанты наблюдали такую картину: ведомая Володей Хорошевским, 4-я рота медленно вползла в казарму после ужина. Торопясь доложиться по телефону «великому и ужасному» Пиночету, чтобы скоропостижно слинять домой, капитан спешил в свой кабинетик… Как вдруг неожиданно сменил курс и сунулся в спальное помещение, где под кроватью какого-то парня из 42-го классного отделения, виднелся краешек фанерного ящика – посылка! В охотничьем азарте Нахрен резко ускорил шаг, сделал «футбольную» стойку, энергично отведя ногу максимально назад для последующего мощного удара… но резко осекся, аккуратно и медленно поставил потенциально «ударную» ножку на пол. Затем, развернувшись на сто восемьдесят градусов, тихонько потрусил в канцелярию.

В роте раздались сдержанные смешки. Но мы нашли в себе силы подавить жгучее желание заржать во все горло. В свою очередь, капитан Хорошевский нашел в себе силы, чтобы сделать вид, как будто ничего не услышал.. Статус кво сохранился.

Процесс воспитания Нахрена начал давать первые положительные результаты.

Прошли мимо ДК «Октябрь». На горизонте замаячила мерцающая неоном красная вывеска: «Минутка». В предвкушении знатной обжираловки обильная  слюна наполняла рот, как вдруг Витя Копыто заорал дурным голосом. Да так истошно, что прохожая тетка выпустила объемные сумки из рук, обреченно охнула и схватилась за сердце. А Витя продолжал орать, как резаный.

– Стоять! Стоять, я кому сказал! Всем стоять! А ну, назад, в «Октябрь»!

Ребята, нехотя, двинулись назад. Время увольнительной неумолимо таяло. Витя вбежал вверх по мраморной лестнице ДК и остановился у цветной афиши. Копыто светился, аки прожектор, комично пританцовывал и тыкал руками в огромное полотно. На холсте три на четыре метра красовалось яркое и красочное приглашение посетить танцевальный вечер «Тем, кому за 30!»

Блин, вообще красота! Совсем парень умом тронулся. Первым опять возмутился Валера Гнедовский, выражая всеобщее мнение.

– Ну *здец! Витя, ты болен! Твой шифер треснул и крыша съехала. Повторяю для тех, кто на бронепоезде: «Тихо шифером шурша, едет крыша неспеша!» Курсант Копыто, бегом в аптеку! Срочно возьми яду и принимай по пять капель три раза в день!

– Не, а что? Чем не танцы?!

– Точно, чердак потек. Витя, увидишь белую машинку с красной полосой и цифрами «03» на капоте и на боках, беги на дорогу и сразу прыгай под колеса. Запомни, где пишут: «За 30-ть», там все 70-80, я точно говорю. Вежливость, этика, эстетика и как его… толерантность. Во! Понимаешь?! Это же танцульки для Дома престарелых. Твоя потенциальная партнерша по танцам на ночь вставную челюсть в стакане замачивает. Ну, дятел! Ребята вяжите его, на обратном пути в «дурку» сдадим.

Но Витя не унимался. Он вращал глазами и отчаянно брызгал слюной, на трескучем уральском морозе мгновенно превращалась в маленькие льдинки и с веселым звоном падала на мраморные ступеньки ДК.

– Какая нам разница? Пусть будет хоть сто лет, день все равно пропал. Давайте зайдем! Потом будет что вспомнить и внукам рассказать. Тем более, времени осталось пару часов, а тут девушки. В смысле… дамы, должны быть, однозначно. Не понравится, всегда свалить можно. Короче, хорош ломаться, как ни разу не целованным. Где наша не пропадала?!

  Не знаю, что в тот вечер на нас нашло, но сопротивляться безумному порыву нашего дурачка было просто лень. Да и любопытство, знаете ли. Короче, мы поддались на доводы Копыто, который по-хозяйски распахнул массивную дверь и вошел в огромный холл ДК.

У заспанной гардеробщицы от несказанного удивления вывалилась вставная челюсть. Щуплая старушка растерянно металась по раздевалке, принимая двадцать шинелей.

Добрая бабулька попыталась о чем-то нас предостеречь, но уверенный тон Виктора свел на нет все ее благие намерения.

Избавившись от верхней одежды и старательно причесавшись, мы столпились у дверей, отделявших нас от танцзала. Сквозь резную древесину с медными ручками доносилась размеренная и слегка заунывная музыка.

Сделать решающий шаг, чтобы распахнуть массивную дверь и войти в зал, было непросто. Совсем непросто.

Видя что пауза затягивается, сержант Гнедовский вытолкнул Витю. Слегка прицелившись, Валера Гнедовский придал курсанту Копыто поступательный импульс дружеским, но мощным пинком ноги по костлявой заднице.

Получив заряд уверенности, Витя Копыто влетел в просторный и ярко освещенный зал, распахнув настежь двери. Ву-а-ля! Первый пошел!

Остальным не захотелось показать свою робость и мы дружно двинули следом.

За массивными дверями нашему взору открылась идиллическая картина. В огромном зале с шикарным лакированным паркетом и со старинными бронзовыми люстрами, висящими под потолком на внушительных цепях, находилось около ста мужчин и женщин возрастом от тридцати пяти до глубоко за сорок пять-пятьдесят. М-да, прозорливый Гнедовский был частично прав насчет возрастной поправки в более древний период.