– Хасан предложил мне в награду дом и богатство. И я не устоял. Я всю жизнь хотел разбогатеть. Но когда я взял на себя проклятие, Хасан рассмеялся мне в лицо.

– Почему? – жестко спросил Джим.

– Хасан сказал, что, если я сбегу из Пальмиры, проклятие настигнет меня даже на краю света и не я один стану его жертвой. – Сэр Джеффри замолчал.

– Расскажи дочери все, – попросил Джим, на этот раз мягче.

Сэр Джеффри опустил глаза. На Геронду он старался не смотреть.

– Хасан предупредил: если я сбегу, проклятие падет не только на меня, но и поразит моих потомков по седьмое колено. Он сказал мне: «Подумай о своих детях, о детях твоих детей. На каждого из них, рожденного по седьмое колено, падет проклятие». – Рыцарь тяжко вздохнул и, так и не подняв глаз, продолжил рассказ:

– Я верил, что мне удастся избавиться от проклятия и перевезти в Англию большую часть полученного богатства. Надеялся, что проклятие, наложенное на мусульманина, не представляет опасности для христианина. Но я ошибся, а когда понял свою ошибку, пути назад не было. Не мог я и вернуться в Англию.

– Ты сказал, что просто не посмел вернуться, – язвительно напомнила Геронда.

– Расскажи, что за проклятие ты на себя взял, – сказал Джим. Он повернулся к Геронде:

– Ты видела Ахримана, Геронда. Он представлял реальную угрозу. Проклятие, которое последовало бы за твоим отцом в Англию, тоже могло таить реальную опасность.

– Я не боюсь никаких проклятий! – заявила Геронда, гордо подняв голову.

– Расскажи все до конца, сэр Джеффри, – устало произнес Джим. – Может быть, Геронда изменит свое суждение.

Лицо сэра Джеффри исказилось от душевной боли.

– Думаю, не стоит... – выдавил из себя рыцарь.

– Разве ты не видишь, что Геронда не понимает тебя? – воскликнул Джим. – Скажи ей, что за проклятие тяготело над тобой.

Сэр Джеффри глубоко вздохнул, выпрямился и поднял глаза на дочь:

– Я не мог подвергать тебя опасности, Геронда. Я не мог привезти в Малверн проказу.

– Проказу! – разом вскричали Брайен и сэр Ренель.

Геронда молчала. Кровь отхлынула от ее лица. В Англии, как Брайен рассказывал Байджу, прокаженных не колотили палками и не прогоняли в пустыню, как в Пальмире, но и здесь с ними не церемонились: выставляли из дома, и те бродяжничали в поисках временного пристанища и случайного подаяния, оповещая встречных о своем приближении звоном подвешенного на теле колокольчика.

В средние века проказа наводила на людей ужас, и в Англии этой болезни боялись не меньше, чем на Ближнем Востоке.

– Вот, оказывается, почему сэр Джеффри не мог возвратиться в Англию, Геронда, – мягко сказал Джим.

Геронда посмотрела на Джима, хотела что-то сказать, чуть не задохнулась, перевела взгляд на отца, соскочила с помоста и бросилась к лестнице – наверх, в свою комнату.

В наступившей тишине раздался голос Энджи:

– Я думаю, ты поладишь со своей дочерью, сэр Джеффри. Но на все нужно время. Только надо потратить его с пользой.

Последовало долгое молчание.

– Да поможет мне Бог! – наконец произнес сэр Джеффри.

Джим и Энджи возвращались в Маленконтри по воздуху.

– Ты уверен, что сэр Ренель остался в Малверне по своей воле? – спросила Энджи.

Джим кивнул. Должно быть, со стороны это любопытное зрелище, пронеслось в голове у Джима, пребывавшего, как и Энджи, в обличье дракона.

– Сэр Ренель поступил правильно, – сказал Джим. – Он чужой в здешних краях, и ему лучше коротать время со своим старым другом. Обстановка в Малверне изменилась к лучшему, и думаю, в доме сэра Джеффри постепенно воцарятся мир и согласие.

– Надеюсь, – сказала Энджи, поднимаясь, как и Джим, с восходящим потоком воздуха. – Нет, я даже уверена, все так и случится.

– Я тоже, – согласился Джим.

Он был счастлив и знал, что Энджи тоже счастлива. Наконец-то они вернутся домой, увидят Роберта, смогут побыть наедине.

Они с Энджи сделали все возможное, чтобы помирить Геронду с отцом. Джим мысленно содрогнулся, представив, какой шок пережила Геронда. У нее и в мыслях не было, что сэр Джеффри готов на самопожертвование ради дочери. Долгие годы Геронда судила своего отца слишком строго. Теперь она станет понимать его лучше.

Слава Богу, у Джима с Энджи никогда не было разногласий. Вот и сейчас они вместе возвращаются домой, летят бок о бок. Небо над головой почти безоблачно, а солнце, похоже, светит даже ярче обычного. И хотя внизу чернели еще не распустившиеся деревья, а земля вдали казалась тускло-коричневым ковром из слежавшихся прошлогодних листьев с разбросанными по нему там и сям пятнами талой воды, в воздухе чувствовалась весна, и Джим с удовольствием – ноздрями дракона – вдыхал этот живительный воздух.

Джим был доволен, что сэр Ренель в конце концов решил остаться в Малверне. Правда, рыцарь принял приглашение сэра Джеффри лишь после того, как его дружно уверили, что ему действительно рады и он никому не доставит ни малейшего беспокойства. Джим подумал, что, если бы Геронда не убежала к себе, она бы, пожалуй, поддержала своего отца.

Сэр Ренель остался в Малверне, и надобность в лошадях отпала. Само собой, Джим с Энджи решили добираться до Маленконтри по воздуху, обернувшись драконами.

– Я действительно рад, что мы возвращаемся домой, – сказал Джим.

– Я тоже, – вторила мужу Энджи. – Надеюсь, с Робертом все в порядке.

– Не сомневаюсь, – ответил Джим.

Минутой позже Джим и Энджи опустились на башню Маленконтри.

Караульный издал громкий возглас, мало похожий на обычный легкий показной крик, которым люди Маленконтри встречали своего хозяина в обличье дракона.

Джим и Энджи обернулись людьми.

– Мы вернулись, Гарольд, – сказал Джим.

– Да, милорд, – коротко ответил караульный. Его лицо было непривычно бесстрастным.

– Радостного блеска в глазах Гарольда я не заметил, – вполголоса сказал Джим, спускаясь вместе с Энджи по лестнице.

У дверей господской комнаты не было слуги. В комнате топился камин, правда, огонь в нем еле теплился. Слуги просто по обыкновению боролись с сыростью. По их глубокому убеждению, одежда, оставленная на ночь в холодной комнате, к утру обязательно сделается влажной, а то и покроется плесенью. Тому был резон: в большинстве средневековых замков сыро почти круглый год.

Джим огляделся по сторонам. Что может быть лучше собственного дома!

– Пойду взгляну на Роберта, – сказала Энджи. Идти далеко ей не пришлось – комната Роберта находилась за перегородкой.

Через минуту Энджи вернулась:

– Он уже заснул, спит, как младенец.

Джим кивнул и принялся подбрасывать дрова в камин.

Энджи тронула Джима за руку.

– Ах да, – буркнул Джим, сообразив, что в комнате вот-вот появятся слуги.

Крик караульного наверняка услышали во дворе, и весть, что хозяева вернулись домой, несомненно, уже облетела весь замок. Увидев, что лорд сам топит камин, слуги смутятся.

Действительно, слуги не заставили себя ждать. Едва Энджи сняла плащ, а Джим вылез из порядком надоевшей ему кольчуги и уселся в изготовленное по его заказу кресло, как в комнату, легонько постучав для приличия в дверь, торопливо вошли слуги.

Один занялся камином, другой принялся вытирать пыль.

Бет, служанка лет тридцати, остановилась посреди комнаты, держа в руках поднос с вином и пирожными.

– Поставь поднос на стол, Бет, – сказал Джим. Есть он не хотел, как, вероятно, и Энджи, но счел за благо не обижать служанку отказом.

– Слушаюсь, милорд, – ответила Бет, даже не подняв глаз на Джима.

Выполнив свою работу, слуги попятились к двери, монотонно повторяя друг за другом: «С разрешения милорда», «Извините за беспокойство, милорд и миледи».

Джим и Энджи остались одни.

– Ты ничего не заметила? – спросил Джим. – Слишком уж они вежливы. Мне кажется, за этим что-то кроется.

– Похоже, что так, – ответила Энджи. – Не пойму, в чем дело.